– Ты обязательно встретишь такого человека, сестра, – утешил ее Варфоломей, – но лучше бы шла за нами, ибо этот путь ведет к истинному Богу.
– Ну уж нет! – отрезала блудница. – Я люблю этот мир, а вы показываете дорогу прямиком на тот свет. Вы как ходячие мертвецы – сами неживые и делаете мертвыми живых. Слыхала я ваши проповеди, у меня от них мороз по коже. Брр! – она передернула плечами.
– Прощай, сестра, Бог не оставит тебя: он милосерден ко всем, даже к тем, кто не просит его милости, – поклонился ей Варфоломей.
– Я не против, пусть милует, если хочет: уж с него-то я денег не возьму! – весело отозвалась блудница.
Иисус возлежал с Магдалиной на простом деревянном ложе, покрытом тощими тюфяками. Она гладила его плечи и нежно заглядывала в глаза.
– Ты доволен? – спрашивала она. – Хорошая у тебя жена? Как долго мы не виделись, но этой ночью я вознагражу за разлуку и тебя, и себя!
Он крепко обнял ее в ответ:
– Когда я узнал, что ты ждешь меня в Иерусалиме, этот город перестал казаться мне столь мерзким. Мне так хочется отдохнуть с тобой.
– И ты отдохнешь, – страстно прошептала она, впиваясь поцелуем в его губы…
– Какое жесткое ложе, – смеясь, говорила она, придя в себя. – Мой брат так скуп: разве трудно купить приличные тюфяки и мягкое покрывало? Это покрывало грубее войлочной накидки, у меня все тело чешется от него.
– Мне часто приходилось спать на голой земле под открытом небом, так что даже это скромное ложе для меня как царская постель, – сказал Иисус. – Поспим немного, ночь только начинается.
Шум в Иерусалиме не стихал даже в ночные часы: кричали стражники на воротах, по улицам проходили римские патрули, из находившегося неподалеку веселого квартала раздавались взрывы хохота, нестройное пение, а иногда – брань и отчаянные вопли, сопровождающие драку. Иисус прислушался к этим звукам.
– Как много званых, но мало избранных, – пробормотал он.
– Что? – рассеянно отозвалась задремавшая на его руке Магдалина.
– Вспомнил одну притчу, – сказал Иисус. – «Некий человек сделал большой ужин и звал многих, но они начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу придти. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. Сказываю вам, что никто из прежних званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных».
– Давно хотела спросить тебя: где ты так складно научился рассказывать притчи? – спросила Магдалина.
– В Индии, там все рассказывают притчи, – ответил он. – Удивительный народ; я прожил среди него более десяти лет после того, как ушел из дома. В Индии меня постигло просветление – я понял, что такое жизнь и как надо жить.
– Но ты вернулся сюда, – Магдалина не удержалась и поцеловала его плечо. – Что было бы со мной, если бы я не встретила тебя?
– Да, я вернулся, – сказал Иисус. – Мы должны были встретиться, нити наших судеб были переплетены еще до нашего рождения.
– Я часто видела тебя во сне, я знала, что ты будешь моим мужем, – призналась Магдалина. – И в то время, когда я…
– Не вспоминай, – перебил он ее. – Твоей вины в этом нет – твое занятие было не хуже любого другого, которым зарабатывают деньги; истинные блудники – это те, кто продает свою совесть.
– Совесть я никогда не продавала, – горячо сказала Магдалина.
– Я знаю. Что Иосиф, София?
– Иосиф уже начал ходить и лопочет что-то, – улыбнулась она. – А София так радуется, когда видит меня: всплескивает ручками и смеется в своей колыбельке. Жаль, что я не могла привезти их к тебе.
– Мне кажется, я был бы хорошим отцом, – задумчиво сказал Иисус. – Мой отец по-своему любил меня, но редко это показывал, а мать боялась приласкать лишний раз, больше занимаясь моими братьями и сестрами. По городу ходили слухи, что я незаконнорожденный, – сколько раз мне намекали на это соседи и дразнили мальчишки! Я рос в одиночестве, но может быть, так было надо: одинокому дереву ничто не мешает расти и оно крепче к невзгодам. Если бы у меня было обычное детство, вряд ли я стал бы таким, каков я есть.
– Бедный мой, – Магдалина обняла его. – Как бы я хотела уберечь тебя от всех несчастий!
– Почему ты вспомнила о несчастьях? – спросил он, пристально глядя на нее.
– В сердце что-то кольнуло. Не обращай внимания, это глупые женские страхи, – с напускной беспечностью ответила она.
– Женское сердце вещее, – проговорил он про себя, а вслух сказал: – Иди ко мне; я скучал по тебе, я люблю тебя…
Мария Магдалина. С картины Франческо Фурини
– Отчего он выбрал именно ее? – говорил Варфоломей, когда они подходили к дому Лазаря.
– Кто знает! – пожал плечами Филипп. – Почему мы выбираем ту или иную женщину, почему женщины выбирают нас? Существует что-то, определяющее наш выбор; ты скажешь, это красота, доброта, хороший нрав, терпимость, ум и прочие качества, которые мы ценим в людях? А тебе отвечу, что это привлекает, но не порождает любовь. Царица Клеопатра была некрасива и жестока, но мужчины сходили от нее с ума, умирали во имя ее любви. А Эзоп? Он был на редкость безобразен, к тому же, почти всю жизнь провел в рабстве, но женщин влекло к нему. Его любила гетера Родопис, которая отбоя не знала от богатых и знатных поклонников, и даже Клея, жена его хозяина Ксанфа, не могла устоять перед своим рабом.
– Ты начитан и образован, брат, – со скрытой завистью пробормотал Варфоломей.
– Да, у меня были хорошие учителя, ведь мои родители были богаты, – кивнул Филипп. – Они женили меня на добропорядочной девушке с большим приданым; она стала славной женой и родила мне четырех прелестных дочерей. Но когда я услышал проповеди Иисуса, я бросил дом, жену и детей, потому что понял, в чем мое истинное призвание. Идти за Иисусом и служить его учению – это превыше всего, что у меня было раньше, и во имя этого я пойду до конца.
– Я не умею так красиво говорить, но чувствую то же, что и ты, – Варфоломей нахмурился, чтобы скрыть волнение. – Сейчас мне страшно представить, что ты не привел бы меня к Иисусу в свое время, что он не повстречался бы мне в жизни: какой пустой она была бы!
– Вот так и Магдалина, и другие женщины, которые пошли за ним, – кивнул Филипп. – Ты слышал, что сказала блудница: он, де, хорошенький и язык у него подвешен неплохо. Но я думаю, причина привлекательности Иисуса в другом: в нем есть особенная внутренняя сила, душевный свет, к которому все стремятся. Ну, и конечно, его проповеди, которые бывают жесткими и беспощадными к миру, но никогда не бывают злыми к людям.
– Но почему же, все-таки, он выбрал Магдалину? – спросил Варфоломей. – Согласись, он мог сделать лучший выбор: ведь она была блудницей.
– Кто знает, почему? – пожал плечами Филипп. – Возможно, он и сам не сможет ответить на этот вопрос. Были, значит, какие-то глубокие причины, которые вызвали его любовь к ней. Между прочим, из куртизанок получаются отличные жены: познав многих мужчин, они отдают всю свою любовь тому единственному, которого полюбят по-настоящему. Вспомним историю: Перикл мог жениться на любой из лучших девушек Афин, но выбрал гетеру Аспазию, которая стала идеальной женой, примером для прочих афинских женщин.
– Может быть, мне трудно судить об этом, но я помню, как возроптали многие из наших братьев и сестер, когда Иисус стал часто бывать с Магдалиной и при всех целовать ее, – сказал Варфоломей, покачав головой.
– Особенно из сестер, – улыбнулся Филипп. – Они прямо-таки возревновали его к Магдалине и потребовали у него объяснений, почему он выделяет ее в ущерб остальным. Конечно, они имели в виду братские и сестринские отношения, но в глубине души – кто знает… Он же сказал так: «Разве вы не читали, что Господь с самого начала создал мужчину и женщину? Так пусть мужчина оставит отца и мать и прилепится к жене своей, и будут двое единой плотью. И кто хочет жениться, пусть женится, а кто женат, пусть остается таковым», – он показал тогда на меня и Петра, который тоже имеет жену. Вскоре после этого Иисус объявил Магдалину своей женой и сказал ей: «Родишь от меня сына и станешь для него тем, чем была моя мать для меня».
– Да, так и было, – подтвердил Варфоломей.
– Но не было ли это скорее пожеланием, чем воспоминанием о его детстве? – задумчиво продолжал Филипп. – Он не раз говорил, что рос одиноким, что его мать боялась показать свою любовь к нему. И какой смысл он заложил в слова «родишь от меня сына»? Что здесь главное: «родишь сына» или «родишь от меня»?
– Ну, это уж слишком! – возмутился Варфоломей. – Ты клевещешь на него!
– Я лишь повторил его слова, – возразил Филипп, – а тайна его рождения так и останется тайной. Верно то, что по плоти он сын человеческий, но по духу – сын божий.
– Ох, боюсь я таких разговоров! – вздохнул Варфоломей. – И так уже об Иисусе болтают всякие глупости: его называют даже царем Иудейским. Не кончится это добром, помяни мое слово!
– А ведь он действительно мог бы стать царем, он ведь из рода Давида, – заметил Филипп. – И сам Давид, и сын его Соломон – предки Иисуса, он царских кровей. Ирод Великий, которого назвали так больше за его страшные злодеяния, чем за успехи, по своему происхождению имел меньше прав на трон, чем наш Назаретянин.
– То-то и оно: понравится ли это иродиадам? – перебил его Варфоломей. – Сыновья Ирода трясутся от страха в своих дворцах, боясь и римлян, и народа, – так стерпят ли они Иисуса, который благороднее их по крови?
– Я не закончил. Да, Иисус мог бы стать царем, но не хочет этого, – сказал Филипп. – Царь правит по законам земного мира, несовершенным и несправедливым, как и этот мир, но Иисус призывает к высшей справедливости. Его царствие не от мира сего.