– А раньше взять его никак не получится?
– Нет. От тюрьмы до здания суда проложен туннель. Он хорошо охраняется.
– И вы считаете эту затею удачной? – спросил Гейслер.
– Смотря что считать удачной затеей, – отозвался Лешек.
– Но здесь кругом полиция. Участок находится прямо за зданием. Здесь камеры для задержанных, прокуратура… Полно копов!
– У нас нет возможности выбирать, – возразил Смялы.
Арон еще раз оглянулся на здание – мрачный вид особняка не сулил ничего хорошего.
– И что нас ждет там внутри? – подал голос с заднего сиденья Кинг.
– Контроль безопасности с магнитной дугой, – ответил Лешек. – Сотрудники частного охранного предприятия. Возможно, кое-кто из полицейских – в том случае, если нам особенно не повезет.
– А если повезет? – спросил финн.
– Один охранник, народу немного, но это только на входе…
Смялы завел мотор и развернулся к «Амарантену» и его подземному гаражу. Они поставили машину и поднялись на последний этаж. Номер состоял из двух смежных комнат, в стене между которыми была дверь.
Арон встал у окна.
– Ты хотел бы, чтобы я стоял здесь, я правильно понял? – спросил он Лешека.
– Да, – ответил тот и протянул ему бинокль.
Гейслер направил его на вход в здание суда.
– Чем ты намерен меня вооружить?
– Я дам тебе карабин с глушителем и дозвуковые патроны.
Арон стал изучать с биноклем вход в здание с прилегающим к нему участком тротуара.
– У подъезда будут стоять один или два полицейских автомобиля, – продолжал Лешек. – Возможно, кто-то из охраны будет наверху, у двери. – Он протянул Арону кипу бумаг. – Вот здесь я попытался изложить весь план.
Гейслер просмотрел разработанный Лешеком сценарий.
– Автобус? – переспросил он, поднимая глаза от страницы.
– Это потом. Отсюда мы уедем в автомобилях.
– Рискованно, – рассудил про себя Арон.
– Здесь все рискованно, – отозвался Смялы.
Снаружи совсем стемнело, и время уже приближалось к полуночи, когда Арон Гейслер и Лееви Ханнула вышли из номера прогуляться по окрестностям, обсудить план Лешека и походя наметить пути к отступлению. Первым делом они направились к старой ратуше, где должен был проходить процесс над Гектором Гусманом.
Арон посмотрел на башню в центре вытянувшегося вдоль улицы здания.
– Если все полетит к черту, я не намерен отправляться туда же… Я думаю жить дальше, собрать по кусочкам то, что еще можно собрать… и продолжать идти своей дорогой.
– В таком случае будем собирать вместе, – поддержал его Лееви.
– Если только все не полетит к черту, – напомнил Гейслер.
Они повернули обратно к отелю. Из бара неподалеку доносилась музыка.
– Что ты думаешь о братьях? – спросил Арон.
– Звери, – ответил финн, – кровожадные и похотливые… И безмозглые к тому же, – добавил он, помолчав.
– Будем держаться их в таком случае, – многозначительно кивнул его спутник. – Они могут нам пригодиться.
36Стокгольм
Томми готовил мидий по-французски, в печи разогревался хлеб.
Полицейский посмотрел на дисплей телефона, куда транслировались файлы с установленной в Праге камеры, и помешал чеснок и лук-шалот, шипящие в масле на сковороде. На кухне пахло Францией и благополучной жизнью, но кадры в мобильнике, как и прежде, ни о чем не говорили. Людской поток все так же тек вдоль улицы, и редко кто отделялся от него, чтобы войти в здание посольства.
Янссон стучал о скамью голубыми мидиями. Негодные выбрасывал в мойку.
Впрочем, за все время наблюдения несколько человек все же вошли в здание посольства через меньшую из дверей. Томми даже успел запомнить в лицо некоторых сотрудников. На «туристов», которые время от времени околачивались у входа, он старался внимания не обращать.
Янссон положил мидии на сковородку, добавил белого вина и сливок. Комнату заполнил новый запах – более тяжелый и теплый.
Полицейский тщательно вымыл руки под краном.
На дисплее мобильника текла поредевшая толпа гуляющих.
Томми достал из духовки хлеб, а потом набрал в глубокую тарелку мидий, сел за стол и взялся за телефон. Он ел, не спуская глаз с дисплея, но фильм шел слишком медленно. Исчерпав запас терпения, Томми прибавил скорость перемотки. Люди задергались, как в фильмах Чарли Чаплина. Каждый раз, когда кто-нибудь переступал порог здания посольства в том или ином направлении, Янссон нажимал на паузу.
Мидии были превосходны. Томми добавил соли и отрезал хлеба.
В этот момент из меньшей двери вышел мужчина. Полицейский не видел, как он входил. Поставив запись на паузу, перемотал назад. Мужчина был худой, довольно высокий, в рубашке и джинсах – тип нестареющей голливудской звезды, молодость которой пришлась на годы, когда сигареты еще не считались чем-то смертельно опасным.
Томми так и застыл, глядя в лицо этого человека.
Камера не показывала его черты во всех подробностях, но сердце Янссона билось все сильнее.
Он переключился за другую камеру, которая давала крупный план. Взглянул на временной код внизу изображения на первой камере, нашел соответствующий кусок на второй. Поставил на паузу. Темные волосы, заостренные черты – это лицо было слишком хорошо ему знакомо.
Майлз Ингмарссон.
Томми вгляделся в его фигуру. Рассмеялся.
Теперь-то ты попался, хитрый черт…
Теперь-то ты у меня на крючке…
37Стокгольм
Женщина в зеркале выглядела вульгарно. София фыркнула – фифа. Она стояла в примерочной кабине одного из торговых центров на юге Стокгольма. Бринкман уже успела накупить косметики, украшений и платьев и провела почти час в салоне-парикмахерской. Оставалось дополнить новый облик кое-какими деталями.
Речь шла вовсе не об изменении имиджа. Все, чего хотела София, – это пустить пыль в глаза. Она далеко не всегда справлялась с жизненными трудностями, но посторонние люди должны были думать иначе.
Бежевые брюки, белая блуза и слишком много краски вокруг глаз. Тон лица – загорелый. Бижутерия крупная, броская – много золота и серебра при очевидном недостатке вкуса. Блестящие от лака волосы стоят дыбом. И от всего этого исходит запах очень недешевой и приторной парфюмерии.
Йенс с Лотаром ждут в машине.
– Прекрасно выглядишь, – одобряет Тидеманн.
– Не думаю, – сквозь зубы отвечает София.
Курс прежний – на север.
Солнце палит нещадно, когда в полдень они въезжают в Стокгольм. Возле Центрального стадиона на Васагатан Бринкман выходит из машины.
– Счастливо! – напутствуют ее Валь с Лотаром.
Адвокат Томас Розенгрен подъезжает на такси спустя пять минут. София устраивается на заднем сиденье.
– Вас не узнать, – восхищенно замечает юрист.
– Деньги дошли? – спрашивает женщина.
Розенгрен кивает. Такси выезжает на Васагатан.
– Достаточно? – уточняет пассажирка.
– Более чем.
– То есть вы согласны?
– Возможно. Сделаю все, чтобы вы не пострадали. По телефону вы упомянули Томми Янссона. Мы как будто должны встретиться с ним и с обвинителем? В чем там вообще дело?
– Гектор Гусман, – ответила Бринкман. – Он уехал из Швеции в прошлом году после инцидента в ресторане «Трастен».
– Помню, – кивнул адвокат. – И где теперь этот Гусман?
– В тюрьме.
– Здесь, в Стокгольме?
– Да, – ответила София.
– И вы вроде свидетеля?
Она кивнула.
– Вы уже знаете, что будете говорить?
– Да.
Томас задумался.
– То есть наша встреча будет посвящена этому?
– Для них – да.
– А для вас?
– Я должна выступать анонимно на протяжении всего процесса. Мое имя нельзя раскрывать вплоть до того момента, когда Гектору Гусману вынесут приговор за убийство.
– С этим могут быть сложности, – покачал головой адвокат. – Что же касается Гектора Гусмана, то приговор во многом будет зависеть от ваших свидетельских показаний.
– Сложности? – София будто не слышала последней фразы собеседника.
– Юридически ваша анонимность исключена. В Швеции, по крайней мере.
– Но неужели нельзя ничего придумать?
Такси свернуло налево в сторону Кунгсбруна.
– Если нет, я пропала… – Теперь Бринкман почти умоляла.
– Пропали?
– Обвинитель склоняется на сторону Гусмана. У меня своя тактика, я заставлю ее понервничать…
Черстин с Томми и София с Томасом обменялись приветственными рукопожатиями. Андерссон до неприличия долго разглядывала столешницу в комнате для переговоров и как будто о чем-то размышляла, приложив к губам палец.
– Думаю, нам лучше сесть посередине, – предложила она. – Мы с Томми на этой стороне, вы двое напротив… Так хорошо?
И она заняла выбранное место, не дожидаясь ответа.
Некоторое время София изучала прокурора. Похоже, железобетонная уверенность в себе была частью тактики этой дамы. Демонстрацией того, что никому не позволено указывать Черстин, что ей надо делать. Это наблюдение оставило у Бринкман неприятный осадок.
Андерссон положила руки на стол.
– Прежде всего, – начала она с деланой улыбкой, – я хочу выразить свое восхищение вами, София. Вы – мужественная женщина, сами-то понимаете, насколько?
О… Она еще умела лебезить!
Свидетельница изобразила смущение:
– Спасибо.
– Я знакома с материалами предварительного расследования, София. Засвидетельствовать то, что вы видели…
Бринкман опустила глаза.
– И что же было после «Трастена»? Где вы были? – продолжала Черстин.
По лицу Софии пробежала чуть заметная дрожь. Она положила на стол унизанные кольцами пальцы.
– Я испугалась и поэтому постаралась исчезнуть вместе с сыном. Мы улетели на Кипр. – Медсестра произнесла это деланым высоким голосом, призванным подчеркнуть ее наивность. – Там мы прожили несколько месяцев и были предоставлены сами себе.
Она сглотнула, изображая нервозность. Черстин понимающе кивнула и посмотрел