Я представляю, что к цели с огромной высоты мчится десяток гранат! Да не маленьких ручных, а огромных, размером с артиллерийский снаряд морского орудия! Почти пятьдесят килограммов смерти в стальной оболочке!!! Ух ты!!! Хана вам, супостаты!!! Радостный смех сам рвётся из груди!
Набираю почти четыреста метров… Так, пора возвращаться из мира мечты в мир реальности! Про сбрасываемые с самолёта снаряды я потом с Александром Михайловичем поговорю…
Пятьсот метров, РУД[68] на себя, обороты на две трети, первый разворот, крен, скорость немного падает, выравниваюсь, глядя на «авиагоризонт», подрабатывая одновременно штурвалом и педалями. Картушка магнитного компаса, со смешным названием «бычий глаз», подрагивает, но исправно отмечает изменение курса. Отлично, самолёт умеет маневрировать! Причём гораздо резче и уверенней, чем планер.
А, ну-ка, ещё один разворот! Крен, падение скорости… И вот что-то новенькое: штурвал тянет вперёд! Но и такую реакцию предвидел гениальный инженер Горегляд: глядя на указатель скольжения, кручу ручку триммера. Нагрузка послушно исчезает! Знай наших!!!
От второго до третьего разворота аккуратно пробую змейку, чуть вверх, чуть вниз – машина слушается штурвала предельно точно! От наступившей эйфории, от дикого восторга, я, внезапно даже для самого себя, начинаю петь военную песню, сочинённую нашим великим императором:
Если завтра война, если враг нападёт,
Если тёмная сила нагрянет,
Как один человек, весь наш русский народ
За свободную Родину встанет!
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч и суров:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!
И ведь как Его величество, сочиняя стихи, умудрился предвидеть, что мы сумеем покорить не только море и землю, но и небеса?!
Несколько раз пропев, а, вернее, проорав припев, я немного успокоился и огляделся. На траверсе уже открылся посадочный знак «Т». И хотя мне до зубовного скрежета хотелось сделать ещё один круг, но приказ графа Рукавишникова категоричен: один круг и посадка!
Выложенная на поле белыми полотнищами фигура осталась сзади под углом в сорок пять градусов… Пора! Третий разворот, убираю газ до минимального, самолёт медленно опускает нос. Планирую, постепенно теряя высоту, двигатель остывает, начинает пофыркивать – слегка прикрываю створки жалюзи.
Четвёртый разворот – мимо, но не сильно, доворачиваю. Кажется, что высоко иду, кошусь на указатель – так и есть, почти сто метров. Да, не рассчитал с непривычки, будет приличный перелёт – ещё прибираю газ, штурвал влево, правую педаль вперёд – скольжением сбрасываю лишних метров двадцать. Посадочный знак в середине левого бокового стекла – надо запомнить.
Высота тридцать метров, пора решать, посадка или на второй круг. Решаю садиться – приказ Александра Михайловича не имеет двойного толкования!
Штурвал от себя, подкрадываюсь к земле, иду почти горизонтально, до поверхности пара метров, убираю газ полностью, машину тянет вниз, штурвал толкаю вперед буквально на пару миллиметров… Толчок!!!
Слева мелькают полотнища посадочного знака. Ещё толчок! Потом привычная по рулёжкам вибрация… Опускаю нос… Всё, сел!!!
Жму на тормоз, почти остановился, на остатках инерции рулю к стоянке и, не докатившись до неё, останавливаюсь. РУД в ноль, мерный рокот двигателя смолкает. Конец полёта!
Со всех сторон ко мне бегут люди, открывают кабину, вытаскивают, и начинают подбрасывать с криками «Ура!». Чувствую, как рубашка под лётной курткой холодит тело – она промокла насквозь! Наконец меня опускают на землю, но продолжают старательно хлопать по плечам. Да так, что там скоро будет сплошной синяк!
– Смирно! – рявкает рядом офицерский бас.
Радостные техники мгновенно вытягиваются и замирают. Слава богу, а то если бы каждый из них сумел бы «дружески» меня хлопнуть, то я бы, скорее всего, и не выжил!
Мой спаситель от убийственных похлопываний граф Рукавишников неторопливо подходит по мгновенно образовавшемуся в толпе проходу и лихо бросает ладонь к фуражке.
– Докладывайте, мичман!
Я делаю два шага строевым, и тоже бросаю руку к виску:
– Ваше высокопревосходительство! Испытательный полёт успешно окончен! Техника исправна! Замечаний нет! Доложил мичман Джугашвили!
Внезапно Рукавишников обнимает меня и громко говорит:
– Молодец! Орёл! Герой!!! Да у тебя, Иосиф Виссарионович, стальные яйца – я же видел, как ты при заходе промахнулся на полсотни метров, но сумел выправить ситуацию! Надо тебе, мичман, в честь этого события хороший позывной придумать! Что предложишь, Афанасий Петрович?
Инженер Горегляд невежливо отодвигает графа в сторону, долго жмёт мне руку и медленно говорит, глядя в глаза:
– Как насчет позывного «Сталин»?
Глава 8. Интерлюдия. Где-то в Лондоне
Неприметный, но явно довольно дорогой дом в хорошем районе Лондона, куда не смеют соваться босяки с окраин. Где вымощены не только тротуары, но и проезжая часть. Где недавно кто-то из соседей купил новомодную мотоколяску с двигателем внутреннего сгорания…
В большой гостиной горел камин. Огонь красиво переливался в гранях хрустальных бокалов с кларетом[69]. Дымили ароматные гаванские сигары. В пухлых кожаных креслах вокруг стола из чёрного африканского дерева сидели шесть человек. Они не были владельцами корпораций (хотя имели огромные доходы) или первыми лицами правительства (хотя при встрече с ними здоровался за руку сам премьер-министр), не заседали в Палате Общин (хотя один из них имел наследственное кресло в Палате Лордов), не эпатировали публику броскими нарядами на ежегодных Королевских скачках, в общем, казались такими же неприметными (то есть не имеющими особых примет), как дом, в котором они часто собирались, чтобы обсудить насущные вопросы Британской империи.
– Адмирал, мы хотели бы знать, как расходуются немалые финансовые и людские ресурсы, собранные, признаюсь, с большим трудом, как строится флот? – надтреснутым дискантом спросил полноватый мужчина, имевший ярко выраженные семитские черты лица, и остальные присутствующие согласно кивнули, подтверждая свой интерес.
– Джентльмены, всё идет по плану и даже с небольшим опережением! – густым баритоном ответил довольно молодой мужчина, носящий на лице «фирменное» флотское «украшение» – сросшиеся с усами бакенбарды. – За прошедшее с момента катастрофы в Мраморном море время мы ввели в состав Гранд-флита уже четыре корабля первого ранга типа «Аннигилятор». Ещё четыре их систер-шипа[70] спущены на воду и достраиваются «у стенки». Есть небольшая задержка с поставкой для них орудий главного калибра. Ну и всякой мелочи несколько десятков: миноносцы, корветы, канонерские корабли…
– Вы всё-таки решили ставить на наши броненосцы орудия сверхбольшого калибра? – мягким вкрадчивым голосом уточнил сидящий возле самого камина худощавый мужчина. – Восемнадцать дюймов, если не ошибаюсь, а не хорошо себя зарекомендовавшие шестнадцатидюймовые?
– Опыт боя у берегов Турции наглядно показал, что сила у того, чей калибр больше! – пожал плечами адмирал. – Я тогда командовал отрядом миноносцев, и прекрасно видел, как буквально от одного попадания чудовищных русских снарядов наши броненосцы получали несовместимые с дальнейшей службой повреждения. А три-четыре снаряда гарантированно отправляли их на дно! Мало того – уже после войны, когда наши водолазы обследовали утонувшие корабли, выяснилось, что довольно сильные повреждения броненосцы получали даже при близких разрывах – от мощнейших гидродинамических ударов расходились швы на корпусе, гнулись шпангоуты. И никакая броня не помогла! Так что… Мы теперь однозначно делаем ставку на сверхбольшие калибры. Я даже взял на себя смелость заказать в компании Армстронга орудия калибра двадцать дюймов!
Адмирал немного приподнялся в кресле и обвёл присутствующих победным взглядом, словно эти чудовищные пушки уже сказали своё веское слово в морском сражении с восточными варварами.
– Это всё замечательно, адмирал! – вяло, одними губами, улыбнулся бледный мужчина. Единственный из присутствующих надевший модный в этом сезоне шёлковый жилет цвета «бедра испуганной нимфы». – А что поделывают на своём флоте русские? Если мы за это время построили уже восемь броненосцев, то они…
– Всего один, милорд, всего один! – торопливо ответил адмирал, делая такое движение, будто хочет встать и поклониться задавшему вопрос. Адмирал был ещё довольно молод и не так давно заменил безвременно покинувшего эту теплую компанию предшественника (того застрелил прямо на Пикадилли-стрит ирландский террорист), поэтому испытывал подсознательный пиетет перед некоторыми членами их маленького кружка – это были люди несопоставимого с ним, сыном захудалого дворянского рода, уровня… – И, видимо, у русских закончился запас их чудовищных корабельных пушек, поскольку на свой новейший броненосец они поставили всего лишь восьмидюймовки!
– Зря радуетесь, адмирал! – рявкнул сидевший напротив моряка тучный джентльмен. – В тот раз русские преподнесли нам много неприятных сюрпризов! Так что когда они делают вроде бы глупый поступок – задумайтесь: может быть он умный, а глупы как раз вы сами, просто неспособные его понять!
– Не кипятитесь, мой друг! – мягко сказал обладатель вкрадчивого голоса, обращаясь к толстяку. – Лучше скажите нам: почему курируемая вами промышленность задерживает выполнение заказов армии и флота?
– Простите, сэр! Я не хотел никого обидеть! – стушевался толстяк. – Задержки вызваны тем, что на наши заводы и фабрики до сих пор нападают террористы из этой их «Ирландской республиканской армии». Нападают нечасто, небольшими группами, но всегда очень болезненно: выводят из строя дорогостоящее оборудование, иногда убивают ценных рабочих и инженеров.