Артем едва сдерживает понимающую улыбку.
– Мне очень страшно.
Сергей наблюдает за мной так внимательно, как может только врач. В нем есть эта снисходительная надменность, сопровождающая многих хороших медиков, умеющих биться за пациента.
– Он чем тебя напоил? Руки бы ему оторвать, – он тоже улыбается.
Заговор у них, а?
Я прячу глаза.
– Я просто не хочу туда идти.
– Понимаю.
– Я больше не знаю, о чем с ним говорить.
Знаю, на самом деле. Но Суров запретил об этом даже думать.
Я вдруг встречаюсь с ним взглядом – Константин напряжен, желваки на его щеках ходят ходуном, глаза слегка прищурены. Мне становится горячо. Где-то внутри. И, наверно, поэтому я спущусь даже в самый ад. Этот человек верит в меня. Он рассчитывает, что я смогу. Смогу приручить зло, покалечившее столько жизней, и даже его собственную.
Ловушка встречает меня ярким светом и звенящей тишиной.
Не могу сказать, что меня это не устраивает. Было бы неплохо посидеть молча, полностью игнорируя мужчину напротив.
Я нехотя бросила на него взгляд – почему он раздет, в конце концов?
– Ты можешь принимать любую форму? – я снова сажусь на пол.
Учитывая обстоятельства это выглядит мило, будто я пришла на пижамную вечеринку. Сижу, как дура, в комбинезоне и кедах, положив планшет на колени. Растрепанная, небось, и жутко нервная.
В этот раз пленник наблюдает за мной, отбросив всякие прелюдии с четками. Кажется, все это время он меня ждал и единственное, о чем он думал, глядя на меня – как поскорее меня сожрать.
– На тебе сейчас нет одежды…
Он медленно смотрит вниз (на сколько позволяют обручи света).
– Немного проблематично сейчас выглядеть с иголочки, не находишь? – иронизирует.
– Ты ведешь себя, как человек.
– А как я должен себя вести?
– Как долбанный пришелец.
Улыбка у него тошнотворно идеальная. Вот просто мечта стоматолога.
Он же не пытается меня очаровать? В самом деле, у меня иммунитет против этих штучек.
– Среди вас есть женщины? – похоже, вопросы рождаются в моей голове рандомно.
– Нет.
– Только мужчины?
– Нет.
– Хочешь меня запутать?
– Нет, – пленник, пожалуй, изучает меня не меньше, чем его изучает команда самых лучших ученых.
Может, у этой внеземной расы действительно нет пола и гендера?
– У вас есть свой язык?
– Да.
Эта «нет-нет-нет-да» немного меня подбешивает.
Бьюсь об заклад, если бы на моем месте был Галоян, он бы точно знал, о чем спросить, чтобы спасти от инопланетных захватчиков нашу драгоценную Землю.
– Если вы нас создали, почему среди нас есть и мужчины, и женщины?
– Для воспроизводства. Мы обеспечили выживаемость вашей расы.
– После этого вы ни разу не посещали Землю?
– Я был здесь много раз.
Пленник снисходительно делился информацией. Даже смешно… И меня это злило. Злило настолько, что я не сдержала иронии.
– Чупакабра действительно существует?
– Нет.
– А зеленые пришельцы?
– Нет.
– А космические корабли в форме тарелки?
– Нет.
– Круги на полях ваших рук дело?
– Нет.
– А пирамиды?
– Нет, – и его голос становится низким, вибрирующим.
Я вижу, как меняется его взгляд. В нем закручивается вихрь. Под моими пальцами мигает экран планшета – все маркеры стремительно ползут вверх. Температура его тела поднимается до тридцати трех градусов из почти обыденных пятнадцати.
– А Каштымский карлик?
– Нет.
Его взгляд такой острый, опасный и… Меня заполняет дрожь от того, что я в нем вижу – маниакальная жажда.
– А Стоунхендж? – я облизываю пересохшие от волнения губы.
– Нет.
Мы замолкаем.
Возможно, чужаки и правда как-то ментально воздействуют на нас, потому что я не могу отвести глаз от его лица.
Мы просто заняты тем, что смотрим друг на друга. В этом гораздо больше смысла… сейчас это и есть смысл.
Экран планшета мигает – тридцать девять градусов.
– К-как т-ты себя чувствуешь? – выдавливаю, смаргивая наваждение.
– Отвратительно.
– Твои показатели зашкаливают.
– Бывает.
Он не собирался жаловаться.
Ему больно – он терпит.
– Хочешь, чтобы я ушла? – вскидываю ресницы.
– Нет.
Мне трудно понять, что именно я испытываю. Он слишком похож на человека… чертов притворщик!
– Если бы я позволила поставить скихр… – говорю я тихо и в сторону, будто это способно оправдать мою глупость и самонадеянность, – ты бы все-равно убил меня?
– Да.
– Безболезненно?
– Нет.
«Да-нет-нет-да»…
– Почему вы даете девушке, которую помечаете, только сутки?
– Ждать дольше нет смысла. К этому времени она полностью готова.
– Если бы я согласилась, ты дал бы мне больше времени?
– Нет.
Константин был прав. Мне не на что рассчитывать.
И все-равно, в глубине души я знала – я сделаю все, чтобы не достаться убийце моей семьи. Пусть даже мне придется умереть.
Сорок три градуса…
Неожиданно над нами включились красные лампы, на планшете вспыхнула табличка: «Внимание. Рентгеновское излучение».
Глава 10
Я чувствовала себя неуютно.
Между мною и другими людьми будто прочертили черту. Куда бы я ни шла, они смотрели: искоса, исподволь, скрытно. На мне была незримая метка обреченной, но я все еще оставалась волшебным ключиком от потайной дверцы, спрятанной за холстом в коморке папы Карло.
…хм…
– Не помешаю? – блуждая по коридорам, я в конце концов оказалась у стола профессора Севастьянова.
Он остановил работу, поднял очки на лоб и улыбнулся.
– Конечно, нет, Эля.
Он указал кивком на стул рядом.
Я вытащила руки из карманов, села, постукивая холодными пальцами по коленям.
– Мне придется продолжить?
С губ Севастьянова сбежала улыбка.
– К сожалению. Как только объект придет в норму, – Алексей Станиславович снова надел очки и уставился в экран ноутбука: – Ты прекрасно справляешься.
Ложь.
– Вам удалось использовать то, что он сказал?
Севастьянов дернул уголком губ – практической пользы от наших с пришельцем встреч не было никакой.
– Я не могу понять, – нахмурился профессор, – что значит для него Халар? Это не божество, но именно оно диктует и во многом определяет его поведение. Какой смысл несет в себе ратхату? Если они даруют нам смерть, возможно, они считают, что тем самым несут благо. Возможно, они мыслят категориями совершенно иного толка, Эля. Управляя судьбами многих галактик, они не видят ценности в конкретном человеке или даже целой цивилизации.
«А если бы они увидели эту ценность?» – пронеслось в моей голове.
Пока объект медленно обжаривался – до золотистой корочки, надеюсь – я вышла в коридор, чтобы скрыться с глаз работников лаборатории. Мне хотелось побыть одной. Мне было тяжело признать, что во мне пробуждалась жалость к пленнику. Пока еще крупица жалости, но она мешала мне так же сильно, как и горошина, подложенная под сотни перин. Учитывая все, что я пережила, я должна была испытывать к чужаку только ненависть.
Он – настоящий притворщик. Севастьянов прав, это существо обманывает своей человечностью также, как глубоководный удильщик обманывает наивных жертв волшебным светом в толще морских глубин.
– Элеонора! – немного взвинченный Галоян распахнул дверь, нашел меня горящим взором: – Прошу вас, нам нужно продолжать!
Он был раздражен тем, что я имела наглость сама определять тематику бесед с объектом.
Давид вновь всучил мне планшет.
– Я скорректировал вопросы. Добейтесь от него ответов, Элеонора.
Я зашагала вслед за ним, чувствуя глухое, тихое раздражение. Да, я делала все недостаточно хорошо. Непрофессионально, одним словом. Но, черт возьми, вести себя иначе – это обман!
Лампа над тяжелыми дверьми погасла – в ловушке было безопасно.
– Сейчас ее присутствие там неуместно, – буркнул Крылов, когда я уже готовилась переступить порог.
– Он выдерживал и большее, – не согласился Суханов. – И не забывайте, что у нас мало времени.
С каких пор я стала лишь частью эксперимента? Возможно, с тех самых, как выяснилось, что у меня нет будущего. Для Суханова и Галояна я просто расходный материал?
Когда я вошла в ловушку, то осознала правоту Крылова. Пленник был, мягко говоря, не в форме. Он вынужден терпеть постоянную боль: его кожа покрылась чудовищными ожогами. Это было зрелище, готовое пробудить отвращение и ужас даже у бывалого садиста, не говоря уже о юной девушке. Подавив приступ тошноты, я сделала несколько неуверенных шагов навстречу.
– Эй? – и поняла: да, мне нестерпимо жаль его. – Ты в порядке?
Это осознание обрушилось на меня, словно лавина.
– Нет.
И облегчение. Сердце забилось ровнее, внутри улеглась странная тревога.
Я медленно уселась на пол: ноги скрещены, планшет в руках.
– Просто температура твоего тела… – хотела объяснить учиненную над ним пытку.
– Я в курсе, – сквозь стиснутые зубы. – Тебе что надо в этот раз?
В ответ я могла бы соврать. Даже порывалась, но…
– У меня есть вопросы, которые я должна задать. Это очень важно.
– Валяй.
Он все еще не поднял головы. Ума не приложу, как он все это терпит: и меня, и свет, и боль.
– Нас интересует, каким образом вы перемещаетесь сквозь пространство.
– Банально, – прорычал он. – Все, что ты хочешь знать: как именно меня убить, не так ли?
Вдоль моего позвоночника проскользнул неприятный импульс.
– А ты скажешь?
– Моя смерть – часть моего ирахора. Только так.
– Часть твоего выбора?
– Да.
– То есть, ты умрешь, когда сам этого захочешь?
– Схватываешь на лету, – его голос напитан грубой язвительностью. – Что-то еще?
– Да. Здесь еще много вопросов…
– Таких же тупых?
– Ну… – запнулась, вглядываясь в перечень в планшете. – Да.
Наконец, меня пронзили яркие янтарные глаза пленника. В них плескалось любопытство и толика одобрения.