– А что хочешь знать ты, Эля?
Он впервые назвал меня по имени, и мое сердце вновь дернула тревога.
– Я… – даже стыдно признаться, – хочу знать, сможешь ли ты понять ценность людей?
– Интересно. И зачем мне это?
– Чтобы прекратить истреблять нас.
– Вот оно что. И в чем ваша ценность? – он слегка склонил голову вбок, внимательно за мной наблюдая: – В том, чтобы развязывать войны и убивать друг друга? В том, чтобы вырождаться и уничтожать собственную планету?
В ответ на его слова во мне всколыхнулось возмущение. Да что он может знать о нас?
– Мы сделали столько всего прекрасного… Собор Парижской богоматери, Тадж-Махал… Мона Лиза, Девятый вал, Рождение Венеры… Анна Каренина, Война и мир… Неужели ты не видишь в нас иной ценности, кроме как стать частью Халара, о котором мы ничего не знаем?
Между нами пролегла пропасть. Она раскололась столь внушительно громко, что я, наверное, оглохла. Лишь взгляд – по-прежнему острый – резал меня до крови.
– Хочешь знать, – голос пленника был приторно-мягким, но в нем дрожало нетерпение, – кто такой Халар?
– Да.
– Ты узнаешь об этом очень скоро.
Меня обдало ледяным крошевом, ударило наотмашь, исцарапало. Чудовищный страх смерти снова вернулся.
Губы пленника изогнулись в усмешке:
– Тот, кто идет за тобой, уже здесь.
Дрожь зародилась где-то в животе и стремительно расползлась по телу, на языке защипала неприятная горечь.
Мы смотрели друг на друга непозволительно долго – глаза в глаза.
Я не искала у него никакого сочувствия. Он – убийца.
– Желаю удачи, Эля.
Мое время вышло.
Последние пять лет – бегство. Бесконечный страх.
– Помоги мне, – это сорвалось с языка само собой, больше от отчаяния, нежели в надежде, что он согласится.
– Освободи меня.
Вся кровь бросилась мне в лицо.
– И ты… ты поставишь метку?
– Это мы уже обсуждали. Как и то, что случится после.
Я с удивлением осознала, что все доводы разума прошли мимо, и единственное, что я хочу – сказать «да!»
Разве есть для меня более удобный путь к смерти? Неужели правильнее просить о таком одолжении Константина или Сергея, на всю жизнь закрепляя за ними клеймо убийцы?
Я стиснула в кулаках ткань защитного костюма, но не успела и рта раскрыть – за спиной раздался оклик профессора Севастьянова. Алексей Станиславович не ждал, пока я встану, а бесцеремонно схватил за плечо, поднял на ноги и потащил к выходу.
Глава 11
Надежда – скверная штука.
Где-то в глубине души я верила, что буду жить. Глупая девочка Элли поверила в волшебника Изумрудного города…
…даже после того, как по базе прокатился вой сирены.
Все куда-то бежали.
В какой-то момент я потеряла профессора Севастьянова – его поглотила толпа.
– Эля! – руки Артема опустились на мои плечи, – тебе нельзя за линии света!
Военные эвакуировали ученых, а мне было нельзя по одной простой причине – никто не сможет защитить меня снаружи. Я должна остаться на базе, а лучше всего за первым кругом, в самой сердцевине спасительного света.
Артем заглянул мне в глаза. Похоже, осознание того, что ему приходится бросить меня здесь, шло вразрез с его совестью.
– Прости, Эля… – он вдруг схватил меня за руку, вложил в ладонь флешку и произнес, понизив голос до дрожащего шепота: – Здесь коды доступа от системы свечения, – а затем сорвался с места, стремительно покидая лабораторию.
Почему Суров оставил меня одну? Это было больнее всего, оказывается. Когда сбежали все, даже Сергей, я приняла это как должное. Когда единственным взглядом на меня был взгляд чудовищного раскаяния, я смирилась. Но я никак не могла смириться с предательством Константина, ведь в моем израненном сердце он занял особое место.
Я вернулась в наблюдательную комнату, где находился пульт управления источниками. Нужно всего лишь отключить те, что сдерживают пленника. Вставив флешку в разъем, я склонилась к экрану. Свет лишь слегка приглушился, а стекло, разделяющее наблюдательную и ловушку, скрыл непроницаемый защитный экран.
– Так-так-так… кто у нас здесь? – приторный, низкий шепот заставил меня оцепенеть.
За моей спиной послышались шаги. В нос ударил резкий запах парфюма.
– Успела соскучиться, зайчонок?
Проходит пара мучительных секунд прежде, чем понимаю – это наяву.
Он здесь!
Тот, кого я презираю, здесь!
– Посмотри на меня, крошка. Хочу увидеть твое лицо… твои глаза, полные ужаса.
Разумеется, я не могу совладать с эмоциями. Система постоянно выдает ошибку и просит миллион подтверждений – лампы все еще горят. Я стараюсь унять дрожь, щелкая по клавиатуре. Только бы успеть!
Чувствую, как чужак подходит и прижимается ко мне сзади, заглядывает через плечо и увлеченно смотрит за тем, что я делаю.
– Ну разве это важнее, чем я сейчас? – его голос наполняется притворной обидой. – Крошка, я ведь здесь ради тебя.
Он поворачивает голову и целует меня в шею, проводит языком до самого уха.
Я с омерзением дергаю плечом.
– Дай мне крошечный аванс, моя милая, – схватив меня за руку, чужак развернул меня лицом к себе: – Вот так-то лучше.
В ту ночь, когда я ползла по земле и умоляла его о помощи, у него было такое же лицо: самодовольное, наглое и торжествующее. В желто-карих глазах, пустых и безжизненных, скрывался лютый безумный зверь.
– Какая сладкая ненависть, просто первый сорт, – он приблизил ко мне лицо, выдыхая каждое слово мне в губы: – Я немного с тобой поиграю. Мне ведь полагается награда за то, что я тебя нашел?
От всей души плюю ему в лицо – получи!
Он прикрывает веки, морщится и укорительно качает головой.
– Всему вас приходится учить…
Его ладонь медленно и притворно мягко касается моей шеи, а затем сдавливает, лишая кислорода.
– Твой страх дико возбуждает.
Когда я вынуждена признать, что умираю – отпускает и позволяет упасть на пол.
– Что это за дерьмо? – чужак прохаживается и озирается по сторонам. – Занятное место.
Хочу ответить, чтобы он горел в аду, но голос пропадает, как и возможность нормально дышать.
– Встань на колени, крошка.
Я поднимаю голову и смотрю волком сквозь разметавшиеся волосы – пошел к черту!
– Отказываешься? Это интересно.
Он подходит и нависает надо мной. На его губах возникает улыбка:
– Очень больно? Прости… – и ощутимо шлепает открытой ладонью по щеке: – Теперь уже лучше, правда? Твоя сестричка тоже не хотела кричать, но я ее заставил, помнишь?
Этот удар больнее, чем пощечина.
Ненавижу его.
Ненавижу так сильно, что горячие слезы бегут по щекам.
– Вот, – удовлетворенно шепчет он, – поразительно хороша. Продолжай так же сильно мня ненавидеть.
Можешь даже не просить! Этого во мне с избытком.
Чужак запрокидывает голову, его глаза закатываются, он жадно тянет воздух носом.
– О, Халар, хочу сделать это прямо сейчас, – он резко возвращает мне взгляд: – Ты не готова, зайка, но я уже на взводе.
Не хочу лгать самой себе – я боюсь боли до ужаса. Но больше того, что он овладеет мной, как мужчина.
– Встань на колени, как покорная хейэри, – он произносит это с чувством: – и когда следующей ночью я буду медленно убивать тебя, то в подробностях расскажу, как умирала твоя сестренка.
Если в этом мире осталась хоть капля справедливости, то мироздание должно было дать трещину в эту самую минуту, потому что боль, которую причинял мне этот чужак, невозможно было вынести.
– На колени, – его глаза начинают гореть азартом.
Я не могу говорить, потому что даже воздух просачивается в мои легкие с трудом, и демонстрирую мерзавцу жест из трех пальцев, который, надеюсь, известен даже в других галактиках.
В этот момент свет, наконец, гаснет. Затихает система вентиляции, перестают жужжать источники, и вокруг расползается непроглядный мрак. Все на секунду умирает. Клянусь, Земля перестает вращаться вокруг своей оси.
Я, черт побери, все еще верю в Волшебника изумрудного города. Может и зря…
Твердые пальцы стискивают мое лицо, острые ногти царапают кожу, я чувствую, как в меня вливается тьма. Горячая кровь запекается раной на скуле – скихр. Боль выжигает меня дотла и вновь погружает в бездну.
В дальних поездках есть какое-то очарование. Возможно, потому что человек ощущает себя крупицей в большом мире. А, может, все дело в пейзажах, которые проносятся за окном.
– Дура ты, Элька, – прозвучал насмешливый голос Ангелины, которая придвинулась ближе и положила голову мне на плечо.
– Почему это «дура»? – возмущенно засопела я.
– Потому что веришь всем, – сестра зевнула, глядя на дорогу сквозь полуопущенные ресницы: – У тебя нет критического мышления.
Я тоже смотрела на дорогу – свет фар разгонял мрак, вычерчивал неровный асфальт и разделительную полосу.
– Я тебя сейчас вот сюда ущипну, – и Геля со смешком схватила меня за бедро: – Ну, как? Чувствуешь?
– Чувствую, – пробурчала я недовольно.
– А вот здесь? – Ангелина тыкнула пальцем мне в бок, заставляя выгнуться.
– Да что ты пристала, блин…
– Ну и бестолковая же ты, – сестра откинулась на спинку сидения. – Теперь ты хейэри. Ты – часть Халара. Чувствуешь? – и она снова тыкнула мне между ребер, а потом опять… и опять… пока я не забилась, пытаясь отстранить ее руку…
… автомобиль качнуло, и я проснулась.
Покрытие трассы резко сменилось старым растрескавшимся асфальтом.
Горизонт окрасился оранжевым и стремительно посветлел. Дорожные знаки вспыхнули тусклым светом.
Я приподнялась на сидении, ощущая легкую дергающую боль под левым глазом. Кажется, меня лихорадило.
Я осторожно повернула голову.
Вся моя жизнь сейчас уместилась в короткий миг – тот миг, когда я увидела его. Сердце не спешило снова биться, оно робко замерло в груди.
И я не могла говорить – просто смотрела. До тех пор, пока горячие слезы не задрожали на ресницах.