Олаф повёл меня на задний двор, который, оказалось, уже полон был приезжих служанок. Они словно беспокойная птичья стайка шумно о чем-то щебетали и смеялись, наряжаясь в одинаковые бесформенные белые балахоны.
- О, ещё одна! - сильный женский голос раздался откуда-то справа, а затем, растолкав ближайших девушек, перед нашими с Олафом глазами предстала и его хозяйка – красивая, статная, дорого одетая женщина лет тридцати или чуть больше с пышными, словно курчавое облако, рыжими как огонь волосами, собранными с слабую косу, перевитую речным жемчугом и золотыми пластинками с выгравированными на них рунами.
Я моментально напряглась, отводя глаза. Рыжие волосы здесь - признак ведьмы. Не всегда, но часто...Не хватало ещё, чтобы это была...
- Вейла Ири, - почтенно пробубнил Олаф в бороду и чуть поклонился, - Ты всё прекрасней, как не увижу. Или это ты всё-таки околдовала меня в тот раз, а?
И он утробно засмеялся, одновременно подталкивая меня вперёд.
- Над тобой только хмель колдует, мой дорогой, - фыркнула в ответ она, переводя на меня внимательный взгляд.
Я прикусила губу, прикрываясь ресницами. Вейла…Она ведь не почувствует, да? Что я тоже ведьма…Повисла секундная пауза, во время которой, казалось, даже девушки притихли, с любопытством на нас поглядывая.
- Не ведьма она, Вейла, просто печорка рыжая, да вроде что-то про травы знает. А так нет, - вмешался Олаф, панибратски опуская свою тяжелую лапищу мне на плечо, - С ней наша Вейла возилась, да, говорят, без толку.
- Хм- м-м, - протянула Ири задумчиво, а потом уже веселее, обращаясь ко мне, - Что ж, раз травы, так пусть пустынцвет и собирает на обряд. Как зовут? Знаешь, как пустынцвет выглядит?
- Хельга, госпожа. Знаю, госпожа, - только тут быстро подняла на Вейлу Ансборда глаза и тут же вновь опустила.
Почему-то обратила внимание на искусную вышивку, украшавшую ее приталенное платье из яркого синего сукна, и вплетенные в узор драгоценные камни. И что голос у ведьмы твердый и спокойный, явно привыкший повелевать, тоже обратила. Неужели Вейлы бывают и такие? Не могла представить, что живет эта ведьма в скромной лесной избушке. Скорее уж сидит по правую руку от самого конунга и громко говорит всё, что хочется ей сказать. А я...Я ведь тоже...ведьма...И не на много эта Ири старше меня...
- Тогда надевай жертвенную робу и вон корзины у сенника, бери две, - хлопнула тем временем Вейла в ладоши и уж было отвернулась от меня, забывая, но я вернула её, удивленно переспросив.
- Жертвенную?
Ведьма вскинула красиво очерченную, подведенную чем-то бровь, выражая недоумение, мол что мне тут непонятно. Рядом хмыкнул Олаф.
- Да не местная ж она, Ири, с набега привезли. Не знает, что на каждом тинге обряд жертвы, - потом толстяк повернулся ко мне и стал объяснять словно ребенку, - Да не тебя в жертву принесут, глупая. Вы просто Вейле поможете и всё. Попоёте там, ленточек понавяжете, костров соберёте. Ну все, рыжик, давай. Мне к ярлу пора...Ири держись. Она всё скажет.
Похлопал меня по плечу в знак прощания и ушел со двора. А я послушно пошла к скамье у сенника, на которой лежал ворох белых льняных роб и стояли корзины. В голове будоражащими несвязными обрывками вертелось открытие, что ведьмы бывают и такие, оттесняя теперь все остальные потрясения этого утра на задний план.
***
Когда все прибывшие девушки переоделись в белое и расхватали корзины, Вейла Ири повела нас со двора через бытовые постройки к виднеющемуся за обширным огороженным хозяйством конунга зеленому скалистому склону одной из гор. Наверно здесь, как и в Унсгарде, священное место для обрядов было спрятано в какой-нибудь тихой заповедной роще или на одном из плоских серых плато ближе к облакам. Хотелось поинтересоваться, долго ли нам предстоит идти в гору, но привлекать к себе лишнее внимание Вейлы Ири было откровенно боязно. И без того я то и дело ловила на себе её мимолетные любопытные взгляды. Мои волосы как огонь привлекали её, делали немного своей и побуждали узнать поближе. Она даже пару раз обратилась ко мне с какими-то ничего не значащими вопросами, но я отмолчалась, отводя глаза, и ведьма будто потеряла интерес, уйдя вперед процессии из служанок в белых одинаковых робах. А я рассеянно стала озираться по сторонам, оглядывая хозяйство конунга, которое мы торопливо пересекали.
Суетящихся слуг вокруг было много. В конюшнях, коровниках, на грядках, в курятниках и у свиней - везде туда- сюда сновали работники, готовясь к трёхдневному пиру, который должен был начаться с заходом солнца. Мой безучастный взгляд скользнул по мальчишке, лихо рубящему голову петуху, переместился на дородную женщину, несущую два полных ведра парного молока и задержался на развешивающей платья прачке. Что-то в повороте её головы, наклоне, то, как она руки подняла, было неуловимо знакомым. Я сбавила шаг, наблюдая за молодой женщиной и ожидая, когда она повернется ко мне лицом.
Сердце тревожно стукнуло.
Она обернулась. Я замерла. Она тоже. Вперила в меня растерянный взгляд, который за считанные секунды недобро потяжелел, сдула с лица упавшую светлую прядь и резко отвернулась, больше на меня не смотря.
Агнес.
Что она тут делает? Нет, я знала конечно, что после того случая со столбом она ушла из служанок, и осталась в доме Хотборка только Яра. И всё же встретить её здесь было полнейшей неожиданностью. Впрочем, а что такого? Ну должна же она была податься куда-то...И почему не к конунгу, да...
Вот только внутри так и сжималось теперь от безотчетной тревоги - слишком уж плохо мы с ней расстались тогда. Хотя...что мне может сделать какая-то прачка?
Священным местом для Ансборда оказалось каменистое гладкое плато почти под самыми облаками, заканчивающееся с одной стороны острым выступом, будто нависающим над долиной и раскинувшемся в ней городом конунга. Отсюда весь извилистый фьорд и поселение внизу были как на ладони. Красиво, но уж очень высоко. Все устали, не успев прийти. А Вейла еще и работы задала: кому как мне собрать нужные травы и цветы для церемонии жертвоприношения в честь удачного тинга, кому плести венки, кому складывать костры по периметру плато поменьше и один большой в середине около резного столба Ордина. Проработали мы до самого заката. А с первыми красными лучами уходящего солнца, окрасившими в бордовое горизонт, усталые и потные, побрели обратно сразу на приветственный пир. Благо, спускаться было не в пример легче. И ноги сами несли вниз по серпантину к большому дому конунга, уже под завязку полному гостями.
Белые балахоны Вейла нам сказала не снимать, чтобы все гости и местные воины знали, что мы её прислужницы, и не так сильно донимали нас, когда подвыпьют, как остальных служанок. Ири построила нас в ряд и словно квочка цыплят завела в огромную залу, занимающую почти весь первый этаж большого дома конунга и сейчас битком набитую людьми. Я уже знала, что пировать всем вместе разрешат только сегодня до полуночи и еще в последний день вечером после жертвоприношения.
По традиции сегодня ровно в полночь всех женщин и слуг выгонят из хмельной залы, и останутся здесь только ярлы, воины да бонды - те, кто имеет право голоса и допущен принимать решения. Закроются они все вместе на двое суток, обсуждая накопившиеся вопросы за год, деля полученную летом добычу, решая споры, создавая союзы, сватаясь и планируя набеги на следующую весну. И что решено на тинге не может быть оспорено без самого конунга. Именно потому Бьорк и ждал именно этой возможности посвататься к Кире - единственной прямой наследнице старого Хольма. Как ни крути, а Ангус лишь дядя, а у варравов дети в наследовании шли первее, чем братья и сестры, и неважно женщина или мужчина.
Стоило ступить в залу, как в первую секунду меня буквально оглушило - такая дикая какофония стояла тут. Крики, песни, смех, залихватская игра музыкантов - все это свалилось разом на мои бедные уши, полностью дезориентируя. Глаза тут же заслезились от едкого запаха лука, пота и сотен чадящих свечей. Здесь было гораздо теплее, чем в горнице, через которую мы прошли, из-за большого количества набившихся внутрь людей. Даже душно и жарко. Так, что нижнее платье почти моментально стало влажным от выступившей на спине легкой испарины. Вейла повела нас за отдельный стол, расположенный по левую руку от конунга и достаточно близко к его постаменту. Очевидно, что мы в этих белых балахонах занимали особое положение на тинге, будучи помощницами ведьмы.
Танцующие в центре залы люди торопливо расступались перед нами, музыканты стали играть потише, хоть и не прекратили полностью, а мужчины провожали откровенно разочарованными взглядами. Я не сразу поняла почему, пока пару раз кто-то не крикнул из толпы, что вот ту черненькую и ту рыженькую Вейла могла б и им оставить, а то что-то хорошеньких служанок у конунга маловато. Я напряглась сначала, поняв, о чем они, сглотнула, а затем по телу расползлось покалывающее облегчение. Всё-таки Бьорк знал, что делал, отведя меня к Вейле и нарядив в этот бесформенный белый балахон...
Внезапно в голове всплыл тяжелый взгляд Агнес сегодня. То, как она посмотрела на мои белые одежды, поджала губы и разом отвернулась. У неё такой защиты не было...На миг кольнуло сожалением, но толку. Я ничего не могу для неё сделать. Тут себе бы помочь...
Усевшись на длинной скамье вместе с остальными девушками, и немного попривыкнув к общему шуму и творящемуся вокруг пьяному кутежу, я начала озираться в поисках Бьорка, не в силах ничего с собой поделать. Долго искать не пришлось. Кажется, сердце мучительно сладко защемило раньше, чем мозг успел обработать информацию и сформировать мысль, что это он. Сидит за длинным столом самого конунга на пьедестале. Третий от него. Конечно, он ведь ярл...
Губы приоткрылись, когда наши глаза встретились. Бьорк тут же поднял большую кружку к лицу, медленно из неё отпивая и, я по засиявшему взгляду видела, скрывая за ней одобряющую улыбку. Слегка качнул в сторону головой, мол вставай, поговорить надо, поставил кружку на стол и только тогда отвернулся. Я огляделась в нерешительности, но кажется никому не было дела до того, с кем переглядывается молодой Хотборк. И ещё меньше было дело до моей скромной персоны. Поэтому я аккуратно вылезла из –за стола и пошла к выходу, лопатками ощущая преследующий меня внимательный взгляд Бьорка. Не до