— Шестая центурия, готовься к маршу.
Из темноты донеслись негромкие звуки: солдаты подняли стоявшие на земле щиты, вскинули на плечи метательные копья. Несколько мгновений, и все снова стихло.
До слуха Катона донесся приказ открыть ворота, прозвучавший где-то в голове колонны. Протестующе заскрипели запорные брусья, выдвигаясь из скоб, тяжелые бревенчатые створы распахнулись вовнутрь, и в чреве надвратной башни открылся черный зев.
Максимий проревел приказ, и когорта пришла в движение: четко, центурия за центурией, неуклонно соблюдая установленную дистанцию между подразделениями. Наконец прозвучал приказ Антония, обращенный к Пятой центурии. Катон дождался, пока ее последняя шеренга шагнет вперед, мысленно сосчитал до пяти и наконец воскликнул:
— Шестая центурия, шагом марш!
Во главе подразделения шел он сам, Фигул — рядом, поотстав на шаг. За ними знаменосец нес штандарт, а следом маршировала колонна из восьмидесяти бойцов — первый в жизни отряд, которым он самостоятельно командовал. Все здоровы, ни одного хворого или недужного. Катон оглянулся и преисполнился гордостью: это ведь его воины, его центурия!
Взгляд скользил по лицам бойцов первой шеренги, выступающим из сумрака, и Катон чувствовал, что не может быть в жизни ничего лучше, чем служить центурионом Шестой центурии Третьей когорты Второго легиона Августа.
Когда когорта вступила под надвратную башню, легат выхватил из ножен меч и, воздев к небу, возгласил:
— За победу! За победу! С нами Марс!
— Мечи наголо! — проревел Максимий, маршировавший во главе колонны.
Лязгнула сталь, сверкнули смертоносные клинки, и войска подхватили клич легата, восхваляя бога войны.
Славословия звучали до тех пор, пока лагерные валы, оставшиеся далеко позади, не превратились в туманные контуры в занимающемся утреннем свете.
Оглянувшись в последний раз, Катон устремил взгляд на дорогу, по которой Максимий вел своих бойцов в бой. Им предстояло решить судьбу Каратака и его войска раз и навсегда.
Глава 7
Уже на рассвете стало очевидно, что день выдастся исключительно жарким. На ясном небосводе не было и намека на облачко. Когорта размеренно маршировала по разбитой дороге, и подбитые гвоздями сапоги легионеров вздымали пыль, покрывавшую проложенные подводами колеи. Поскрипывали ремни, ритмично звякала хорошо подогнанная амуниция, мерно покачивались щиты и метательные копья.
Чуть справа от пехотной колонны, параллельно ей, двигалось кавалерийское подразделение. Центурионы, собранные Максимием, маршировали во главе когорты.
— Главное — не сбиваться с шага, маршировать размеренно и ровно, — наставлял командир. — Спешить нам некуда, а стало быть, не стоит выматывать людей без всякой на то надобности.
Макрон помалкивал, на этот счет у него было совсем другое мнение. Он считал, что стоит занять позицию как можно скорее. Легат достаточно ясно дал понять, что нужно быть готовыми перехватить Каратака, когда бы тот ни начал переправу. Да, спору нет, Третья когорта точно доберется до брода вскоре после полудня, но все же, будь это его, Макронова когорта, он бы привел бойцов на позицию заранее форсированным маршем, укрепился, установил все необходимые заграждения, распределил людей и дожидался появления неприятеля.
Лучше сто раз перестраховаться, чем допустить лишний риск — годы, проведенные под Орлами, буквально вбили этот принцип в голову Макрона. Однако, каковы бы ни были его соображения, не он тут командует. Не дело, чтобы подчиненный обсуждал приказы командира. Поэтому центурион Макрон держал язык за зубами и в ответ на последнее указание Максимия лишь кивнул.
— Когда доберемся до аванпоста дополнительного подразделения, устроим привал и заодно разживемся шанцевым инструментом для устройства заградительных сооружений.
— А кому из вспомогательных подразделений поручен аванпост, командир? — позволил себе поинтересоваться Катон.
— Это Первый батавский отряд — германцы и по рождению, и по воспитанию, — с улыбкой ответил Максимий. — Но ребята славные, к тому же попали в хорошие руки. Фортом сейчас командует центурион Порцин. Мы с ним приятели: он, как и я, из бывших преторианцев.
— Первый батавский? — Макрон нахмурился, припоминая. — Уж не эти ли ребята получили отменную взбучку при Тамесисе прошлым летом?
— Они самые.
— Так я и думал. — Макрон кивнул и ткнул большим пальцем в бок Катону. — Мы там были. Помнится, неразбериха вышла полнейшая. Они погнались за местными варварами, угодили в болото, потом друг друга по кочкам выискивали. Так, что ли, было, Катон?
— Что-то в этом роде, — буркнул Катон, наблюдавший за Максимием и заметивший, что командир когорты нахмурился. — Но дрались они неплохо.
Макрон с удивлением повернулся к другу, и Катон торопливо покачал головой.
— Они сражались храбро и оказались достойны своего командира, — проревел Максимий. — Потеряли половину личного состава, и сейчас Порцин возглавляет оставшуюся в живых часть подразделения. Говорю вам, они в хороших руках.
— Ну, — фыркнул Макрон, — если он такой хороший командир, тогда почему?..
Катон бросил на старшего друга многозначительный взгляд, и тот наконец сообразил, что сболтнул лишнего, и осекся. Он мельком глянул на Максимия и сделал вид, что закашлялся.
— Что «почему»? — ворчливо осведомился Максимий.
— Ну… э-э-э… почему тогда командующий его не наградил?
— Уж тебе ли не знать, Макрон? Наградит тебя центурион или нет, зависит не только от заслуг, но и от удачи. Как доложат командующему или легату, как ему возомнится. Одни остаются ни с чем, тогда как другим… — Максимий многозначительно взглянул на Катона, — награды, похоже, преподносят на блюдечке. Что поделаешь, так устроен мир. Ты согласен, центурион Катон?
— Так точно, командир, — отчеканил Катон, заставив себя улыбнуться. — В мире много несправедливости.
— Несправедливости? — повторил, словно передразнивая его, Максимий. — Да, это правильное, верное слово. Ты ведь, небось, и много других таких знаешь?
— Командир?
— Ну у тебя на уме полно всяких хитрых словечек, чтобы меня подначивать?
— Командир, да у меня и в мыслях ничего такого…
— Ладно, расслабься.
Максимий ухмыльнулся, пожалуй слишком широко, и поднял руку.
— Все в порядке, парень, никаких обид. Ты провел большую часть жизни не в строю, обучаясь ратному делу, а засунув нос в пыльные свитки, а с этим ведь ничего не поделаешь, верно?
— Так точно, командир, — буркнул Катон, глядя под ноги, чтобы скрыть одолевавший его гнев. — Но я стараюсь это исправить.
— Конечно, парень, а как же иначе, — прогромыхал Максимий, подмигивая Антонию и Феликсу. — Все ребятишки чему-то научаются рано или поздно.
— «Рано или поздно» — это когда, командир?
На сей раз Катон взглянул командиру прямо в лицо, и Максимий, приметив в глазах юного центуриона искорки гнева, слегка улыбнулся и похлопал Катона по плечу.
— Это всего лишь фигура речи, сынок. Ничего больше. Уразумел?
— Так точно, командир, — отчеканил Катон с легким кивком. — Я могу вернуться к своим бойцам?
— Да не дуйся ты, Катон.
Это, конечно, тоже подначка, и Катону непросто было справляться с накатившим гневом. Он прекрасно понимал, что Максимий намеренно пытается вывести его из себя, чтобы выставить посмешищем в глазах остальных центурионов. Его так и подмывало ответить тем же, высказаться в свою защиту, указать на свои заслуги, на украшающие портупею награды. Но это бессмысленно и глупо. У того же Максимия, да и у других заслуженных центурионов, наград куда больше, и вряд ли Катону удастся упрочить авторитет с помощью неуместного хвастовства.
Тех, кто уступал ему по части наград, похвальба может только задеть, что тоже не добавит ему популярности. А уж любая попытка открыто возмутиться поведением Максимия — прямое нарушение субординации, что лишь усугубит ситуацию. Как ни крути, а остается, скрепя сердце, терпеть сложившееся положение, постоянно ожидая со стороны командира еще каких-нибудь колкостей. В конце концов, тот просто использовал преимущество своего статуса, и Катон понимал, что тут уж ничего не попишешь. Хуже всего, что и некоторые центурионы открыто поддерживают командира. «Остается одно: не поддаваться унынию, не позволить себе сорваться или сломаться. Нужно ждать, пока все переменится к лучшему», — мысленно убеждал себя Катон, горестно улыбаясь.
А ведь в глубине души он считал, что готовить настоящих солдат армия может и по-другому. Тяготы военной службы — не только физические, но и моральные. Это неизбежно, но нет ни малейшего смысла их усугублять. Максимий, видимо, смотрел на дело иначе, и было очевидно, что при таком подходе он доведет Катона до срыва с той же неизбежностью, с какой ночь сменяет день. Единственное разумное решение, которое пришло Катону в голову, — просто держаться от Максимия подальше и постараться как можно реже попадаться ему на глаза.
Оглянувшись назад, где в хвосте колонны маршировала его центурия, Катон нахмурился.
— Командир, — обратился он к Максимию, — мне кажется, мои люди начинают отставать. Прошу разрешения вернуться к подразделению и навести порядок.
Максимий окинул юношу долгим взглядом прищуренных глаз, и Катон уже начал опасаться, что просьба будет отклонена. Но командир когорты кивнул:
— Отправляйся. Выровняй строй и не допускай сбоев.
— Есть, командир!
Катон отсалютовал, повернулся и, сопровождаемый взглядом Максимия, размашистым шагом направился в хвост колонны, где маршировали запыленные, потные легионеры.
— Макрон?
— Да, командир?
— Насколько хорошо ты знаешь этого мальчишку?
— Надеюсь, командир, достаточно хорошо, — осторожно ответил Макрон. — Мы знакомы с тех пор, как он поступил во Второй легион новобранцем.
— Даже так? — Брови Максимия изогнулись дугой. — Это что же получается, сейчас соображу… два года. Да, солидный срок.
Даже Макрон уловил