Противоборство между непомерными амбициями Вителлия и расчетливым коварством Телемаха в любом случае обещало дорого обойтись личному составу флота Равенны.
Раздраженно стукнув по столу кулаком, Катон поднялся, вышел из кабинета и покинул здание резиденции. За плацем у пристани стоял готовый к отплытию «Спартанец». Боец, дежуривший у трапа, по приближении центуриона вытянулся по стойке смирно и ударил по земле древком копья. Едва ступив на палубу, Катон крикнул триерарху:
— Отчаливаем немедленно!
Он перешел на корму и стоял там, пока матросы и гребцы втягивали на борт трап и отдавали швартовы. Несколько человек, упершись в толстый шест, оттолкнули нос корабля от пристани, а потом, несколько раз сместившись назад по длине корпуса, повторили это действо несколько раз, пока полоса воды между кораблем и причалом не оказалась достаточно широкой, чтобы можно было спустить на воду весла. Павсарий начал отбивать размеренный ритм, весла задвигались, и «Спартанец» заскользил по направлению к стоявшей в гавани на якорях флотилии. Завидев это, триерархи бирем стали отдавать приказы поднимать якоря и заворачиваться, чтобы занять место в строю позади «Спартанца».
Флотилия вышла в главную гавань, сопровождаемая взглядами нескольких ранних пташек с причалов и палуб укрывшихся в ней торговых судов. С кормы триремы Катон бросил взгляд на портовые склады и видневшиеся за ними черепичные крыши городских домов, с такого расстояния казавшихся игрушечными.
Солнце уже поднялось над горизонтом, когда «Спартанец», держа курс прямо на его слепящий свет, вышел в открытое море. Нос корабля приподнялся на вспенившейся волне, и Катон ощутил щекой холодок бриза. Как только корабль удалился от суши, триерарх приказал убрать весла и поставить главный парус.
Глаза Катона на миг прикрылись, открылись снова, опять закрылись, и он совсем было поддался теплой, убаюкивающей усталости, но каким-то чудом встрепенулся и все-таки избежал падения на палубу.
— С тобой все в порядке, командир? — спросил рулевой.
— Да я в норме, просто устал. Думаю, мне стоит присесть на минутку.
Он опустился на палубу и привалился спиной к борту. «Отдохну час, — твердо сказал себе Катон. — He больше».
Спустя момент он уронил голову, так что подбородок уткнулся в складки плаща, и задышал глубоко и размеренно, совершенно не замечая ни того, как качается палуба, ни того, как хлопочет на ней команда, направляя бег «Спартанца».
Рулевой смерил его взглядом, улыбнулся, покачал головой и снова сосредоточился на своей задаче, поддерживая курс к далекому берегу Иллирии.
Глава 27
— Они тут сложа руки не сидели, — промолвил Альбин, и Катон, проследив за его взглядом, увидел, что за несколько дней его отсутствия береговые защитные сооружения увеличились в размерах и улучшились качественно.
Неподалеку от побережья выросла самая настоящая крепость, заключенная в треугольник глубоких рвов и высоких земляных валов. От нее к берегу тянулись две деревянные заградительные стены: эти частоколы прикрывали от возможной атаки с суши корабли, большая часть которых была сейчас вытащена на берег, и лишь горстка стояла на якорях. На ближней к берегу возвышенности была возведена наблюдательная вышка, и на глазах у Катона над ней взвился, затрепетав, сигнальный флаг, на что в крепости тут же отреагировали подъемом своего флага. В тот же миг на палубах остававшихся на воде кораблей поднялась суматоха: солнце поблескивало на оружии и полированных доспехах. Очень скоро триремы ощетинились веслами и двинулись от берега навстречу «Спартанцу» и следовавшему за ним плотному строю бирем.
Альбин повернулся к Катону и улыбнулся:
— Похоже, с нами они испытывать судьбу не собираются.
Катон кивнул:
— Вот и хорошо. Флоту уже достаточно сюрпризов. Думаю, префект кое-чему научился.
Альбин посмотрел на Катона:
— Ты ведь, как я понимаю, с ним служил?
— Было дело. В Германии, затем в Британии. Он был одним из трибунов.
— Понятно. Ну и как он справлялся?
Катон ответил не сразу. Он припомнил, как дрался бок о бок с трибуном Вителлием, защищая маленькое германское селение от орды варваров, сумевших ловко заманить когорту Второго легиона в засаду. В те отчаянные часы Вителлий проявил немалую отвагу. Другое дело, что, как выяснилось потом, он был коварным изменником, не ведавшим сострадания ни к кому: ни к мужчинам, ни к женщинам, так или иначе оказавшимся между ним и столь вожделенной им властью. Ныне путь молодого аристократа уже усеивали трупы. Он был опасен почти для всех и смертельно опасен для каждого, в ком мог увидеть для себя хоть малейшую угрозу. Для блага Альбина Катон не стал говорить ему всю правду. Он прокашлялся и, глядя не на собеседника, а на берег, промолвил:
— Справлялся-то он неплохо. Храбрости ему не занимать. Но не становись на его пути.
Катон чувствовал, что Альбин ждет продолжения, однако центурион молчал, и в конце концов триерарх, отвернувшись, тихонько пробормотал:
— Ладно, центурион, я понял. На мой счет не беспокойся. Я буду держаться подальше.
— Да уж, постарайся.
— Сигнал из форта! — прозвучал голос с мачты.
Оба командира обратили взоры к суше и увидели поднятый на сигнальной мачте и затрепетавший на ветру зеленый вымпел.
— Это запрос, — пояснил Альбин и, приложив ладони ко рту, выкрикнул приказ: — Подать сигнал опознания! Поднять наш флаг!
Двое матросов, не мешкая, вытащили из бортовой клети рулон красной материи и припустили с ним по выбленкам наверх, где закрепили полотнище. Поднятое полотнище развернулось и, похлопывая, заполоскалось на полуденном ветру. После недолгой паузы зеленый флаг над крепостью начал спускаться и пропал из виду. Корабли в гавани развернулись, убрали весла и встали на якоря. Почти сразу же после этого над флагштоком крепости взвился новый вымпел. Альбин, стоявший рядом с Катоном, напрягся и обернулся, обозревая горизонт.
— Что такое? — встревожился Катон.
— Из крепости заметили парус.
— Парус?
Катон прикрыл глаза ладонью, всмотрелся в линию горизонта и почти сразу же рассмотрел крохотный темный треугольник, почти неразличимый на фоне дальней береговой линии. Он поднял другую руку и указал:
— Вон там! Видишь?
Альбин взглянул в указанном направлении, напрягая глаза, чтобы рассмотреть подробности.
— Не, ничего… Погоди… Ага, вижу! Похоже, галера! — Он перевел взгляд на Катона и поднял брови: — Ну у тебя и зрение! Самому бы мне ни за что его не углядеть! Старею. — Он повернулся в сторону дальнего паруса. — Может, это пират, надзирающий за нашим флотом? Ну и ладно, пусть видят, что, понеся потери, мы сделали из этого выводы. Не думаю, чтобы Телемах рискнул дать второе сражение.
Катон кивнул:
— Если он такой толковый, каким кажется, то ты прав. С настоящего момента начинается состязание силы с хитростью.
Альбин почесал подбородок:
— Вопрос только в том, на чьей стороне сила, а на чьей — хитрость.
Под потускневшим синим небом эскадра подкрепления медленно проследовала к берегу. Матросы готовили крепкие причальные канаты, чтобы надежно пришвартовать трирему. Пехота и свободная от вахты команда собрались на кормовой палубе, чтобы облегчить при подходе к суше нос корабля, а потом раздался плеск: с кормы в воду сбросили якорь. Набежавшая волна сместила корабль вперед, и якорный канат натянулся, но вновь обвис, когда со следующей волной судно выровнялось. С высоты берега прибывшие корабли обозревал человек, облаченный в алый плащ и сверкающий панцирь, позволявшие издалека узнать в нем префекта.
На лице Катона, вспомнившего о клеветнических измышлениях в докладе Вителлия, отразилась горечь, но потом его губы изогнулись в легкой улыбке. Доклад уже на пути в Рим, и префекту невдомек, что его содержание отличается от первоначального.
Нос корабля заполз на сушу, и палубный настил под ногами Катона содрогнулся: трирема осела, замерла и все стоявшие на корме двинулись к носу.
— Кончай грести! — проревел Альбин. — Поднять весла на борт! Спустить сходни!
По обе стороны от «Спартанца» суда маленькой эскадры тоже приставали к суше, после чего с носа каждого корабля спускали на берег наклонные сходни. Как только был сброшен трап, Катон спустился и, хрустя сапогами по гальке, направился прямиком к префекту, стоявшему среди жесткой травы, обозначавшей границу подъема морской воды во время прилива. За почти два дня плавания ноги Катона успели отвыкнуть от твердой почвы, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы ступать по возможности уверенно. По приближении центуриона префект Вителлий сделал шаг ему навстречу, и Катон отсалютовал начальнику.
— Центурион Катон! Ну наконец-то! Я уж начал гадать, что там с тобой случилось!
Хотя все это префект произнес с улыбкой, сам факт упрека сомнения не вызывал, и Катон гневно стиснул зубы, однако, совладав с собой, ответил в подобающей, сдержанной манере.
— Мы прибыли так скоро, как смогли. Спроси у моего триерарха.
— В этом нет надобности. — Вителлий похлопал его по плечу. — Я рад тебя видеть: у меня найдется применение этим людям. — Подавшись вперед, он понизил голос: — По правде сказать, они мне позарез нужны. Все обернулось так, что я уж и сам не знаю, мы охотимся за пиратами или они за нами.
— Не может же все быть настолько плохо, командир.
Вителлий издал горестный смешок:
— Думаешь, не может? Ну, вообще-то, да, сейчас я несколько воодушевился… — Префект умолк, глядя на море. — Проклятые пираты! Юпитер свидетель, я заставлю их заплатить за наглый вызов Риму.
— Так точно, командир.
— Пошли. Нам нужно поговорить. У меня в шатре.
Повернувшись, префект зашагал к воротам укрепленного лагеря, и Катон последовал за ним. За валами, по обе стороны прямой главной дороги выстроились ровные ряды палаток. По большей части они были из козьих шкур, но попадались и другие, из потертого, видавшего виды полотна. Катон догадался, что на них пошли старые, пришедшие в негодность паруса. Люди, сидевшие перед палатками,