— Рад слышать, центурион. Ублюдок заслужил свою участь после того, что проделывал со мной… Но ладно, ближе к делу: я их там видел, свитки. На его письменном столе. Телемах доставал их несколько раз, когда они меня пытали. Свитки хранятся в небольшом сундучке. — Секунд помедлил, восстанавливая картину в памяти. — Он черный, отделанный золотом и камеями из оникса. В последний раз меня допрашивали больше месяца назад. Думаю, Телемах и сейчас хранит их, для верности поближе к себе, в своих покоях. Но тебе не помешает узнать кое-что еще. Я думаю, у Телемаха на вашем флоте имеется шпион. Он как-то сказал, чтобы я оставил всякую надежду на то, что меня вызволят, и похвалялся тем, что о равеннском флоте ему известно все до мельчайших подробностей. Более чем достаточно, чтобы обеспечить его победу.
— Они ждали нас, — подтвердил Катон. — Мы потеряли несколько кораблей и сотни людей. Насчет шпиона ты совершенно прав. Пираты точно знали маршрут, чтобы перехватить нас, где им удобнее, и были осведомлены насчет того, что наши корабли перегружены припасами и снаряжением. Если только нам удастся выловить этого соглядатая, его не убережет никакая земная сила. На куски порвут.
— Да, они похвалялись тем, что разбили равеннский флот, но я им не верил. — Секунд печально повесил голову, переживая поражение, ибо, как и все римляне, был воспитан в убеждении, что Рим непобедим. Что же до Катона — ему, побывавшему на дальних рубежах империи, то, что разбросанные, растянутые на огромные расстояния легионы и флот ухитряются успешно защищать эти немыслимой протяженности границы, казалось почти чудом. — Похоже на то, что не зря Телемах так в себе уверен, — тихо продолжил Секунд.
Катон покачал головой:
— Ему до сих пор везло, но вечно это продолжаться не может. Его время вышло или выйдет очень скоро. Вот увидишь. А теперь скажи мне, что было после того, как они покончили с допросами?
Секунд свободной рукой указал на свое истощенное тело:
— Меня отправили на конюшни присматривать за мулами. С тех пор я каждые три дня готовил тюки с припасами, грузил на долбаную лодку, садился на весла, переправлялся через залив и лез с мулами на эту проклятую гору.
— Когда остальные вас хватятся?
— Нас будут ждать назад нынче к ночи.
— Прекрасно, — сказал Катон. — Вообще-то, я удивлен тем, что они не держали тебя где-нибудь в надежном месте, откуда не убежать.
— Я был под постоянным присмотром.
— Тоже верно. Но ведь ты основательно ознакомился с этой базой, а значит, представлял бы для пиратов угрозу, если бы тебя выкупили.
Секунд взглянул на Катона:
— А с чего ты взял, что они вообще собирались меня отпускать? Ну и потом, один из них как-то сказал, что они собираются покинуть этот залив и обосноваться на новом месте, найти другие охотничьи угодья.
— Телемах когда-нибудь поминал «Освободителей»?
— Он говорил, что есть разные партии, заинтересованные в получении свитков.
— А имя своего человека не поминал?
— Ни разу. Но мне кажется, я его как-то видел. — Секунд наморщил лоб, припоминая подробности. — Я грузил провиантскую лодку, когда прибыл корабль и высадил римлянина. Стража тут же отвела его в цитадель. Имя его мне неизвестно. Ему за тридцать, может — под сорок. Телосложение среднее… Внешность ничем не примечательная. Если не считать шрама.
— Шрама? Ну-ка поподробнее.
— У него на щеке красная отметина, как от ожога. Прости, это все, что я могу припомнить.
— А больше и не надо. Если я тебе его покажу, узнаешь?
— По шраму, думаю, да.
— Его зовут Анобарб. Это имя тебе что-нибудь говорит?
— Извини, ничего. — Секунд опустил голову и принюхался к содержимому миски. — Я тебе не говорил, что ты великолепный повар?
— Варева достаточно, ешь сколько хочешь. Смотри только не перегрузи желудок. Как я стану объяснять Нарциссу, что спас тебя от пыток и рабства, чтобы угробить, перекормив?
Секунд рассмеялся, и ему попало не в то горло: он закашлялся, разбрызгивая похлебку. Катон в тревоге вскочил и, обежав костер, стукнул его по костлявой спине. Потом поднял руку, чтобы повторить удар, но тут Секунд уклонился и закричал:
— Эй, хватит! Хорош! Я в порядке. — Он прокашлялся, а потом издал смешок. — Прости, что так получилось, но я не смеялся уже несколько месяцев. Не осмеливался. Спасибо тебе, — улыбнулся Секунд. — Благодаря тебе я почувствовал себя гораздо лучше. Почти человеком. Спасибо, центурион Катон.
В какой-то миг чувство облегчения было почти непереносимым, и к глазам Секунда подступили слезы, но он быстро утер их, поставил миску на землю и поднялся:
— Пойду посплю.
— Тебе не помешает, — улыбнулся Катон. — Сдается мне, завтра нас ждет трудный день.
Катон проснулся с рассветом, мигом перейдя от глубокого сна к полному сознанию, благо прослужил в войсках уже достаточно долго, чтобы привыкнуть к резким пробуждениям. Откинув пиратское одеяло, найденное в хижине, он спустя миг уже стоял на ногах, потягиваясь и разминаясь. Из сторожки доносился храп, и Катон решил дать агенту поспать еще. Малый натерпелся в пиратском плену, и ему надо дать время оправиться и окрепнуть.
Пройдя к сигнальной мачте на краю утеса, Катон сел, прислонившись к ней, и обозрел чистый, без каких-либо признаков парусов горизонт. А ведь прежде, пока не начали свирепствовать пираты, здесь процветало торговое судоходство.
Переведя взгляд на противоположный берег залива, Катон увидел вьющиеся над пиратской цитаделью тонкие дымки и несколько темнеющих, вытащенных на берег кораблей. На первый взгляд мирная картина. Но все изменится с прибытием Веспасиана.
Но чем дольше всматривался с высоты Катон, тем больше захватывала его открывавшаяся величественная панорама. Там внизу люди готовились приступить к дневным работам по починке вытащенных на сушу кораблей, а где-то за пределами видимости моряки флота Равенны готовились к решающей схватке с ничего не подозревающими пиратами. Однако отсюда все это казалось мелочной суетой по сравнению с высившимися по обе стороны залива горами и простирающимся до горизонта без признаков какой-либо, даже дальней, земли океаном. Таким необъятным и безмятежным.
Но потом нечто появившееся на периферии зрения мигом вернуло его к суровой реальности. Далеко внизу по блестящей синеве моря примерно в полумиле от скалистого берега и пиратского логовища скользили пять кораблей. Они уже некоторое время как на виду, сообразил Катон и мысленно выругал себя за то, что отвлекся на созерцание пейзажа и не заметил суда в момент их появления. Пять галер, заключил он, замечая по обе стороны от каждого корпуса сопутствующие их продвижению двойные линии весельных всплесков. Еще пристальнее центурион присмотрелся к ним, когда те свернули в узкий залив и направились прямиком к дальней горе и пиратской базе. Когда они подошли ближе, центурион напряг зрение и увидел, что в голове и хвосте маленького каравана идут либурны, а между ними — три биремы.
Катон нахмурился. Что это значит? И где флот Равенны?
Как раз в то время, когда передовая либурна вышла из тени на освещенное солнцем пространство, на палубе произошла яркая вспышка. Катон, ничего не понимая, всмотрелся пристальнее. Вспышка повторилась еще два раза. Потом последовала недолгая пауза, а за ней опять три такие же вспышки. Сигнал, понял Катон. Пираты передают сигнал на наблюдательный пункт. Его охватила паника: он решил, что они ожидают ответа или подтверждения, что сигнал принят. Вскочив, Катон помчался к хижине, крича на бегу во весь голос:
— Секунд! Секунд! Вставай скорее!
Спустя мгновение кожаный полог откинулся, и Секунд, протирая глаза, вывалился наружу. Едва он увидел лицо спешившего к нему центуриона, как от его сонливости не осталось и следа.
— В чем дело? Что случилось?
— Пиратские корабли входят в залив. — Он махнул рукой в сторону края утеса. — Они сигналят нам. Ты должен мне помочь. Быстрее!
Поманив Секунда за собой, Катон повернулся и помчался обратно к мачте, а когда Секунд, запыхавшись, поравнялся с ним, то увидел, что корабль продолжает подавать сигналы.
— Давай, ты же с ними хрен знает сколько времени проторчал и должен знать их повадки. Что значит этот сигнал?
Секунд нахмурился.
— Соображай быстрее, приятель! Должен быть какой-то сигнал подтверждения. С помощью которого они дают знать, что увидели прибывших, признали в них своих и все такое. Вспоминай! Мы должны заставить пиратов в заливе как можно дольше считать, что они в безопасности. В любой момент кто-то может увидеть эти корабли. Если мы не сообразим и не подадим нужный сигнал, они обеспокоятся и поднимут тревогу. Ну давай, давай — что я должен делать?
— Я пытаюсь вспомнить, — отмахнулся Секунд, прокручивая в памяти все виденное на пиратской базе. — Ага, вот оно! Так и есть! Доставай черный вымпел.
Катон воззрился на него:
— Черный? Ты не путаешь? А гелиограф не использовать?
— Не надо, он здесь для связи с цитаделью. А для обмена сигналами с кораблями используют флажки. Когда их корабли возвращаются с рейда, поднимают черный.
Катон вытащил из сундука рулон черной ткани, пропустил завязки в петли на фале мачты и, надежно закрепив вымпел, стал выбирать фал, поднимая флаг вверх вдоль деревянного древка. Наверху тот развернулся во всю длину, и шесть локтей черной ткани затрепетали на утреннем ветру, ясно различимые на фоне голубого неба.
Катон повернулся к Секунду:
— Надеюсь, ты прав.
Тот нервно сглотнул:
— Это мы скоро узнаем. Не так, так этак.
Глава 36
— Что это там? — Макрон указал на гору.
Стоявший с ним рядом на палубе либурны моряк прикрыл глаза от солнца ладонью, присмотрелся, щурясь, и ответил:
— Думаю, вымпел, командир.
— Какого цвета? Ну, живее!
— Да не разобрать толком, командир. Больно уж далеко. Темный… или черный!
Макрон развернулся и, приложив ладони ко рту, выкрикнул:
— Пленника наверх!