— Помоги! Помоги мне!
Надавливая гардой меча на верхушку лестницы, Катон пытался открепить ее от частокола и опрокинуть на головы атакующих, но оказалось, что другой британский воин уже взлетел про ней наверх, и испуганный Катон вдруг встретился со взглядом варвара, в котором пылало безумное торжество.
— Хрен ты сюда залезешь, малый!
Легионер с такой яростью и силой обрушил на голову врага меч, что раскроил ему череп, обрызгав своего центуриона кровью и мозгами. Как только варвар свалился вниз, Катон оттолкнул лестницу от частокола и кивнул легионеру в знак благодарности.
Оглядевшись, Катон увидел, что пока еще ни один из варваров не смог забраться на вал, однако прямо на его глазах неподалеку, по правую руку от него, целый участок частокола оказался выворочен из вала и рухнул вниз, обдав атакующих рыхлой землей. Почва ушла из-под ног оборонявшего этот участок легионера, и он с криком упал прямо в гущу вражеских воинов и был зарублен на месте.
— Смотрите! — крикнул Катон своим бойцам. — Они выкорчевывают частокол!
В то время как одни варвары штурмовали укрепления с помощью приставных лестниц, другие подкапывались под основание вбитых в земляной вал бревен и расшатывали их, чтобы они вывалились из гнезд. Окинув вал взглядом, Катон увидел, что обрушения происходят и на других участках. Еще чуть-чуть, и в образовавшиеся проломы хлынет такой поток варваров, что они просто сметут защитников с вала.
— Проклятье! — в ярости вскричал Септим. — Глубже надо было вбивать!
— Поздновато опомнились!
Катон снова обернулся навстречу врагу, и как раз вовремя: успел рубануть мечом воина, которого подсаживали наверх товарищи. Варвар, вооруженный топором на длинном древке, блокировал удар центуриона, но, потеряв равновесие, покатился вниз.
Не всюду на позициях Шестой центурии дела обстояли хорошо. В двух местах, где частокол был обрушен, неприятелям удалось взобраться на вал, и они старались оттеснить защитников, чтобы расчистить место для напиравших сзади товарищей.
— Септим!
— Да, командир!
Катон указал на ближайший пролом в частоколе:
— Возьми шестерых солдат. Сбрось их со стены, пока еще не поздно! Действуй!
Оптион мгновенно понял опасность и устремился к пролому, по пути выдергивая из строя бойцов для поддержки. Приблизившись к бреши, легионеры сомкнулись, сформировав живой таран из плоти и металла шириной в два щита — насколько позволяла ширина вала. Налетев на вражеских воинов, они сразили их мечами прежде, чем кельты успели понять, что происходит, и сбросили убитых и раненых на головы товарищам, карабкавшимся на вал. Топчась по развороченной земле, они наносили удары всем, у кого хватало дерзости и глупости попытаться одолеть вал на этом участке. Но Катон видел, что дальше на валу, у следующего проема, дело обернулось гораздо хуже. Врагу удалось захватить площадку на валу, и сейчас туда устремлялись все новые и новые воины.
— Беги в обход этой шайки к центуриону Макрону. Скажи, что необходимо сбросить их со стены и перекрыть пролом. Пошел!
Легионер наполовину сбежал, наполовину съехал вниз по склону, а Катон, неожиданно ощутив под ногами глухую дрожь, бросил взгляд на ворота. Бойцы, находившееся в резерве позади вала, со всех ног спешили к створам, чтобы подпереть их, в то время как варвары по ту сторону ворот подняли с земли таран, валявшийся среди мертвых тел, и возобновили попытки проломить ворота.
Катон понимал, что когорта проигрывает сражение. Бревенчатые ворота были сооружены для того, чтобы контролировать перемещение врага по дороге к болоту и обратно, но никак не были рассчитаны на штурм, да еще и с применением тарана. Враг непременно проломит их, и произойдет это довольно скоро. А если нет, то рано или поздно в частоколе будет столько брешей, что легионеры уже не смогут их защищать. Так или иначе, когорта обречена.
Некоторые из прорвавшихся на вал варваров, одержимые жаждой крови, увидели лежавших у подножия раненых и разразились криками, полными дикого злобного ликования. Почти неподвижные, практически беззащитные раненые римляне не имели возможности обороняться от безжалостного врага, однако и варвары польстились на легкую добычу себе же на погибель, позабыв о том, что проделанную ими брешь в частоколе — ту, что открыла им путь на вал, — надо еще и охранять. Неожиданно для врага Макрон, ведя за собой половину центурии с флангового редута, с громовым ревом устремился по валу к бреши. Кучку бриттов, пытавшихся отстоять захваченную на валу площадку, порубили на месте или сбросили в ими же проделанный пролом. И вовремя, ибо помедли римляне хоть чуть-чуть, врагов на валу было бы уже слишком много, и отряду Макрона вряд ли удалось бы их сбросить. Увидев, что происходит, варвары, увлекшиеся избиением раненых римлян, снова полезли на вал, чтобы отбить у римлян клочок пропитавшейся кровью земли перед брешью в частоколе. Но они опоздали, и их было слишком мало, чтобы изменить ситуацию: все они были убиты, так и не добравшись до гребня вала, а тела, скатившись по склону, распростерлись рядом с теми, кого они только что столь безжалостно убивали.
Убедившись, что обстановка на валу выправилась, Катон обернулся посмотреть, как обстоят дела у ворот.
Атакующие безостановочно наносили ритмичные удары, потом послышался треск расщепленного бревна. Внутри у Катона все упало, он понял, что еще несколько ударов — и ворота подадутся, а потом толпа врагов снесет их, пробьется за вал и порвет оставшихся бойцов Третьей когорты в клочья.
Затем он осознал, что удары вдруг оборвались, и, глянув в обе стороны вдоль вала, увидел, что многие бойцы на стене уже не сражаются, а стоят, опершись о поставленные на землю щиты и тяжело дыша. Кельты отхлынули от вала и устремились назад — туда, где, широко расставив ноги, стоял на колеснице Каратак. Только сейчас взгляд его был устремлен не на укрепления Третьей когорты, а в противоположную сторону, на дорогу.
— Командир, — воскликнул протолкавшийся сквозь толпу защитников вала к Катону Септим, — ты это слышишь?
— Что?
— Да послушай!
Катон напряг слух, но, если не считать отдававшегося в ушах гулкого стука сердца, слышал только панические вопли вражеских воинов, улепетывавших от вала и сбивавшихся вокруг своего вождя в плотную, неподвижную толпу. Катон покачал головой, и Септим стукнул кулаком по частоколу:
— Да послушай же, командир!
Катон снова напряг слух и на сей раз уловил кое-что еще, кроме полных паники и отчаяния криков вражеских воинов. Отдаленный звон оружия и тонкий зов трубы. Звук, который на этом острове могли издавать трубы только одной армии.
Катон расплылся в улыбке: волна облегчения омыла его, наполнив сердце радостью.
— Он должен был прийти.
— Так оно и есть, командир! — со смехом воскликнул оптион, хлопнув его по плечу. — Этот ублюдок просто откладывал все до последнего момента.
Все больше и больше легионеров, услышав и узнав звуки, начинали озираться по сторонам, делясь радостью с товарищами. Потом на валу зазвучали ликующие крики и насмешки в адрес удирающих врагов. Та яростная отвага, с которой бритты, презирая опасность, еще недавно штурмовали вал, испарилась мгновенно, стоило распространиться известию о появлении в тылу значительных римских сил. Теперь они думали лишь о том, как спасти свои шкуры. В рядах врага царил хаос, и порядок сохраняла лишь личная стража Каратака — отборный отряд знатных воинов, сомкнувшийся вокруг своего вождя и с презрением отталкивающий валом валивших мимо них простолюдинов. Некоторые варвары уже сообразили, что единственную надежду на спасение им сулит болото: они сходили с дороги и рассеивались, бредя сквозь заросли тростника, тяжело волоча ноги с налипшей на них тиной и увязая в грязи, так что каждый шаг становился испытанием силы и выносливости.
— Не больно-то приятное зрелище, не находишь?
Катон обернулся к Макрону, подошедшему сзади. Ветеран с грустью взирал на происходящее на дороге.
— Все-таки жалкое это зрелище — разбитая армия.
— Ну, может, и так, но для меня это зрелище предпочтительнее многих других.
— Выше гóловы!
— Осторожно, — тихо промолвил Макрон, глядя Катону через плечо. — Туллий идет… Мои поздравления, командир.
— А?..
Туллий выглядел недовольным, и Катон заметил, что взгляд его устремлен на дорогу — туда, где позади толпы, в которую превратилось войско Каратака, уже показались поблескивавшие в лучах вечернего солнца штандарты Второго легиона.
— Сомневаюсь, чтобы Веспасиан поспешил присоединиться к твоим поздравлениям.
Окинув Катона и Макрона многозначительным взглядом, Туллий шуганул находившихся поблизости легионеров, а когда те оказались вне пределов слышимости, посмотрел на подчиненных и тихо, но настойчиво спросил:
— Что вы собираетесь рассказать легату?
Катон поднял брови:
— Рассказать легату? Прошу прощения, командир, но я не понимаю.
Туллий подался ближе и ткнул ему пальцем в грудь:
— Нечего передо мной придуриваться, парень. Как ты собираешься все это объяснить?
— Еще раз прошу прощения, командир, но оправдываться нет надобности, главное — держаться заодно. Антоний погиб, так что всю правду знаем только ты, я, Макрон да Непот.
— Вычеркни Непота из списка, — сказал Макрон, указывая пальцем на вал. — Он остался там, насквозь пробитый копьем. Как добрался сюда, так сразу бросился в бой, а найти доспехи у него времени не было. Жаль.
— Жаль, — медленно повторил за ним Катон. — Итак, командир, нас осталось только трое. Все, что нам нужно, — это придерживаться той версии, которую мы скормили Корду. Не то чтобы она безупречна, но это все, что у нас есть, да и опровергнуть ее никто не сможет.
— А что, если Непот ошибся? Вдруг Максимий жив? Или Феликс?
— Они мертвы, — твердо заявил Катон.
— А если нет? Нам надо сказать правду. Объяснить Веспасиану, что Максимий подвергал когорту опасности. Что нам пришлось взять его под арест, чтобы спасти людей и поймать Каратака в ловушку. — Неожиданно глаза старого командира засветились воодушевлением. — Мы одержали победу. Это наша заслуга, и наверняка она нам зачтется.