– Три дня! – воскликнула Кейт.
– Да. Видимо, миссис Драйвер сказала тёте Софи, что он простудился. Она не хотела причинять ему зла, но твёрдо решила избавиться от добываек, а брат мог помешать ей.
– А ей это удалось? Я хочу сказать… они все пришли? И полисмен? И крысолов? И?..
– Санитарный инспектор не приехал. Во всяком случае, пока брат был там. И им не удалось вызвать крысолова из города, но они нашли человека из местных. Полисмен пришёл… – Миссис Мей рассмеялась. – Эти три дня миссис Драйвер давала брату настоящие отчёты о том, что происходит внизу. Она любила поворчать, а брат, запертый в своей комнате и больше ей не опасный, перестал быть для неё врагом. Она приносила ему в комнату еду, а в самое первое утро притащила на подносе всю игрушечную мебель и заставила поставить её обратно в кукольный дом. Вот тогда-то она и сказала ему про полисмена. Он говорил мне, что она была вне себя от злости. Ему даже жалко её стало.
– Почему? – спросила Кейт.
– Потому что полисмен оказался сыном Нелли Ранэйкр, Эрни, которого миссис Драйвер не раз гоняла в прежние времена из сада, когда он мальчишкой таскал яблоки с яблони, что растёт у ворот. «Подлый, трусливый, дрянной воришка, – сказала она про него брату. – Расселся у меня в кухне как у себя дома, выложил на стол записную книжку и давай скалить зубы… Говорит, ему стукнул двадцать один год… Наглый, как не знаю что, откуда только такие берутся!..»
– А он правда был дрянной воришка? – спросила Кейт, глядя на неё во все глаза.
– Конечно, нет. Не больше, чем брат. Эрни Ранэйкр был прекрасный юноша с гордой осанкой и светлой душой, гордость всей полиции. И вовсе он не скалил зубы, когда миссис Драйвер рассказывала свою историю. Просто когда она описывала Хомили, не пожелавшую встать с постели, он кинул на неё взрослый (как говорил потом Крампфирл) взгляд, словно хотел сказать: «Сильнее разбавляйте её водой».
– Кого – её? – не поняла Кейт.
– Старую добрую мадеру, наверное, – предположила миссис Мей. – И тётя Софи заподозрила то же самое, поэтому страшно разгневалась, когда узнала, что миссис Драйвер видела нескольких человечков, а она сама после целого графинчика мадеры всего одного, ну от силы двух. Она велела Крампфирлу принести все ящики с мадерой из подвала к ней в комнату и составить у стены в углу, где она сможет за ними приглядывать.
– А кошку они достали? – спросила Кейт.
– Да, старого кота Крампфирла, рыжего с белыми пятнами. Но от него тоже было мало толку. По словам миссис Драйвер, всё, на что он оказался способен, – это удрать из дому или забраться в кладовую, где хранили продукты. «Что там говорить о добывайках, – ворчала миссис Драйвер, когда ставила на стол тарелку с рыбным пирогом, который принесла брату на второй завтрак, – им до этого кота далеко: добыл себе в кладовой рыбу и полгоршка сметаны». Но кот пробыл в доме недолго. Первое, что сделали фокстерьеры, которых привёл крысолов, это выгнали его. Ну и шум они подняли, рассказывал брат. Они гоняли кота по лестницам – вверх-вниз – и по комнатам – взад-вперёд – и так лаяли, что чуть не охрипли. Последнее, что видел брат из окна, – рыжее пятно, которое мчалось через рощу и дальнее поле, а за ним – терьеры, вся свора, как один.
– Поймали они его?
– Нет, – рассмеялась миссис Мей, – он ещё жил у Крампфирла, когда туда через год приехала я. Немного угрюмый и необщительный, но целый и невредимый.
– Расскажите, что было, когда приехали вы.
– О, я там недолго пробыла, – торопливо сказала миссис Мей, – а потом дом продали. Брат никогда больше туда не приезжал.
Кейт подозрительно взглянула на неё, покалывая нижнюю губу иголкой, и наконец спросила:
– Значит, они так и не поймали добываек?
Миссис Мей отвела глаза и, чуть поколебавшись, ответила:
– Да нет, не поймали, но… то, что они сделали, было для бедного брата ещё хуже.
– Что же?
Миссис Мей, отложив иглу, несколько минут молча смотрела на руки, потом выпалила:
– Я ненавидела этого крысолова.
– А вы его разве знали?
– Его все там знали. У него было бельмо на глазу. Его звали Рич Уильямс. Он и свиней колол, и… ну и всякое другое делал… У него было много чего: ружьё, топор, лопата, кирка и приспособление с кузнечными мехами, чтобы выкуривать крыс. Я не знаю точно, чем он их выкуривал: сам варил это ядовитое снадобье из трав или химикалий, – но запах помню: он ещё долго держался у амбаров и вообще всюду, где этот Рич Уильямс бывал. Можешь себе представить, что творилось с братом, когда на третий день – тот самый, когда он должен был уезжать, – до него донёсся этот запах…
Брат был уже одет и совсем готов в дорогу. Упакованные чемоданы стояли внизу в холле. Пришла миссис Драйвер, отперла дверь и повела его по коридору в спальню тёти Софи. Он стоял бледный, застывший, в пальто и перчатках возле её завешенной пологом кровати.
– У тебя что – уже морская болезнь началась? – насмешливо спросила тётя Софи, глядя на него с высоты кровати.
– Нет, это от запаха.
Тётя Софи принюхалась:
– Что это за запах, Драйвер?
– Там крысолов, миледи, – ответила экономка, покраснев. – В кухне…
– Что?! Вы их выкуриваете?! – воскликнула тётя Софи и засмеялась. – О боже! Драйвер, если они вам не по вкусу, избавиться от них проще простого.
– Как, миледи? – Миссис Драйвер было так неловко, что даже её двойной подбородок покраснел.
Обессилев от смеха, тётя Софи помахала унизанной кольцами рукой и кивком указала им на дверь.
– Покрепче затыкайте бутылку пробкой.
Спускаясь по лестнице, они всё ещё слышали её смех.
– Она в них не верит, – пробормотала миссис Драйвер и, покрепче ухватив брата за плечо, без церемоний поволокла через холл. – Ну и глупо! Посмотрим, что она запоёт, когда я потом принесу их к ней в комнату на чистой газете, всех рядком по росту…
Часы были сдвинуты с места, и брат сразу же заметил, что дыра в деревянной панели законопачена. Входные двери, как обычно, стояли настежь, и в холл врывался солнечный свет. У двери, на коврике, стояли его чемоданы, поджариваясь на солнце. С фруктовых деревьев за дорожкой уже облетел цвет, и ветки покрылись крошечными светло-зелёными плодами, прозрачными на солнце.
– Времени хоть отбавляй, – сказала миссис Драйвер, взглянув на часы, – кеб приедет не раньше половины четвёртого…
– Часы стоят, – заметил брат.
Вид у миссис Драйвер был непривычный, словно она собралась идти в церковь: шляпа и парадное чёрное пальто, – потому что она самолично собиралась везти его на станцию.
– Да, это, верно, из-за того, что мы их сдвинули. – У неё открылся рот и тяжело обвисли щеки. – Всё будет в порядке, когда их поставят на место. В понедельник придёт мистер Фриш.
И она снова крепко ухватила его повыше локтя и потащила дальше.
– Куда мы идём? – спросил мальчик, упираясь.
– В кухню. У нас ещё есть минут десять. Разве ты не хочешь посмотреть, как их поймают?
– Нет, не хочу!
Он вырвался из её цепких рук, но она даже не рассердилась, а с улыбкой глядя на него, сказала:
– Ну, а я хочу. Хочу рассмотреть их получше. Он напустит под пол своё снадобье, и они выбегут наружу: во всяком случае, так происходит с крысами, – но сперва заделает все выходы.
И её глаза вслед за глазами брата обратились к дыре под часами, замазанной чем-то вроде серого теста, с криво прилепленным сверху куском обёрточной бумаги.
– Кто её нашёл?
– Рич Уильямс. Это его работа.
– Её можно расковырять, – сказал мальчик минуту спустя.
Миссис Драйвер рассмеялась, на этот раз добродушно:
– О нет, нельзя! И думать нечего. Накрепко зацементировано, целый цементный блок, да ещё поперёк железный лист от старой печки из оранжереи. Рич Уильямс с Крампфирлом целый день провозились, до самого чая. Нам здесь больше таких фокусов не надо. Да ещё под часами. Их не так-то просто сдвигать с места. Особенно если хочешь, чтобы они точно ходили. Видишь, где они стояли, – там, где на полу вроде бы подставка?
Вот тут-то брат в первый и последний раз в жизни увидел это подножие из плитняка.
– Ладно, пошли, – сказала миссис Драйвер и снова взяла его за руку. – Мы услышим кеб из кухни.
Но когда они прошли через зелёную, обшитую байкой дверь в кухню, там было форменное столпотворение. Услышать отсюда, как подъезжает кеб, нечего было и думать.
– Спокойно, спокойно, спокойно!.. – повторял громко и монотонно Крампфирл, удерживая на поводке тяжело дышавших и заливисто лаявших терьеров крысолова.
Полисмен Эрни, сын Нелли Ранэйкр, тоже был там – пришёл просто из интереса – и стоял в стороне от прочих, сдвинув каску на затылок, с чашкой чая в руке. Лицо его было розовым от возбуждения, и он безостановочно мешал чай ложкой.
– Пока не увижу – не поверю, – весело сказал он вошедшей миссис Драйвер.
Там же был мальчик из деревни, с хорьком. Хорёк всё время пытался вылезти из кармана, рассказывал брат, а мальчик заталкивал его обратно. Сам Рич Уильямс сидел на корточках возле дыры и что-то жёг под куском мешковины, отчего в кухне стояла страшная вонь. Вот он начал накачивать мехи, медленно и осторожно, напряжённо склонившись над ними, полностью поглощённый своим занятием.
Брат воспринимал происходящее как сон. («Возможно, мне действительно всё это приснилось», – сказал он мне позднее… много позднее, когда мы уже были взрослыми людьми.) Он оглядел кухню. Увидел в окно залитые солнцем фруктовые деревья и ветку вишни, стоявшей на склоне; увидел пустые чашки на столе и торчавшие из них ложки – одна чашка была без блюдца; увидел прислонённое к стене у самой зелёной двери снаряжение крысолова: связку кроличьих силков, два мешка, лопату, ружьё, кирку – и его обтрёпанное пальто с заплатами из кожи.
– Приготовьтесь! – раздался дрожавший от возбуждения голос Рича Уильямса, но головы он так и не повернул. – Приготовьтесь. Сейчас можно будет спускать собак.
Миссис Драйвер выпустила руку брата и подошла поближе к дыре, но крысолов, не оборачиваясь, скомандовал: