– Не очень тебе тяжёло? Ты справишься? – обеспокоенно спросил Под, когда Хомили первая пустилась под гору.
– Уж лучше тащить их, чем молоть, – не оглядываясь, колко ответила Хомили.
– С этой стороны барсучью нору искать напрасно, – пропыхтел Под (он нёс самый тяжёлый груз), поравнявшись с Арриэттой. – Тут и пашут, и сеют, и боронят, тут и люди, и собаки, и лошади, и чего только нет…
– Где же она тогда? – спросила Арриэтта, кладя на минуту свою ношу на землю, чтобы дать отдых рукам. – Мы же обошли кругом всё поле.
– Осталось одно место, – сказал Под, – те деревья посредине, – и, стоя неподвижно в глубокой тени, он поглядел через пастбище.
В закатных лучах оно выглядело точно таким, как в тот первый день (неужели это было лишь позавчера?), но с этого места им была не видна длинная тень, которую отбрасывал островок деревьев.
– Открытое пространство, – сказал Под, всё ещё не отводя глаз. – Твоя мать не сможет перейти это поле.
– А я смогу, – сказала Арриэтта, – я бы с радостью пошла…
Под не ответил.
– Надо подумать, – сказал он немного погодя. – Идём, дочка. Бери свои колосья. Не то мы не успеем вернуться дотемна.
И они действительно не успели. Когда они брели знакомым путём по рву, наступили сумерки, а когда подошли к пещере, было почти совсем темно. Но даже в полумраке их зашнурованный с верхом ботинок внезапно показался им родным домом. Он словно говорил им: «Добро пожаловать!»
Хомили тяжело опустилась на землю у подножия насыпи, словно раздавленная своей ношей.
– Передохну минутку, – объяснила она, – и двинусь.
– Не спеши, – сказал Под, – я пойду вперёд и развяжу шнурки.
И, тяжело дыша, он стал подниматься по насыпи, таща за собой пучок колосьев. Арриэтта – за ним.
– Под! – крикнула Хомили снизу из темноты, не оборачиваясь к нему. – Знаешь что?
– Что? – спросил Под.
– Сегодня был тяжёлый день, – сказала Хомили. – Что, если мы выпьем по чашечке чая?
– Пей на здоровье, – сказал Под, расшнуровывая верх ботинка и осторожно шаря внутри. Он повысил голос, чтобы ей было там, внизу, слышно: – Только помни: утерянного не воротишь… Принеси-ка мне ножницы, Арриэтта. Они на гвозде в кладовой. – Через минуту он нетерпеливо крикнул: – Побыстрей! Что ты там копаешься целую вечность? Надо только руку протянуть.
– Их нигде нет, – раздался чуть погодя голос Арриэтты.
– Как это нет?
– Нет, и всё. Остальное на месте.
– Нет? – не веря своим ушам, повторил Под. – Подожди минутку, я сам посмотрю.
– Из-за чего вся эта суматоха? – не понимала всё ещё сидевшая внизу Хомили. Она не могла разобрать их слов.
– Что-то или кто-то здесь побывал, – раздался голос Пода после горестного молчания.
Подняв с земли колосья, Хомили стала карабкаться наверх, это было совсем нелегко в полумраке.
– Достань-ка спичку, – опять послышался встревоженный голос Пода, – и зажги свечу. – И Арриэтта принялась рыться в ботинке в поисках восковых спичек.
Когда крошечный язычок пламени, метнувшись в ту и другую сторону, наконец выровнялся, ниша на склоне насыпи осветилась, как театральная сцена. На её песчаных стенах заметались странные тени. Под, Хомили и Арриэтта, ходившие то туда, то сюда, казались нереальными, словно персонажи пьесы. Из темноты выступили три походных мешка, аккуратно сложенных вместе и перевязанных сверху бечёвкой, инструменты, висевшие на корне, а рядом, там, где поставил его Под, – стебель чертополоха с пурпурной головкой, которым он подметал утром пол. Под стоял, положив руку на пустой гвоздь. В свете свечи он был белый, как бумага.
– Они были здесь, – повторил он, похлопывая по гвоздю. – Я их здесь оставил.
– Этого нам не хватало! – воскликнула Хомили, опуская на пол колосья. – Надо снова как следует поискать. – Она отодвинула мешки и пошарила за ними. – А ты, Арриэтта, – приказала она, – пойди-ка посмотри с той стороны ботинка.
Но и там ножниц не было. Не было также, как они обнаружили, и шляпной булавки, той, что длиннее.
– Всё, что угодно, только не эти две вещи! – встревоженно повторял Под, в то время как Хомили в четвёртый раз пересматривала содержимое ботинка.
– Маленькая булавка здесь, – говорила она вновь и вновь, – одна всё же у нас осталась. Сам понимаешь, ни одно животное не может расшнуровать ботинок и…
– А какому животному могут понадобиться ножницы? – устало спросил Под.
– Сороке? – предположила Арриэтта. – Если они блестели…
– Может быть, – сказал Под. – Ну а как насчёт шляпной булавки? Как сорока могла захватить в клюв сразу и то и другое? Нет, – задумчиво продолжал он, – это не похоже на сороку и вообще на птицу. Да и на зверька, если на то пошло. И я не думаю, чтобы это был человек. Человек, если бы он нашёл эту ямку, скорее всего растоптал бы тут всё. Человеки всегда пнут сначала ногой, а уж потом тронут руками. Нет, – сказал Под, – по всему похоже, что тут поработал добывайка.
– О! – радостно воскликнула Арриэтта. – Значит, мы их нашли!
– Кого нашли? – спросил Под.
– Двоюродных братцев… сыночков дядюшки Хендрири…
Несколько мгновений Под молчал.
– Может быть… – сказал он.
– Может быть! – с сердцем передразнила его Хомили. – Кто ещё это мог быть? Они живут на этом поле, не так ли? Арриэтта, вскипяти немного воды, будь умницей, зачем зря тратить свечу.
– Послушай… – начал Под.
– Но мне не на что поставить крышку, – прервала его Арриэтта, – раз нет ножниц. В прошлый раз мы ставили её на кольцо.
– Ну что за наказание! – простонала Хомили. – Зачем только тебе голова? Придумай что-нибудь. А если бы у нас вообще не было этой половинки ножниц? Обвяжи крышку верёвкой и подвесь над огнём, зацепи за гвоздь или корень… за что угодно. Что ты хотел сказать, Под?
– Что надо поберечь заварку, вот что. Мы ведь собирались пить чай только по праздникам или при чрезвычайных обстоятельствах.
– Это мы и делаем, не так ли?
– Что – это? – спросил Под.
– Празднуем. Похоже, что мы нашли тех, кого искали.
Под с тревогой взглянул на Арриэтту, которая в дальнем конце пещерки завязывала бечёвку вокруг нарезки на винтовой крышке от пузырька с аспирином.
– Погоди, не торопись, Хомили, – предостерегающе произнёс он, понизив голос, – и не делай слишком поспешных выводов. Предположим, это был один из мальчиков Хендрири. Почему же тогда он не оставил записки или какого-нибудь знака, почему не подождал нас? Хендрири знает все наши вещи… хотя бы этот календарь с пословицами и поговорками. Не один раз видел его дома под кухней.
– Не пойму я, куда ты клонишь, – недоумевающе сказала Хомили, тревожно глядя, как Арриэтта медленно опускает полную крышку воды с корня над свечой. – Осторожнее! – закричала она. – Следи, чтобы не загорелась бечёвка.
– А вот куда, – продолжал Под. – Попробуй посмотреть на половинку ножниц, скажем, как на клинок или меч, а на шляпную булавку как на копьё или, скажем, кинжал. Так вот, тот, кто их у нас забрал, получил в руки оружие, понимаешь, что я имею в виду? А нас оставил безоружными.
– У нас есть вторая булавка, – заражаясь его волнением, сказала Хомили.
– Конечно, – сказал Под, – но он, тот, кто взял остальное, об этом не знает. Понимаешь, что я хочу сказать?
– Да, – подавленно прошептала Хомили.
– Можешь пить чай, если хочешь, – продолжал Под, – но праздновать нам нечего. Во всяком случае пока.
Хомили уныло взглянула на свечу; над крышечкой уже поднимался лёгкий парок – отрада для её глаз!
– Ну что ж… – начала она и замолкла. Но вдруг снова оживилась: – Так или иначе, всё сводится к одному.
– О чём ты говоришь? – спросил Под.
– О чае, – объяснила Хомили, совсем воспрянув духом. – Раз ты сказал, что у нас украли оружие и всё прочее, положение серьёзное, спору нет. Некоторые из моих знакомых, – торопливо продолжала она, – даже сказали бы, что мы находимся в чрезвычайных обстоятельствах.
– Некоторые сказали бы, – уныло согласился Под.
И вдруг отскочил в сторону и принялся размахивать руками. Арриэтта завизжала, и Хомили подумала, что они оба сошли с ума.
И тут она увидела, что в нишу, привлечённая свечой, залетела неуклюжая ночная бабочка желтовато-коричневого цвета («Настоящее чудовище», – подумала Хомили) и, ослеплённая светом, стала, как пьяная, кружить по нише.
– Спасайте кипяток! – в панике закричала Хомили и, схватив чертополох, принялась размахивать им в воздухе.
По стенам и потолку заплясали тени, и среди беготни и криков добывайки не заметили, что ночь стала ещё темнее. Однако они почувствовали внезапный порыв ветра, услышали, как затрещала свеча, и увидели, что бабочка исчезла.
– Что это было? – спросила наконец Арриэтта, прервав испуганное молчание.
– Сова, – сказал Под, задумавшись.
– Она съела бабочку?
– Как съела бы и тебя, – сказал Под, – если бы ты разгуливала снаружи после наступления темноты. Век живи, век учись, – добавил он. – Больше никаких свечей после захода солнца. С восходом вставать, с заходом – в кровать, вот как мы теперь жить будем, и только так.
– Вода кипит, Под, – сказала Хомили.
– Насыпь заварку, – сказал Под, – и погаси огонь, прекрасно выпьем чай в темноте.
Повернувшись в другую сторону, он снова прислонил щётку из чертополоха к стене и, пока Хомили заваривала чай, быстро прибрал в пещере: сложил колосья штабелем у стенки ботинка, поправил мешки и вообще привёл всё в порядок, прежде чем ложиться спать. Закончив, подошёл к полке в глубине ниши и любовно провёл рукой по аккуратно развешанным инструментам. Последние лучи света, перед тем как Хомили погасила свечу, упали на фигуру Пода – рука его лежала на пустом гвозде, – который уже долгое время стоял там в глубоком раздумье.Глава десятая
Рыбак рыбака видит издалека.
Из дневника Арриэтты. 4 сентября
Спали они хорошо и проснулись ранним утром, полные бодрости и сил. Косые лучи солнца заливали нишу, а когда Под расшнуровал вход в ботинок, проникли внутрь, осветив всю его переднюю часть. Арриэтта принесла на завтрак шесть ягод земляники, а Хомили раздробила молотком Пода несколько пшеничных зёрен. Смоченные водой, они сошли за кашу.