– Ну, что ж, кричи, – устало предложил он.
– Дощечки, верно, приколочены? – спросил мальчик.
– Нет, – сказал Кривой Глаз, – я вынимал их, когда гонял крыс, и больше не приколачивал.
Мальчик, опустив голову, всё так же пристально смотрел под рундук. С того места, где сидела, скорчившись, Арриэтта, она глядела прямо в его глаза, это были голубые глаза, ласковые и задумчивые.
– Скажем, ты поймаешь их, что потом? – продолжал мальчик.
– Что потом? – недоумённо повторил Кривой Глаз.
– Что ты хочешь с ними сделать?
– Сделать с ними? Посадить в клетку. Что ещё?
– В какую клетку?
– А в эту. – Кривой Глаз дотронулся до птичьей клетки, клетка качнулась.
– И кормить нас конопляным семенем, – еле слышно пробормотала Хомили.
– Хочешь держать их у себя? – спросил мальчик, всё так же не отрывая глаз от рундука.
– У себя! Вот ещё! Продам! – воскликнул Кривой Глаз. – И за хорошие деньги… вместе с клеткой.
– Батюшки, – всхлипнула Хомили.
– Спокойно, – прошептал Под. – Лучше клетка, чем хорёк.
«Нет, – подумала Арриэтта, – лучше хорёк, чем клетка».
– А чем ты их будешь кормить? – спросил мальчик; казалось, он хочет выиграть время.
Кривой Глаз снисходительно рассмеялся.
– Да чем попало. Объедками.
– Вы слышали? – негодующе шепнула Хомили.
– Ну, сегодня это был фазан, – напомнил ей Под. Он обрадовался тому, что она рассердилась, гнев придавал ей храбрости.
Теперь и Кривой Глаз забрался в фуру, закрыв полностью солнечный свет.
– Подвинься-ка, – сказал он мальчику, – надо браться за рундук.
Мальчик чуть подвинулся, скорее сделал вид.
– А как быть с котом? – спросил он.
– Верно, – согласился Кривой Глаз. – Лучше выгнать его. Пошли, Тигр…
Но кот оказался таким же упрямым, как мальчик, и полностью разделял его интерес к добывайкам. Ускользнув от Кривого Глаза, он вскочил на кровать, а оттуда (судя по мягким ударам прямо над их головой) перескочил на рундук. Кривой Глаз кинулся за ним – возле самой щели появились две большие ноги, на одной – их собственный милый ботинок с заплатой на носу, которую поставил Под. Казалось невероятным, что в нём нога, да ещё такая враждебная им нога.
– Лучше передай его своей хозяйке, пусть подержит, – посоветовал мальчик, когда Кривой Глаз схватил наконец кота, – не то он опять сюда вскочит.
– И не смей, и не думай, – еле слышно простонала Хомили.
Под удивлённо взглянул вокруг.
– Кому ты говоришь? – шёпотом спросил он.
– Ему… Кривому Глазу… Как только он выйдет из фуры, мальчишка выпустит на нас хорька.
– Послушай… – начал было Под.
– Попомни мои слова, – продолжала Хомили испуганным шёпотом. – Теперь я знаю, кто это, – это молодой Том Доброу. Я не раз слышала, как о нём говорили на кухне в старые времена. И я не удивлюсь, если как раз его мы и видели тогда в окне… В тот день, когда убежали из дома. Помнишь? Говорят, он сущий дьявол, почище, чем его хорёк…
– Тише, Хомили, – умоляюще сказал Под.
– Зачем? Они все равно знают, что мы здесь. Какая разница для хорька, будем мы сидеть тихо или кричать во весь голос?
Кривой Глаз вдруг чертыхнулся – видно, кот оцарапал его.
– Вынеси его, – сказал опять мальчик, – и скажи, пусть она его держит.
– Чего ты волнуешься, – сказал Кривой Глаз, – можно же закрыть дверь.
– Что толку? – возразил мальчик. – Верхнюю половину не закроешь – будет темно.
На пороге Кривой Глаз приостановился.
– Ничего здесь не трожь, слышишь? – сказал он. И постоял с минуту, прежде чем спуститься. На нижней ступеньке он, видимо, споткнулся: добывайки услышали его ругань. – Чёртов ботинок, – донеслось до них, и ещё что-то про каблук.
– Что там, всё в порядке? – небрежно крикнул мальчик. Ответом ему было проклятье.
– Заткни уши, – шепнула Хомили Арриэтте. – О боже, ты слышала, что он сказал?
– Да, – сказала Арриэтта предупредительно. – Он сказал…
– Ах ты, гадкая, невоспитанная девчонка! – сердито закричала Хомили. – Как тебе не стыдно слушать такие слова!
– Тише, Хомили, – попросил Под.
– Ты знаешь, что там стряслось, Под? – взволнованным шёпотом спросила Хомили. – У него отвалился каблук! Что я говорила тебе там, во рву, когда ты хотел выдернуть все гвозди! – На один момент она позабыла о своих страхах и тихонько засмеялась.
Мальчик, облокотившись на одну руку и по-прежнему не сводя глаз с тёмной щели между полом и рундуком, незаметно шарил другой у себя в правом кармане. Это был глубокий наружный карман с клапаном, какие всегда бывают на куртках у лесников.
– Ах, батюшки, – вздохнула Хомили, когда Под взял её за руку.
– Закрой глаза, – сказал Под. – Убегать от хорька бесполезно, но ты ничего не почувствуешь – хорёк зверь быстрый, один укус, и всё.
Наступила тишина, напряжённая, торжественная; её нарушила Хомили.
– Я старалась быть тебе хорошей женой, Под, – со слезами в голосе проговорила она, послушно зажмурив один глаз и осторожно приоткрыв другой.
– Ты была первоклассной женой, – сказал Под, вглядываясь в мальчика. Против света было плохо видно, но сомнения не было – что-то шевелилось у него в руке, что-то, что он вынул из кармана.
– Иногда слишком резкая, – продолжала Хомили.
– Какое это теперь имеет значение? – сказал Под.
– Прости меня, Под, – сказала Хомили.
– Ты ни в чём не виновата, – сказал Под рассеянно.
На ковёр упала густая тень – это вернулся Кривой Глаз. За ним в фуру проскользнула женщина, прижимая к себе кота.
Мальчик не вздрогнул и не обернулся.
– Лезьте ко мне в карман, – сказал он ровным голосом, глядя в щель.
– Это ещё что? – удивлённо спросил Кривой Глаз.
– Лезьте ко мне в карман, – повторил мальчик. – Слышите, что я говорю? – И внезапно поставил на коврик то, что держал в руке.
– Ах, батюшки! – вскричала Хомили, прижимаясь к Поду. – Что это?
И вдруг раскрыла глаза во всю ширь. На коврике стояло живое существо, но только не хорёк… для хорька оно было медленным… слишком угловатым… слишком высоким… слишком…
– Спиллер! – раздался ликующий вопль Арриэтты.
– Что? – воскликнула Хомили сердито, она чувствовала себя одураченной, когда вспоминала о своих торжественных «последних словах».
– Это Спиллер! – опять пропела Арриэтта. – Спиллер… Спиллер… Спиллер!
– И до чего же у него смешной вид, – заметила Хомили.
Спиллер и вправду имел забавный вид. Втиснутый в новое, ещё не обмятое платье, которое стояло на нём торчком, он больше всего смахивал на сосиску.
– Чего вы ждёте? – спросил Спиллер. – Вы слышали, что он сказал? Пошли. Да шевелитесь же!
– Кто он – этот мальчик? – воскликнула Хомили. – Он разве к нам обращается?
– К кому же ещё? – отрывисто ответил Спиллер. – Не Кривой же Глаз полезет ему в карман. Пошли…
– В карман! – воскликнула Хомили отчаянным шёпотом. Она обернулась к Поду. – Я правильно поняла: молодой Том Доброу хочет, чтобы я, – она дотронулась до груди, – выбежала отсюда на открытое место, забралась по штанине ему на живот и, смирная, как овечка, залезла к нему в карман?
– Не только ты, – объяснил Под, – все мы.
– Он сошёл с ума, – заявила Хомили и поджала губы.
– Послушай, Хомили… – начал Под.
– Лучше погибнуть, – заявила Хомили.
– Это то самое, что с тобой и произойдёт, – сказал Под.
– Ты помнишь мешочек с прищепками для белья? – напомнила она ему. – Я даже подумать об этом не могу. И куда он нас заберёт? Ты это мне скажи.
– Откуда я знаю? – воскликнул Под. – Пошли, пошли, Хомили. Делай, что он говорит, ты у меня молодец… Возьми её за другую руку, Спиллер, надо же её вывести отсюда… Ты готова, Арриэтта? Ну, тронулись…
И тут все они внезапно оказались снаружи.Глава девятнадцатая
Смелость города берёт.
Из дневника Арриэтты. 13 ноября
Увидев их, женщина завизжала, уронила кота и со всех ног пустилась бежать по направлению к большой дороге. Кривой Глаз совсем потерял голову: он плюхнулся на кровать и задрал ноги в воздух, словно на полу кишмя кишела какая-то нечисть. Кот, встревоженный всем этим переполохом, одним безумным прыжком взлетел на стенной шкафчик, уронив две кружки, фотографию в рамке и ветку с бумажными розами.
Под и Арриэтта незаметно пробрались по складкам штанины до подъёма на холм – бедро – и дальше, туда, где их уже ждало убежище, но беднягу Спиллера, который толкал и тянул упирающуюся Хомили, пришлось поднять с пола и опустить в карман. На один ужасный момент Хомили, которую Спиллер крепко держал за руку, повисла, болтая ногами, в воздухе. Но тут проворные пальцы мальчика подхватили её и аккуратно спрятали туда же. Ещё секунда – и было бы поздно: Кривой Глаз пришёл наконец в себя и внезапно протянул руку, чтобы схватить её, но, к счастью, промахнулся. («Он отодрал бы нас друг от друга, как два банана», – говорила позднее Хомили. Сидя на дне кармана, она слышала его сердитый крик.)
– У тебя их целых четыре штуки! Больно жирно будет! Так нечестно – отдавай двух первых!
Что произошло потом, они не знали. Им ничего не было видно. Должно быть, началась драка – до них доносилось тяжёлое дыхание, ругань сквозь зубы; карман раскачивался, подпрыгивал и трясся. Затем послышался топот ног, и они поняли, что мальчик убегает, а Кривой Глаз преследует его, громко проклиная свой ботинок без каблука. Крики постепенно становились всё слабее, вместо них послышался треск сучьев. Видимо, мальчик пробирался сквозь живую изгородь.
В кармане было тихо, на всех четверых нашло какое-то оцепенение. Наконец Под, втиснутый вниз головой в уголок, выплюнул набившийся в рот пух.
– Как ты там, Хомили? – с трудом проговорил он.
Хомили, зажатая между Арриэттой и Спиллером, не знала, что ответить.
– У меня затекла нога, – пожаловалась она наконец.
– Она не сломана? – встревоженно спросил Под.