– Пока их хватит, – хмуро проговорила Люпи.
– Пока их хватит, – повторил Хендрири, – таких, какие есть.
Глаза всех, кто был за столом, стали ещё шире.
– …А хватит их ненадолго, – продолжала Люпи.
Она взглянула на полки с продуктами и быстро отвела глаза. Её щеки тоже неожиданно вспыхнули.
– Насчёт добычи… – заикаясь, проговорила Хомили, – я имела в виду – выходить из дома… на огород… за бобами и горохом… и всё в таком роде.
– Это всё склюют птицы, – сказал Хендрири, – стоит человекам запереть дом и уехать. Птицы вмиг об этом узнают… И что ещё важнее, – продолжал он, – в окрестных лесах водится больше хищников и всяких вредных тварей, чем во всём остальном графстве, – ласки, лисы, горностаи, барсуки, сорокопуты, сороки, ястребы-перепелятники, пустельга воробьиная, вороны…
– Хватит, Хендрири, – прервал его Под, – Хомили уже дурно…
– Ничего, ничего, – пробормотала Хомили.
Отпив глоток воды из желудёвой чашки, она подпёрла рукой голову и уставилась на стол.
Хендрири, увлёкшись, казалось, ничего не заметил.
– …совы и канюки, – удовлетворённо закончил он свой длинный перечень. – Вы сами видели шкурки, прибитые над дверью в пристройку, и птиц, наколотых на шипы боярышника. Этот куст называется «виселица лесника». Когда старик здоров и обходит лес, все эти твари сюда носа не кажут. И мальчик ему помогает. Но когда их тут не будет!..
Хендрири поднял тощие руки и возвёл глаза к потолку.
Все молчали. Арриэтта взглянула украдкой на Тиммиса; его лица посерело.
– А когда они закроют ставни и запрут двери, – вдруг снова заговорил Хендрири, – как, вы полагаете, мы выберемся наружу?
Он торжествующе обвёл взглядом стол, словно привёл неоспоримый довод. Хомили, по-прежнему не поднимая глаз, ничего не ответила. Она стала сожалеть о том, что вообще открыла рот.
– Ну, всегда можно найти выход из положения, – пробормотал Под.
– Какой? – налетел на него Хендрири. – Какой? – И не успел Под ответить, как Хендрири загремел: – В последний раз, что человеки уезжали отсюда, на дом напали полевые мыши… повсюду кишели здесь, внизу и наверху. Теперь, когда они запирают, то крепко. И пауку не пролезть внутрь.
– И не вылезти наружу, – добавила Люпи.
– И не вылезти наружу, – согласился Хендрири и, словно устав от собственного красноречия, отпил глоток воды.
Несколько мгновений все молчали. Затем Под откашлялся и сказал:
– Ну, не навсегда же они уезжают.
Хендрири пожал плечами.
– Кто знает?
– Мне кажется, – сказал Под, – что без лесника здесь не обойтись. Скажем, этот уйдёт, так пришлют другого. Дом недолго будет пустовать: он так удобно стоит, на самой опушке леса, и вода сюда проведена…
– Кто знает? – повторил Хендрири.
– Ваша задача, как я это понимаю, – продолжал Под, – продержаться здесь какое-то время.
– Именно, – подтвердил Хендрири.
– Но какое именно время, вы не знаете, так?
– Так, – подтвердил Хендрири.
– И чем больше вы сможете растягивать запасы, – развивал свою мысль Под, – тем дольше вы сможете продержаться…
– Разумеется, – сказала Люпи.
– И чем меньше у вас будет едоков, – продолжал Под, – тем надольше вам хватит еды.
– Верно, – сказал Хендрири.
– Скажем, – продолжал Под, – вас шестеро…
– Нас девять, – сказал Хендрири, обводя взглядом стол, – если быть точным.
– Мы не в счёт, – сказал Под. – Хомили, Арриэтта и я… мы съезжаем с квартиры. – Настала гробовая тишина, а Под, обернувшись к Хомили, спокойно спросил: – Ты ведь согласна со мной, да?
Хомили вытаращила на него глаза, словно на сумасшедшего, и он в отчаянии толкнул её под столом ногой. Судорожно проглотив комок в горле, она тут же закивала.
– Согласна… – с трудом проговорила она, хлопая ресницами.
Поднялся страшный шум: вопросы, советы, доводы, возражения.
– Ты сам не знаешь, что говоришь, Под, – снова и снова повторял Хендрири, а Люпи так же безостановочно спрашивала:
– Съезжаете с квартиры? Но куда?
Наконец Хендрири сказал:
– Нечего спешить, Под. Конечно, тебе решать, но мы попали в беду все вместе, и пока хватит наших запасов, – он посмотрел на всех сидящих за столом с таким видом, словно делал публичное заявление, – таких, какие есть, – что наше, то ваше.
– Это очень великодушно с твоей стороны, – сказал Под.
– Вовсе нет, – сказал Хендрири, пожалуй, слишком ровным голосом. – Это только справедливо.
– И человечно, – добавила Люпи; ей очень нравилось это слово.
– Но я вижу, – продолжал Хендрири, так как Под ничего не ответил, – что ты уже всё решил.
– Верно, – сказал Под.
– В таком случае, – проговорил Хендрири, – нам остаётся одно: объявить собрание закрытым и пожелать вам успеха.
– Верно, – сказал Под.
– Желаю тебе удачи, Под, – сказал Хендрири.
– Спасибо, Хендрири, – сказал Пол.
– И всем вам троим смельчакам – Поду, Хомили и крошке Арриэтте – удачи и хорошей добычи.
Хомили пробормотала что-то в ответ, и настало неловкое молчание – все отводили от них глаза.
– Пошли, старушка, – сказал наконец Под и, обернувшись к Хомили, помог ей встать с места.
– Ты нас извини, – сказал он Люпи, которая снова покраснела до корней волос, – но нам надо кое-что обсудить.
Все поднялись, и Хендрири проводил их до дверей.
– Когда ты думаешь уходить, Под? – озабоченно спросил он.
– Дня через два, – сказал Под, – когда там, внизу, путь будет свободен.
– Ни к чему спешить, – сказал Хендрири. – И всё, что надо в дорогу, к твоим услугам…
– Спасибо, – сказал Под.
– Ты только скажи…
– Хорошо, – пообещал Под.
На его губах мелькнула несмелая улыбка, и он вышел из комнаты.
Глава шестая
Хомили молча взобралась по дранке, прошла во внутреннюю комнату и села на кровать. Её била дрожь.
– Я не мог этого не сказать, – проговорил Под, – и, что ещё важней, мы должны это сделать.
Хомили кивнула.
– Ты же видишь, в каком мы положении?
Хомили снова кивнула.
– Можешь что-нибудь предложить? – спросил Под. – Какой-нибудь другой выход?
– Нет, – сказала Хомили, – нам надо уходить. А главное, – добавила она, – нам в любом случае пришлось бы уйти.
– С чего ты это взяла? – сказал Под.
– Я не стала бы дольше жить с Люпи, – заявила Хомили, – даже если бы она посулила мне гору золота, что она вряд ли сделает. Я молчала, Под, ради Арриэтты. Всё же ровесники ей для компании, думала я, и семейные связи. Я даже о мебели не заикнулась…
– Да, это так, – подтвердил Под.
– Просто я очень испугалась, – сказала Хомили и снова задрожала, – когда Хендрири принялся говорить про диких зверей…
– Он никак не мог остановиться, – сказал Под.
– Лучше жить одним, – сказала Хомили.
– Верно, – согласился Под, – лучше жить одним…
И он обвёл глазами комнату. Но вид у него был загнанный, на круглом плоском лице была растерянность.
Когда Арриэтта поднялась вместе с Тиммисом наверх, было видно, что, несмотря на тревогу, она на седьмом небе.
– О, – сказала Хомили, – вот и вы.
И, словно не узнавая, посмотрела на Тиммиса.
– Он ни за что не хотел там оставаться, – сказала Арриэтта, крепко держа его за руку.
– Ладно, забери его… в свою комнату. И расскажи ему какую-нибудь историю…
– Хорошо. Сейчас. Только сперва я хочу спросить…
– Потом, – сказал Под, – у нас куча времени. Мы поговорим обо всём позднее.
– Отец прав, – сказала Хомили. – Расскажи Тиммису что-нибудь.
– Только не про сов, – взмолился Тиммис. У него всё ещё был испуганный вид.
– Конечно, не про сов, – поддержала его Хомили. – Попроси Арриэтту рассказать тебе про кукольный дом. – Она взглянула на дочь. – Или про это место… как оно называется?.. Где есть гипсовые добывайки.
Но Арриэтта, казалось, не слышала её.
– Вы правда думали то, что сказали? – вдруг вырвалось у неё.
Хомили и Под, удивлённые и испуганные её тоном, уставились на Арриэтту.
– Конечно, – сказал Под.
– О, – вскричала Арриэтта, – слава богу… слава богу! – И её глаза вдруг наполнились слезами. – Снова жить под открытым небом… снова видеть солнце…
Подбежав к родителям, она обняла каждого из них.
– Всё будет хорошо… Уверена, что будет. – Сияя от радости, она обернулась к Тиммису. – Пошли, Тиммис, я знаю замечательную историю… лучше, чем про кукольный домик… о целом городке, где полным-полно домов, это место называется Литл-Фордэм.
Литл-Фордэм был легендарным местом, рассказы о котором, особенно в последние годы, передавались добывайками из уст в уста. Откуда они о нём узнали, никто не помнил, возможно, из разговоров, подслушанных в чьей-нибудь кухне, гостиной или детской, но знали о нём добывайки все до одного. Литл-Фордэм был, как говорили, игрушечным посёлком, который занимал целых пол-акра в саду построившего его человека. Там было всё, как в настоящем городке: церковь с органом, школа, несколько магазинов и – поскольку сбоку сада протекала река – своя собственная гавань, пароходы и таможня. Всё было построено очень прочно и не боялось перемен погоды. Населяли Литл-Фордэм – во всяком случае, ходили такие слухи – гипсовые фигурки ростом с добываек, которые неподвижно, с деревянными лицами, стояли там и сям на улицах посёлка или ездили по кругу в поездах. Добывайки знали также, что с раннего утра до вечера по асфальтовым дорожкам, надёжно отгороженные цепями, по посёлку бродят орды человеков. Они знали – как знают это птицы, – что человеки роняют на землю всякие остатки: куски вафельных стаканчиков от мороженого, крошки от бутербродов и булочек, орехи, недоеденные яблоки. («Конечно, нельзя питаться этим изо дня в день, – замечала Хомили, – такая еда быстро надоест…») Но больше всего добываек привлекали дома – множество пустых домов на все вкусы и любое число обитателей: особняки, дома на две семьи с отдельными входами, дома, стоящие вдоль улицы вплотную один к другому или окружённые собственным садом. Все они были прочно построены, с прочно крытыми крышами и прочно вкопаны в землю; как бы ни были любопытны человеки, они не могут без труда их открыть, как кукольный домик, и сунуть туда свой нос. Арриэтта слышала даже, что окна и двери этих домов просто нарисованы на стенках и вообще не открываются – в домах нет ни одного отверстия. Но этот недостаток легко устраним.