Наконец мальчики ушли. Однако добывайки по-прежнему не шевелились, они вглядывались в кусты, стараясь расслышать сквозь шум реки, не доносятся ли с тропинки за ними человечьи голоса.
– Думаю, они пошли напрямик через поле, – сказал Под. – Ну-ка, Арриэтта, помоги мне управиться с брезентом.
До того как на мосту появились мальчишки, Под устраивал убежище на ночь в продолговатой выемке, где уложены были рядком четыре ветки, кусок плаща, затем их сухая одежда, комок овечьей шерсти вместо подушки, красное одеяло и поверх всего – ещё один кусок брезента. Прекрасная защита от дождя, и росы, и от чужих глаз на берегу – уютное, тёплое гнёздышко.
Высокая вода начала спадать, и «остров», казалось, поднимался всё выше. Взору открылись невидимые раньше глубины; внутри мотка ржавой проволоки они обнаружили разбухший от воды башмак.
– Нет, тут поживиться нечем, – сказал Под, поразмыслив. – Разве что шнурками…
Хомили тоже присоединилась к ним и теперь с любопытством оглядывалась кругом. Ей пришлось призвать всю свою смелость, чтобы спуститься в такую глубь, она не знала, куда ей ступить. Некоторые ветки сгнили и рассыпались от прикосновения, другие, которые заклинило не так крепко, уходили у неё из-под ног, всё сооружение дрожало, то тут, то там что-то рушилось в воду. Всё это напоминало гигантскую гору бирюлек, когда игроки пытаются её разобрать. Хомили вдруг осознала, что их «остров» не разваливается окончательно на составные части лишь потому, что каждый листик, прутик, пучок водорослей переплетён с другими. И всё же по пути наверх она отщипнула молодой побег боярышника, на котором заметила почки.
– Будет нам на ужин вроде бы салат, – объяснила она Арриэтте. – Нельзя же до скончания века питаться только яйцом и бананом.
Глава восемнадцатая
Ужинали они на той стороне «острова», которая была против течения; у самых их ног плескались мелкие волны. Вода больше не доставала до лежавшего на боку, крепко привязанного чайника; уровень реки быстро падал, поднятая со дна муть оседала.
Их ужин – последний кусочек липкого банана – нельзя было назвать сытным. Добывайки по-прежнему были голодны, даже когда прикончили почки боярышника и запили их холодной водой. Они мечтательно вспоминали о Спиллере и его барке, доверху гружённой добычей.
– А что, если мы его прозеваем? – спросила Хомили. – Вдруг он проплывёт здесь ночью?
– Я сегодня не лягу, – сказал Под.
– О, Под, – воскликнула Хомили, – но тебе требуется восемь часов сна!
– Не этой ночью, – возразил Под, – и не завтрашней. Нам нельзя спать, пока стоит полная луна.
– Но мы можем дежурить по очереди, – сказала Хомили.
– Сегодня караулить буду я, – сказал Под, – а там посмотрим.
Хомили не ответила – она не сводила глаз с воды. Вечер был сказочный: взошла луна, однако яркие краски дня, хотя и приглушились, ещё не совсем погасли, всё вокруг, казалось, светится изнутри.
– Что это? – вдруг сказала Хомили, вглядываясь в воду. – Что-то розовое…
Под и Арриэтта посмотрели вниз. Под самой поверхностью воды что-то извивалось, стоя против течения.
– Червяк, – сказала Арриэтта.
Хомили задумчиво воззрилась на него.
– Ты был прав, Под, – немного помедлив, сказала она, – я переменилась…
– В каком смысле? – спросил Под.
– Глядя на этого червяка, – продолжала Хомили, – я подумала… – Она умолкла на мгновение. – Ну, я подумала… пожалуй, я бы его съела… Конечно, если его отскрести и отмыть добела, чтобы он был чистый, как стёклышко.
– Что, сырым? – воскликнул Под.
– Нет, естественно, тушёного, – сердито ответила Хомили, – с диким чесноком.
Она снова посмотрела вниз.
– За что он зацепился?
Под наклонился вперёд.
– Мне плохо видно…
Неожиданно на лице его отразился испуг, напряжённо-внимательный взгляд устремился по невидимой кривой к поросшему кустами берегу.
– В чём дело, Под? – спросила Хомили.
Он медленно поднял глаза – в них застыл ужас.
– Кто-то удит, – чуть слышно шепнул он.
– Где? – так же тихо спросила Хомили.
Под кивнул на ивняк.
– Там, под кустами…
Только тут, посмотрев наконец наверх, Хомили увидела леску. Арриэтта тоже. Тонкая, как волос, леска спускалась прямо к ним, лишь местами проступая на фоне воды. Вот она пропала из виду, слившись с кустами, но добывайки представляли, куда она ведёт.
– Ничего не вижу, – шепнула Хомили.
– Само собой, нет, – оборвал её Под, – не забывай, у рыб есть глаза, как и у нас с тобой…
– Ну, не в точности как у нас с тобой, – запротестовала Хомили.
– Когда удишь рыбу, – продолжал Под, – нельзя показываться.
– В особенности если ты браконьер, – вставила Арриэтта.
«Почему мы шепчемся? – подумала она. – Река всё равно заглушает наши голоса».
– Правильно, девочка, – сказал Под, – в особенности если бы браконьер. А он и есть браконьер, по-моему.
– Что такое браконьер? – шепнула Хомили.
Под поднял руку, прося её быть потише.
– Тсс… – А затем добавил: – Это что-то вроде человека-добывайки.
– Человека-добывайки? – в недоумении повторила Хомили – одно противоречило другому.
– Тише, Хомили, – умоляюще произнёс Под.
– Он нас не услышит, – сказала Арриэтта, – оттуда, с берега. Ой! – воскликнула она. – Глядите – червяк исчез.
Червяк действительно исчез – вместе с леской.
– Погодите минутку, – сказал Под, – он сейчас снова её забросит. Увидите сами.
Всматриваясь в полумрак, они разглядели на воде леску, а чуть поглубже – розовое пятно: это несло мимо них червяка. В том же месте, что и раньше, у самых их ног, червяк остановился – леска удерживала его против течения. Внизу, у подножия «острова», вихрем мелькнула какая-то тень, поворот, рывок – и от червяка осталась одна четверть.
– Рыба? – шепнула Арриэтта.
Под кивнул.
Хомили наклонилась вперёд: рыбная ловля захватила её целиком.
– Погляди, Арриэтта, теперь уже и крючок виден.
Арриэтта не успела его рассмотреть – крючок почти что сразу исчез.
– Он почувствовал рывок, – сказал Под, имея в виду рыболова, – и думает, что у него клюнуло.
– Но у него на самом деле клюнуло, – сказала Арриэтта.
– Да, клюнуло, но рыба-то ушла… Смотрите, снова закидывает…
Появился новый червяк, более тёмного цвета.
Хомили передёрнуло.
– Вот этот мне совсем не нравится, как бы его ни приготовить.
– Спокойно, Хомили, – сказал Под.
– Знаете что! – воскликнула Хомили. – Знаете, что можно было бы сделать… если бы у нас был огонь? Мы могли бы снять рыбу с крючка, и сварить её, и съесть.
– В том случае, если бы рыба была на крючке, – заметил Под, глядя на кусты.
Внезапно он пригнулся и с громким криком прыгнул в сторону, закрыв лицо руками.
– Берегись! – заорал он, как безумный.
Но было поздно: крючок вместе с червяком вонзился в юбку Хомили. Под и Арриэтта кинулись к ней и схватили с обеих сторон, чтобы её не утащило; дикие вопли Хомили разносились по всей реке.
– Расстегни юбку, Хомили! Скинь её! Быстрей!
Но Хомили не могла… или не желала это сделать. Возможно, причина крылась в том, что её нижняя юбка была короткая и красная – в прошлом юбка Арриэтты, – и Хомили боялась, что будет иметь не очень приличный вид, а возможно, она просто потеряла голову от страха. Она вцепилась в Пода, а когда её вырвало из его рук, ухватилась за Арриэтту. И пока её тащило к воде, цеплялась за все ветки и прутья по пути.
Когда леска на миг ослабла, они вытащили Хомили из воды, и Арриэтта попыталась расстегнуть янтарную бусинку, служившую пуговицей для юбки. Затем леска снова натянулась. Крепко обхватив Хомили за плечи, Под уголком глаза увидел, что рыбак поднялся на ноги.
Он стоял на самой кромке берега – здесь ему было легче закидывать удочку; резкий взмах, и Хомили, вопя во всё горло, взлетает вверх тормашками в воздух, Под и Арриэтта, вцепившись в неё с двух сторон, вместе с ней. Но тут янтарная пуговка отскочила, юбка вместе с червяком исчезла, а добывайки свалились в одну кучу обратно на «остров». Под их тяжестью ветки чуть прогнулись и, спружинив, вновь распрямились, смягчив удар от падения.
– Мы были на волосок от гибели, – сказал, тяжело дыша, Под, вытаскивая ногу, застрявшую между ветками.
Арриэтта, упавшая на спину, так и продолжала лежать, она не пострадала, только перепугалась. Хомили, скрестив на груди руки, поглаживала плечи; на щеке у неё краснела царапина, из нижней юбки был вырван неровный клок.
– Как ты себя чувствуешь, Хомили? Всё в порядке?
Хомили кивнула, узел волос на затылке медленно раскрутился, и она машинально стала нащупывать шпильки. Бледная, дрожащая, она не сводила глаз с берега.
– А ветки выдержали, – сказал Под, рассматривая расцарапанную голень, и слегка покачал ногой. – Перелома нет, – сказал он.
Хомили будто и не слышала, она сидела и как зачарованная в упор смотрела на рыболова.
– Это Кривой Глаз, – наконец мрачно сообщила она.
Под быстро обернулся и прищурил глаза. Арриэтта встала, чтобы лучше видеть. Кривой Глаз, цыган… да, эту похожую на гориллу фигуру, насупленные брови, копну седеющих волос нельзя было не узнать.
– Мы пропали, – прошептала Хомили.
Несколько мгновений Под молчал.
– Сюда ему не добраться, – сказал он, – мы на самой середине реки, здесь глубоко и с той стороны от нас, и с этой.
– Он может дотянуться рукой с мелкого места, – сказала Хомили.
– Сомневаюсь, что ему это удастся.
– Он нас знает, и он нас видел, – сказала Хомили тем же бесцветным голосом. Она прерывисто выдохнула. – И, помяни моё слово, он не намерен снова нас упустить.
Наступила тишина, лишь река лепетала что-то своё. Говорливое журчанье, непрерывное, ровное, вдруг показалось им враждебным и жестоким.
– Почему он не двигается? – спросила Арриэтта.
– Размышляет, – сказала Хомили.
Немного погодя Арриэтта снова робко спросила: