И вот теперь, сидя, руки вокруг колен, на склоне холма, прикрытая – так она думала – большим кустом чертополоха, мисс Мензиз наблюдала за маленьким народцем. И всё, что она видела, описывала мистеру Потту.
– Их трое, – сказала она несколько дней спустя после первого разговора. – Мать, отец и худенькая девочка. Сколько им лет, сказать трудно. Иногда мне кажется, там есть и четвёртый… кто-то или что-то, который то появляется, то исчезает. Какая-то неуловимая тень. Но, возможно, – мисс Мензиз радостно вздохнула, – это просто моя…
– Выдумка, – сказал мистер Потт.
– Фантазия, – поправила его мисс Мензиз. – Странно, что вы не видели их.
Мистер Потт, занятый кирпичиками, не ответил. Он решил, что речь идёт не об игрушечном Виноградном домике у него в саду, а о настоящем доме под таким же названием в Фордэме и мисс Мензиз передаёт ему местные пересуды.
– Вы не представляете, что они там делают. Это просто чудо! Парадная дверь не открылась, наверно, покоробилась от дождя. Весь вчерашний день он трудился над ней, скрёб чем-то, похожим на лезвие бритвы. А ещё они сняли занавески, которые я сшила для «Короны и якоры», и повесили у себя, так что теперь нельзя заглянуть в окна. Я бы и так не решилась заглядывать, понимаете, близко к ним подходить нельзя. А Главная улица такая узкая. Потрясающе, правда?
Мистер Потт что-то буркнул. Помешивая кашицу из кирпичной муки и клея, он хмурился и сердито сопел. Сплетни о соседях… он этого не одобрял никогда. И мисс Мензиз до сих пор тоже. Болтушка – да, но леди до мозга костей. «Это на неё не похоже, – печально думал он, – заглядывать в чужие окна… нет, совсем не похоже».
А она принялась рассказывать о пальто начальника станции.
– …Понимаете, она взяла его. Вот куда оно исчезло. Она взяла его для него… оно такое красивое, и пуговицы золотые… и он надевает его по вечерам после захода солнца, когда делается прохладно. Я не удивлюсь, если она в один прекрасный день снимет со священника сутану. Ну чем не платье? И по размеру ей в самый раз. Но, конечно, это бы сразу бросилось в глаза. А они умные. Всякий бы заметил, что у священника исчезла сутана – ведь он стоит в дверях церкви у всех на виду. А чтобы увидеть начальника станции, нужно заглянуть внутрь вокзала, а это теперь трудно; он может оставаться голым неделю за неделей, и никто об этом не узнает.
Мистер Потт перестал помешивать кирпичное тесто и возмущённо посмотрел на мисс Мензиз. Она с испугом взглянула в его круглые сердитые глаза.
– Что такое? – спросила она тревожно.
Мистер Потт глубоко вздохнул.
– Если вы сами не понимаете, – сказал он, – что толку говорить?
Не очень-то логичное высказывание. Мисс Мензиз снисходительно улыбнулась и положила руку ему на плечо.
– Но им ничто не грозит, – успокоила она мистера Потта, – у них всё в порядке.
Он сбросил её руку и продолжал мешать, тяжело дыша и грохоча мастерком.
– Им много чего грозит, – сказал он сурово, – от злых языков. Я видел, как сплетни разрушали семьи и разбивали сердца.
Немного помолчав, мисс Мензиз сказала:
– Да мне вовсе не жалко этого пальто. – Мистер Потт фыркнул, но она продолжала: – По правде говоря, я собиралась сшить им одежду. Я думаю оставить её на траве, чтобы они её нечаянно нашли и не догадались, откуда она появилась…
– Так-то лучше, – сказал мистер Потт, соскребая крошку с кирпича.
Мисс Мензиз ничего не сказала. Она молчала так долго, что мистер Потт это заметил. Может быть, он был с ней слишком резок? Мистер Потт посмотрел искоса на мисс Мензиз. Сжав колени руками, она сидела и улыбалась в пространство.
– Понимаете, я их люблю, – прошептала она.
Больше мистер Потт её не прерывал. Если интерес мисс Мензиз проистекает из сердечной склонности, тогда другое дело. День за днём он кивал и улыбался, а мисс Мензиз заливалась соловьём. Нежные, весёлые слова обгоняли друг друга и растворялись в солнечном свете, отскакивая от мистера Потта, редко когда что-нибудь привлекало к себе его внимание. Так было даже в тот знаменательный день в июне, когда мисс Мензиз, запыхавшись, кинулась на траву рядом с ним, чтобы поскорей поделиться своей потрясающей новостью.
Мистер Потт во второй раз просмаливал шпалы и, держа в одной руке жестянку со смолой, в другой – кисть, медленно продвигался вдоль рельсов, вытянув вперёд деревяшку. Мисс Мензиз, не переставая рассказывать, тоже, чтобы не отстать, двигалась вместе с ним.
– …И когда она заговорила со мной, – захлёбываясь, продолжала мисс Мензиз, – я не поверила своим ушам. Вы бы и сами изумились.
– Возможно, – сказал мистер Потт.
– Такое крошечное создание… и ничуть меня не боится. Сказала, что следила за мной много недель подряд.
– Поди ж ты! – учтиво проговорил мистер Потт и стёр с рельсов каплю дёгтя. – Так-то лучше, – сказал он, любуясь блеском стали. «Нигде ни крошки ржавчины», – радостно думал он.
– Теперь я знаю, как их зовут и всё прочее. Их зовут добывайки.
– Догадайки? – переспросил мистер Потт.
– Нет, добывайки.
– А, догоняйки, – сказал мистер Потт, размешивая дёготь, банка с ним стояла в ведёрке с горячей водой. «Пожалуй, немного загустел», – подумал он, подняв кисточку и смотря на падающие капли.
– Но это не фамилия, – продолжала мисс Мензиз, – их фамилия Куранты, а это название их народа – вроде национальности. Они добывают себе пропитание, как мыши… или птицы… бедняжки. Я думаю, они произошли от людей и живут на то, что перепадёт от людей же на их долю. У них нет ничего своего. И, конечно, у них нет денег… О, это неважно, – сказала мисс Мензиз, когда мистер Потт сочувственно, хотя и рассеянно покачал головой. – Деньги им ни к чему. Они бы не знали, что с ними делать. Но им нужно как-то жить…
– …и давать жить другим, – бодро подхватил мистер Потт. Ему понравилась эта фраза, и он надеялся, что он ещё где-нибудь её вставит.
– Но они вовсе не мешают жить другим, – сказала мисс Мензиз. – Они никогда не берут ничего существенного. Кроме… ну, я не совсем уверена насчёт пальто начальника станции. Но если подумать, начальнику станции оно нужно для вида, а не для тепла. Ведь он сделан из воска. Да оно ему и не принадлежит – сшила-то его я. И уж если об этом зашла речь, самого начальника тоже сделала я. Так что пальто это на самом деле моё. А меня оно не согреет.
– Не согреет, – рассеянно согласился мистер Потт.
– А вот добывайкам ещё как нужно тепло. Им нужно топливо, и крыша над головой, и вода, и им очень нужны люди. Хотя они людям не доверяют. И правильно делают, по-моему. Стоит только почитать газеты. Но это грустно, правда? То, что они нам не доверяют, хочу я сказать. Что было бы приятней для человека – вроде меня, например, – чем приютить их под своим кровом? Не то чтобы мне было одиноко, дело не в этом. – Глаза мисс Мензиз подозрительно заблестели, слова стали обгонять друг друга. – Мои дни слишком заполнены, чтобы я томилась от одиночества. У меня столько разных увлечений, я не отстаю от жизни. И у меня есть мой старый пёс и две птички. Но всё равно, это было бы так мило… Я знаю теперь их имена – Под, Хомили и маленькая Арриэтта. Эти создания умеют говорить. Вы только представьте, – она неожиданно рассмеялась, – я буду теперь шить для них с утра до ночи! Смастерю им разные вещи. Куплю что надо. Я… но мне не надо вам объяснять…
– Не надо, – сказал мистер Потт. – Я вас понимаю…
Но, по правде говоря, он ничего не понимал. Ему казалось невежливым, хотя высказать это словами он бы не смог, то, что мисс Мензиз называет семью своих новых друзей «создания». Тем более, если они попали в беду… Но, с другой стороны, она всегда выбирает такие странные слова и выражения…
– Наверно, девочка потому и заговорила со мной, – продолжала мисс Мензиз, – что чувствовала себя в безопасности. Они всегда…
– …Знают, – услужливо закончил мистер Потт.
– Да. Как звери, и дети, и птицы, и… эльфы.
– Ну, за эльфов я бы не поручился, – сказал мистер Потт. И если уж на то пошло, он не поручился бы и за зверей; мистер Потт подумал о барсуке, которому он спас жизнь: если бы тот знал, мистер Потт не лишился бы ноги.
– Чего только они не натерпелись, бедняжки! – Глаза мисс Мензиз скользнули вниз и остановились у подножья холма: группки миниатюрных домиков, дымящие трубы, церковь, кузница, поблёскивающие рельсы – всё дышало миром и покоем. – Для них было чудом, сказала мне Арриэтта, попасть в наш городок.
Мистер Потт кивнул. Он подвинулся вперёд на два шага и переставил жестянку со смолой. Мисс Мензиз, поглощённая своим рассказом, казалось, ничего не заметила. Обхватив колени, полузакрыв глаза, она продолжала нараспев, словно читала стихи:
– Стояла полная луна, говорит Арриэтта, когда они сюда прибыли. Вы можете это себе нарисовать? Яркий свет, резкие тени. Им надо было занести на берег кучу всяких вещей, а легко, думаете, пробраться через камыш, что растёт у воды!.. Спиллер – так зовут дикого добывайку – провёл Арриэтту по всему городку. Они зашли на вокзал, и она увидела все эти фигуры, которые я слепила: женщину с корзинкой, и старика, и девочку, все они сидели в ряд на скамье тихо и неподвижно, а за ними – солдат с ранцем. Пёстрые от лунного света, падающего на них сквозь деревянную резьбу на вокзальной крыше, они были совсем как живые, говорит Арриэтта, но казалось, что они околдованы или слушают музыку, которая им со Спиллером была не слышна. Арриэтта тоже стояла тихо, глядя во все глаза на их бледные лица, освещённые луной. Но тут внезапно раздался шорох, и прямо по неподвижным фигурам пробежал большой чёрный жук. Арриэтта увидела, что они неживые. Вообще-то она не боится жуков, даже любит их, но здесь она завизжала что есть мочи… Она говорит, в кассе растут поганки, а когда они вышли из вокзала, по Главной улице туда и сюда шныряли мыши. А на ступенях церкви стоял священник в чёрной сутане – безмолвный, неподвижный. И всюду лунный свет…
Хомили сразу приглянулся Виноградный домик. И её можно понять, он и правда радует глаз. Но дверь не открывалась, видимо, разбухла от дождей, а когда они распахнули окно, увидели, что внутри что-то есть и пахнет сыростью. Спиллер сунул в окно руку, и знаете, что оказалось? – комната заросла травой до самого потолка. Белая, как шампиньоны, ведь росла она в темноте. Так что первую ночь добывайкам пришлось провести под открытым небом.