Она так увлеклась, что не услышала, как к ней подошёл отец, и даже испугалась немного, когда почувствовала, как кто-то положил руку ей на плечо.
– Да, здесь была библиотека.
Арриэтта подняла глаза на книжные полки: там действительно остались кое-какие книги, несколько неаккуратных стопок потрёпанных журналов и разный хлам, оставшийся от предыдущих владельцев: жестяные коробки, сломанный хлыст для верховой езды, пара разбитых цветочных ваз, бюст римского императора с отбитым носом, пыльный пучок сухой травы.
– По мне, так сюда никто никогда не заходит, – предположила Хомили, тихонько подойдя к ним.
– Так и есть, – подтвердил Под. – И это великолепно, просто великолепно!
Арриэтта, как и родители, была счастлива, но ей пришлось вернуться назад – без большой, впрочем, охоты, – чтобы помочь Спиллеру разгрузить мыльницу. Родители тоже пошли с ней, и Хомили, всё ещё очень усталая, без сил опустилась на приглянувшуюся ей плитку.
– Согласна: всё это великолепно, – но где мы будем сегодня спать?
– В печке, – спокойно ответил Под.
– Что?! Здесь же полно золы!
– На решётке – нет; вся зола внизу, – возразил Под.
– Ну, – протянула Хомили, – мне даже в голову не могло прийти, что когда-нибудь придётся спать в печке…
– Но ты же спала под печкой в Фэрбанксе.
– Вот именно: под печкой. Ах, Фэрбанкс, – простонала Хомили, – ну почему нам пришлось оттуда уйти…
– Ты отлично знаешь почему, – вмиг посуровел Под и обратился к Арриэтте: – Возьми что-нибудь – кусок старой мешковины, например, – и протри немного решётку, а я принесу листьев…
Он направился к двери, а Хомили, оглядываясь по сторонам, поинтересовалась:
– А где Спиллер? Вроде только что был здесь.
– Думаю, отправился в кладовку: надо же нам наконец поесть.
Вдруг раздалось жужжание, и в испуге все посмотрели вверх. Тут же начали бить часы на церкви, и этот звук был так близок. Под, судя по выражению лица, считал удары. Глядя на него, принялись считать и Хомили с Арриэттой.
– Одиннадцать, – сказала Хомили, когда эхо последнего удара замерло вдали.
– Двенадцать, – поправил её Под. – А у тебя сколько получилось, Арриэтта?
– Тоже двенадцать.
– Правильно, а вот мама пропустила один удар. Что ж, теперь мы знаем: чтобы пересечь пешком эту лужайку, нужно три часа…
– А мне показалось, что на это ушло три года, – проворчала Хомили. – Надеюсь, нам не придётся это делать часто.
– Есть средства и способы, – туманно ответил Под со странной ухмылкой, направляясь к дыре под дверью.
– Средства и способы! – повторила Хомили, когда он скрылся из виду. – Что он имел в виду? Средства и способы… В следующий раз мы что, будем летать?
Арриэтта тоже задумалась над этим, отрывая кусок мешковины. Вскоре вернулся Под с охапкой листьев бука, темно-зелёных и упругих. После того как разгрузили мыльницу, они устроили себе постели.
– Вроде ничего получилось, – заметила Хомили, отряхивая руки.
Всё действительно выглядело неплохо: поверх пружинистых листьев лежали простыни и стёганые одеяла.
– Вот бы ещё закрыть дверь…
– Нельзя сказать, что она открыта: так, щёлка – только для того, чтобы войти и выйти, – возразил Под.
– Думаю, мне лучше прилечь. – Хомили направилась к печке.
– Ты разве не хочешь пройтись по дому? – остановил её Под.
Хомили замялась.
– Ну, для начала мне нужно немного полежать. Мы шли всё утро, а я уже не молоденькая.
– Я знаю. Да, мы все устали, но вдруг случится так, что у нас не будет другой возможности. Сейчас-то никого дома нет, верно? Человеков то есть… И они ещё не скоро вернутся…
Хомили всё ещё колебалась, как вдруг где-то в глубине дома раздался звонок. Все трое обернулись на звук, словно фигурки на часах, и уставились на двойные двери, но звонок больше не повторился.
– Что это было? – еле слышно прошептала Хомили, отступая назад, к печке, и нервно нащупывая дверцу.
– Подожди! – остановил её Под.
Они замерли, и тут один за другим раздались три звонка и наступила тишина.
– Что ж, я был прав, – улыбнулся Под. – В доме действительно никого нет.
– О чём ты?
– О той чёрной штуке в холле. Как только раздаётся звонок, человеки сразу к ней бегут.
И тут Арриэтта вспомнила, ведь мальчик говорил ей об этом… Как же эта штука называется? Телеграф? Нет, как-то иначе… Слово вертелось на языке. Ах да… Арриэтта неуверенно произнесла:
– Думаю, это телефон. – И добавила, словно извиняясь за свои обширные познания: – У мисс Мэнсис есть такой.
Ей пришлось долго объяснять, как это устройство работает: провода, столбы, возможность поговорить из одного дома с человеками в другом доме…
– Ну надо же такое придумать! – воскликнула Хомили.
Под помолчал немного, потом сказал:
– Не пойму, что к чему: во всяком случае, из твоих объяснений, Арриэтта, – но в одном я совершенно уверен: мы должны благодарить судьбу, что эта штука есть!
– Что ты имеешь в виду, Под? – немного раздражённо спросила Хомили.
– Она нам подсказывает, что делать и как себя вести.
Лицо Хомили вытянулось от изумления:
– Но я не слышала от неё ни слова!
– Она нам сообщает, что дом пуст, это совершенно очевидно. Попомни мои слова, Хомили: эта чёрная штука в холле станет для нас… станет…
Под так разволновался, что никак не мог подобрать нужное слово.
– Находкой? – решилась подсказать Арриэтта.
– Гарантией, – наконец нашёл нужное слово Под.
В тот день они так и не пошли осматривать дом. Хомили очень устала, а оставаться одной ей явно не хотелось, да и Спиллер принёс из кладовой множество лакомств. Поэтому они все расселись на куски битой плитки и с аппетитом поели. Спиллер обеспечил их восхитительным обедом: таких блюд, как им казалось, они не видели и не пробовали многие годы. Была здесь и копчёная ветчина, розовая и нежная, и анчоусное масло, и кусочки сдобного теста, и виноград, который следовало осторожно очищать от кожицы, и что-то завёрнутое в листья салата-латука (Хомили решила, что это пирог с голубями), и целый ломоть домашнего хлеба, и маленький неровный обломок сливового пирога.
После еды, как часто бывает, их стало клонить в сон, даже на Пода навалилась усталость. Хомили собрала остатки еды (они уже забыли, что это такое!) и задумалась, куда бы их сложить.
– Я принесу тебе лист щавеля, – сказал Под и направился было к двери, но Спиллер заметил, что он еле переставляет ноги, и обогнал его.
Вскоре он вернулся с несколькими не слишком свежими листьями и исчез. Спиллер, как заметила Арриэтта, никогда не ест в компании.
Но куда всё-таки убрать еду, чтобы уберечь её от чужого взгляда, если даже разбитые плитки Под велел положить на место? Ничто не должно привлекать внимания или вызывать подозрение.
– Мы можем спрятать еду снаружи, среди сорняков, – предложила Хомили.
– Нет, так мы только крыс привлечём, – возразил Под. – А это нам совершенно ни к чему…
В конце концов Хомили решила забрать остатки еды с собой в постель и положить под подушку.
– Это будет отличный завтрак, – забираясь в гнёздышко из пуховых стёганых одеял и почти засыпая, пробормотала она себе под нос.
Арриэтта помогла отцу положить на место осколки плитки и, поскольку после уборки им уже нечем было заняться, решила отправиться спать. Несмотря на усталость, прежде чем заснуть, она услышала, как часы на церкви пробили четыре, и подумала: «Надо же, всего четыре часа! А день казался таким долгим…»
Глава девятая
Утром Арриэтта проснулась первой. Под такой горой стёганых одеял оказалось невыносимо жарко, так как все трое улеглись спать полностью одетыми. Среди ночи её разбудили странные звуки: стук, потом легкий удар, затем дребезжание, снова тишина и, наконец, бульканье. Под и Хомили тоже проснулись, но лежали молча.
– Что это? – решилась наконец спросить Арриэтта.
Под фыркнул и, перевернувшись на другой бок, пробормотал:
– Это трубы с горячей водой, водяное отопление. А теперь будь хорошей девочкой, не шуми: мы со Спиллером допоздна работали.
Под натянул одеяло на голову и тут же захрапел.
«Ах да! – вспомнила Арриэтта. «Радиаторы – это немного старомодно, – сказал им тогда Под. – Но должны же сторожа прогревать дом. А то для чего тогда они нужны, сторожа».
Выбравшись из постели, Арриэтта пролезла через слегка приоткрытую дверцу печки, петли которой настолько проржавели, что стали практически неподвижными, спустилась на сваленные в кучу плитки, всё ещё засыпанные золой, которую она накануне смела с решётки, и укрылась между кирпичами, из которых была сложена старая печь. Осторожно выглянув из своего укрытия, почти так же, как они с Подом выглядывали из-под высоких напольных часов в Фэрбанксе, Арриэтта не увидела ничего нового: всё было так же, как накануне. Сложенные пирамидой цветочные горшки, треснувшие оконные стёкла, сад за ними, из крана ритмично, через длинные интервалы капает вода. Нет, кое-что всё-таки изменилось: звук стал чуть тоньше – скорее «блим», чем «блям». Арриэтта подалась вперёд, стараясь оставаться невидимой. На решётке под краном, как ей почудилось, было что-то голубое. Она прищурилась, пытаясь разглядеть получше: да, что-то голубое, какое-то приспособление, в которое падали капли и издавали этот самый звук: «блим», а не «блям».
Охваченная любопытством, Арриэтта сделала осторожный шаг вперёд и тут увидела, что это такое. У них в Фэрбанксе была такая штука в кладовке: стеклянная глазная ванночка, – но Хомили никогда ею не пользовалась из-за веса и неудобной формы, не хватало терпения. А кому-то вот хватило, и этот кто-то, сообразила Арриэтта, тоже добывайка. У неё даже сердце забилось как заячий хвост.
На мгновение ей захотелось вернуться и разбудить родителей, но по некотором размышлении решила не делать этого. Нет, она останется здесь, подождёт и понаблюдает. После того как глазная ванночка наполнится до краёв, рано или поздно вернётся тот, кто её сюда поставил. Арриэтта села, прислонилась к кирпичу и, подтянув колени к груди, обхватила их руками. Вот теперь, положив подбородок на колени, она могла наблюдать с комфортом.