– У нас ужасно много вещей, – заметила Хомили, – столы, стулья, кровати…
Напомнит ли ей отец, подумала Арриэтта, что несколько раз просил не брать слишком много? Нет, скорее всего нет: он слишком добр, – да и какой смысл вспоминать об этом теперь?
– Это мы выполним в два этапа, – продолжил Под. – Сначала все вещи доставим к насыпи и перенесём на гравий, а потом, по одной, перетащим сюда.
Последовала короткая пауза, потом Арриэтта, сглотнув, спросила:
– Папа, а куда мы поставим все эти вещи, когда притащим сюда?
Хомили окинула взглядом просторную пустую оранжерею и посмотрела на Пода.
– Действительно: куда мы всё это поставим, если здесь даже кусочки плитки надо класть на место…
Под помолчал, потом веско сказал:
– Ты права, это проблема.
Все трое погрузились в молчание, и первой его нарушила Хомили:
– Судя по всему, нам надо сначала найти для себя местечко.
Её взгляд был устремлён на библиотеку, и Под, проследив за ним, сказал:
– Там такого места нет: полки пустые, так что всё на виду. Похоже, это действительно проблема.
– Ты был в холле. Как насчёт других комнат?
– Они все заперты.
– А там, в конце коридора?
– Старая кухня.
– Ну и как там?
– Пусто. Они ею не пользуются. Работает только печка в углу, чтобы греть воду. Спиллер сказал, что миссис Уитлейс на ней кипятит бельё. У них есть другая кухня, маленькая, в пристройке. Ну то есть это не совсем кухня: просто комнатёнка с раковиной и газовой плитой, да и та крошечная – на ней лишь кастрюля и чайник помещаются. А горячую воду для мытья посуды они берут в старой кухне.
– Пожалуй, нам это пригодится, – задумчиво произнесла Хомили.
– Возможно, – согласился Под.
– А в той, старой кухне не найдётся местечка для нас – ну, чтобы там жить?
– Всё может быть, но, когда есть выбор, лучше поселиться в комнате, куда не заходят человеки, чтобы принести уголь или посуду… А миссис Уитлейс много готовит – работа у неё такая.
Снова наступила тишина: все напряжённо думали.
– А шкафы в старой кухне есть? – спросила наконец Хомили.
– Полно́, – ответил Под, – а под кухонным столом аж до самого пола.
– А что, если сложить наши вещи в одном из шкафов? – предложила Хомили. – Скажем, на какое-то время, пока не найдём что-то постоянное?
Под немного подумал и покачал головой:
– Нет, так не пойдёт. Кто сказал, что человекам не придёт в голову заглянуть в шкаф? А вещи – сейчас-то они в безопасности на барке Спиллера – это всё, что у нас есть, Хомили. Более того, их очень много, даже слишком, но не будем сейчас об этом. Насколько я понимаю, это противоречит…
– Логике, – закончила Арриэтта.
– Да, именно так: противоречит логике. Представь себе, Хомили, как мы тащим все эти вещи по длинному коридору, через старую кухню, а потом складываем в пустом шкафу, и всё это без единого звука! А старая кухня расположена как раз под той комнатой, где спят эти Уитлейсы…
– Думаю, ты прав, – поразмыслив, согласилась Хомили.
– Конечно, прав, – сказал Под. – И потом, наверняка ночью в доме стоит мёртвая тишина, так что кто-нибудь из них обязательно проснётся, он или она, подумает, что это крысы или ещё какая-нибудь нечисть, и схватит нас прямо на месте преступления!
Помолчав немного, Хомили кивнула и еле слышно произнесла:
– Да, я… я понимаю, что ты имеешь в виду.
– Заберут и всё наше имущество, – добавил Под.
Арриэтта уже пожалела о том, что сама указала на все эти проблемы, но ведь они определённо были, и весьма серьёзные.
– Так что же нам делать? – вконец расстроенная, спросила Хомили после долгого грустного раздумья.
– Это же очевидно! – Под вскочил, сделал несколько беспокойных шагов по кафельному полу, вернулся и, усевшись на свой обломок плитки, твердо объявил: – Надо продолжать жить так, как мы живём сейчас.
– Что, в печке? – воскликнула Хомили, но Арриэтта почувствовала, что мать возмущается по привычке, а на самом деле у неё отлегло от сердца.
Она боялась, что отец примет решение уйти и отсюда тоже. Сама Арриэтта вдруг поняла, что уже полюбила и этот дом, и этот сад, ей пришлось по душе ощущение свободы. Ей почему-то казалось, что здесь они будут счастливы, а так ли это, ещё только предстоит выяснить.
– Наш багаж, – продолжил Под, – может оставаться в барке Спиллера под берегом до тех пор, пока мы не отыщем для себя безопасный уголок.
– Но здесь, на первом этаже, явно не такое место, – возразила Хомили, – и я, в моем-то возрасте, не могу каждый раз лазать по лианам.
Она явно имела в виду, что жить они будут в комнатах наверху.
– Дай мне несколько дней подумать, – попросил Под.
Как только Хомили заправила постели, оказалось, что им больше нечем заняться. Под отправился в библиотеку, чтобы осмотреть её ещё раз, но когда вернулся, настроение у него не улучшилось. Они ждали Спиллера, который должен был вот-вот появиться, но время тянулось очень медленно. Через какое-то время зазвонил телефон. После трёх звонков они все бросились под печку, услышав торопливые шаги в коридоре, а в следующее мгновение до них донёсся голос миссис Уитлейс:
– Алло?
Потом, после паузы, она сказала:
– Да. Да.
Ещё одна пауза, и Куранты снова услышали её весёлый звонкий голос:
– Разумеется, я буду!
Раздался щелчок, и шаги столь же поспешно удалились.
– Интересно, о чём это она? – сказала Хомили, когда они выбирались из-под печки, и пригладила рукой волосы. – Под, мы должны что-то сделать с этой золой…
– Я раздобуду метёлку из бука, и тогда можно будет её убрать.
– А как мы станем мыться, хотела бы я знать? Под этим краном, из которого капает вода?
– Возможно, это всего лишь на несколько дней, – примирительно сказал Под.
– Как знать…
– Ну же, Хомили, не ворчи: нам приходилось жить в куда худших условиях!
– Я просто спросила, – буркнула Хомили, когда Под повернулся к двери в сад.
Арриэтта бросилась за ним, схватила за руку и попросила:
– Папа, метлу ведь не обязательно делать из бука. Я видела головку чертополоха, из неё получится отличная метла. Пожалуйста, разреши мне сходить за ней.
Пусть и неохотно, но Под её отпустил, вспомнив о своём обещании в скором времени научить добывать. Пока дочь пробиралась между сорняками и травой, он с тревогой смотрел ей вслед через пыльное стекло. Вскоре Арриэтта вернулась с двумя головками чертополоха, чуть влажными от росы, но так, сказала она матери, они будут подметать ещё лучше.
– Есть у нас крошки? – спросила Арриэтта. – Там, в кустах, малиновка…
– Сколько хочешь.
Хомили протянула ей сморщенный лист щавеля, но Под предупредил:
– Не стоит.
– Да отпусти ты её: сегодня прекрасный день, и мы сможем приглядывать за ней через стекло… – не согласилась с мужем Хомили.
Увы, пока Арриэтта пересекала тропинку, малиновка улетела, но крошки для птички она всё же оставила, а лист щавеля выбросила. Приблизившись к нестриженой изгороди из бука у дальнего конца тропинки, Арриэтта взглянула вверх. Снизу ветки казались очень тёмными, с пучками листьев на внешних концах. Тысячи извилистых побегов и ветвей переплелись так плотно, что вскарабкаться по ним не составило бы никакого труда и никто бы Арриэтту не увидел. Она не колебалась ни минуты: перед таким восхождением устоять было невозможно…
Это оказалось замечательно: никаких колючек или зазубрин, только мягкие завитки тонкой, как бумага, коры, – и она поднималась всё выше и выше. Детская игра, подумала Арриэтта, и, что самое главное, совершенно безопасная и скрытая от чужих глаз. Возможно, листья снаружи немного и шуршат, но какое это имеет значение? Кусты всегда немного шуршат – виной тому птицы или порывы ветра. Правда, в этот день ветра не было. И чем выше поднималась Арриэтта, тем светлее становилось вокруг, пока наконец на самой верхней ветке её не встретил солнечный свет.
О, какой вид! Перед ней раскинулся конный двор со старыми крышами и сад, окружённый стеной. За ними располагался огород, как называл это Под. Стены были слишком высокими, чтобы увидеть, что там дальше, но Арриэтта сумела разглядеть чугунную калитку, запертую на висячий замок, в которую могла бы свободно проехать тачка.
С другой стороны Арриэтта увидела – куда ближе, чем думала, – прямоугольную башню церкви с низким парапетом, а ниже – циферблат часов. Позади церкви, окружённой кустами и деревьями, располагалось церковное кладбище с разномастными могильными плитами. За некоторыми могилами явно ухаживали, другие, явно заброшенные, заросли бурьяном, но если бы кто-то спросил об их расположении, Арриэтта употребила бы выражение «как попало». И всё же именно это отсутствие порядка придавало кладбищу своеобразное очарование, так что ей сразу же захотелось обследовать это место, прочитать имена на могильных плитах и узнать что-нибудь о тех, кого, когда пришло время, упокоили в таком месте. До этого момента Арриэтта не отдавала себе отчёта, насколько близко к церкви стоит дом священника: всего в нескольких шагах для человеков и ненамного дальше для добываек.
Глядя на церковь, Арриэтта поймала себя на том, что сравнивает её с миниатюрной копией, созданной мистером Поттом в его игрушечном городке. Рассматривая здание и одновременно покачиваясь в некоем подобии седла, которое нашла между двумя устремлёнными вверх ветками, Арриэтта поняла, с какой любовью и каким тщанием мистер Потт скопировал оригинал: едва ли не точь-в-точь. Неужели их родственники Хендрири действительно там живут? Так сказал Спиллер, но её отец никого не видел: возможно потому, что ещё не бывал внутри? Арриэтта никогда не любила тётю Люпи, очень полную и громкоголосую, не слишком ей нравился и дядя Хендрири, с клочковатой бородой и бегающими глазками. За те несколько неприятных месяцев, что её семейство было вынуждено жить под одной крышей с Хендрири, ей так и не удалось узнать, что представляют собой старшие братцы. Их очень редко когда застанешь дома: всё время что-то добывали, а за едой они почти не разговаривали. Эглтина всегда казалась Арриэтте не от мира сего («Бедное дитя! Она так и не оправилась после той встречи с кошкой!» – не раз сетовала тётя Люпи).