– Наконец-то дело сделано…
В проёме среди плитки на камине появился Пигрин, потирая руки.
– Я думал, нам не втащить этакую громадину по ступенькам, но всё оказалось проще некуда. У таких старинных каминов есть одно несомненное преимущество: там очень много места.
Пигрин обернулся.
– А вот и твой отец, так что можно вернуть плитку на место…
Арриэтта проговорила, осуждающе глядя на него:
– Зачем было проходить сквозь него?
– Сквозь кого? Ты вообще о чём?
– О бедном юноше!
Пигрин с облегчением выдохнул и рассмеялся:
– Ах, это! Я думал, ты имеешь в виду своего отца…
– Разумеется, нет! Да и как бы ты мог пройти сквозь него…
– Ну конечно, никак. – Пигрин подошёл ближе. – Послушай, этого «бедного юноши», как ты его называешь, вообще здесь не было. Это всего лишь… игра воображения, отпечаток в воздухе. – Пигрин немного подумал и добавил: – Или во времени, если тебе так больше нравится. Нам же требовалось протащить холст через проём…
– Да, но ведь можно было подождать!
– Ах, Арриэтта, если бы мы ждали, пока привидения появятся или исчезнут, то никогда никуда не попали бы в доме. – Пигрин повернулся к проёму. – Смотри, Под никак не справится с этой плиткой, так что пойду помогу ему…
После этого Арриэтта хоть и не боялась бедного юношу, но всегда старалась обойти стороной.
Глава семнадцатая
Когда кухня наконец была закончена, Куранты собрались с визитом к Хендрири в церковь.
– Больше тянуть мы не можем, – сказал Под жене, – иначе Люпи воспримет это как оскорбление. Спиллер наверняка уже сообщил им, что мы здесь…
– Я и не собиралась откладывать визит, – парировала Хомили. – Теперь, когда у меня есть кухня, я готова идти куда угодно. – И, явно довольная, добавила: – И я не прочь посмотреть, какой у них дом. Подумать только: церковь! Забавное местечко они себе выбрали! Интересно, где они добывают еду, в церкви-то?
– Ну, скоро всё узнаем, – ответил Под.
Для визита они выбрали ясное безоблачное утро. Отправились втроём: Под, Хомили и Арриэтта. Пигрин отказался составить им компанию, а Спиллера, как всегда, не было. В гости не ходят с пустыми руками, поэтому Хомили сложила немного гостинцев в мешок для добывания. У всех троих было прекрасное настроение: после стольких дней напряжённых трудов наконец-то можно было передохнуть.
Как же это было странно – идти от дома священника по незнакомой тропинке: в буковой изгороди появились птичьи гнёзда, гравий на дорожке порос мягким мхом.
Спиллер был по обыкновению немногословен, когда описывал, как можно дойти до церкви: «Как увидите водосточную трубу ризницы – значит, пришли».
Едва они проскользнули сквозь частокол калитки, что вела на церковный двор, Арриэтта заметила крошечную фигурку, которая двигалась им навстречу по краю тропинки.
– Тиммис!
Да, это действительно был он, сильно похудевший, немного подросший, с очень тёмным почему-то лицом.
Арриэтта едва не бросилась к нему навстречу, собираясь обнять, но вовремя опомнилась: Тиммис замер как вкопанный, уставившись на неё, словно не мог поверить своим глазам.
– О, Тиммис, мой Тиммис… – прошептала Арриэтта и приобняла было его за плечи, но он сразу же увернулся, словно ему понадобилось что-то поднять с земли. Она нагнулась вместе с ним, не убирая руки с его плеч, и он пробормотал:
– Мне показалось, кузнечик…
Арриэтта услышала, что голос его срывается, и спросила встревоженно:
– Ох, Тиммис, ты плачешь… Почему ты плачешь?
– Нет-нет, я не плачу, – всхлипнул мальчик. – Конечно же, нет…
Он неожиданно повернулся к ней лицом, и Арриэтта увидела его светящиеся счастьем глаза, хотя по щекам катились слёзы.
– Я думал, что больше всегда тебя не увижу.
– Никогда… – машинально, по привычке поправила Арриэтта, как делала это всегда.
– Я шёл тебя искать, – признался Тиммис. – Всё время тебя искал.
– И ты бы дошёл до самого дома священника? Ох, Тиммис, в таком огромном доме тебе никогда бы нас не найти: мы очень хорошо спрятались. – Вытереть малышу слёзы было нечем, и Арриэтта осторожно смахнула их пальцем. – И тебя могли поймать!
– Здравствуй, Тиммис! И что, скажите на милость, вы тут делаете, согнувшись в три погибели? – раздался голос Хомили.
Когда Арриэтта и Тиммис выпрямились, она воскликнула:
– Как же ты вырос! Дай-ка я тебя поцелую! Откуда ты узнал, что мы придём?
– Он не знал, – объяснила Арриэтта. – Тиммис шёл в дом священника, чтобы найти нас.
Хомили вмиг посерьёзнела и строго сказала:
– Больше никогда так не делай: ты не должен ходить один – мало ли кто тебе встретится по дороге. Это могут быть и человеки! Мать-то дома?
– Да, – ответил мальчик, – и отец тоже.
Томмис повёл их к водосточной трубе, которая выходила из отверстия в каменной стене. Рядом с трубой имелось достаточно большое отверстие, так что мог свободно пройти любой добывайка. Тиммис пробрался первым, вёрткий словно угорь, за ним и остальные, хоть и не так ловко.
Оказавшись внутри, под каменной мойкой рядом со ржавым газовым кольцом, они остановились и огляделись по сторонам. Это была просторная комната, хранившая едва уловимый запах старых сутан. В центре стоял квадратный стол, покрытый красной плюшевой тканью, а вокруг него – несколько стульев, таких, какие обычно ставят в кухне. Прямо напротив них располагался встроенный в стену массивный дубовый шкаф с полками, очень большую замочную скважину которого украшали стальные гвозди. Слева от шкафа стояло что-то похожее на коробку: как выяснилось позже, старая фисгармония, – и на этом предмете почти до самого потолка высилась стопка сборников гимнов. Справа расположилась высокая конторка с открытым гроссбухом, чернильницей и тем, что Под принял за набор ручек. Всю стену рядом с конторкой занимали крючки, на которых висели сутаны и саккосы[4]. Ризницу от самой церкви отделяли занавеси из выгоревшего тёмно-красного плюша на деревянных кольцах. Дальний угол занимала уродливая чугунная печка, которую обычно называли «черепаха», с трубой, уходившей в потолок.
У Курантов было достаточно времени всё это рассмотреть, потому что Тиммис убежал предупредить родителей, что к ним гости. Когда он исчез в тёмном прямоугольном отверстии где-то в основании фисгармонии, Хомили пробормотала:
– Так вот где они живут… Интересно, как там внутри…
– Просторно, – сказал Под.
Спустя несколько мгновений появилась Люпи, вытирая руки о фартук. Такого, отметила про себя Хомили, сестра никогда бы себе не позволила в былые дни: тогда она наряжалась и прихорашивалась к приходу гостей. Люпи довольно сдержанно поцеловала Хомили, потом Пода и произнесла с мягкой улыбкой, совершенно ей несвойственной:
– Добро пожаловать, добро пожаловать в дом Господень…
Странное приветствие, подумала Хомили, обратив внимание на то, что сестра очень похудела и стала намного спокойнее.
– Заходите, заходите, – пригласила Люпи. – Хендрири и Тиммис зажигают свечи. Мы так долго вас ждали.
Тут в дыре появился и сам глава семейства с Тиммисом, коричневое личико которого всё ещё сияло от радости. Снова приветствия, вежливые комплименты, затем гостей проводили в дом. Арриэтта, как объявила тётя Люпи, стала настоящей юной леди, а Хомили очень похорошела.
Всё далеко не маленькое помещение заливал свет от множества свечных огарков, расставленных в ёмкости всех видов и форм. Они его и согревали, а не только освещали. И Хомили, глядя на знакомые предметы мебели, подумала, что сейчас, в этой просторной комнате, они выглядят гораздо элегантнее. Вот, например, кресло из табакерки, которое когда-то принадлежало им, она вообще узнала с трудом. Сколько времени ей потребовалось, вспомнила Хомили, чтобы сделать для него подкладку и обивку, зато теперь им можно гордиться.
Хомили выложила принесённые с собой гостинцы на один из столов и, пока Люпи суетилась вокруг них, села на стул с прямой, как палка, спиной. Сестра тем временем аккуратно налила в распиленные ореховые скорлупки вина и сказала:
– Можете пить с чистой совестью: его ещё не освятили…
Хомили её слова удивили, но всё же глоток она отпила.
– Или вы, может, предпочитаете моё домашнее, из крыжовника? – предложила Люпи.
– Нет-нет, – заверил её Под, пригубив вина. – Я никогда особенно не любил крыжовенное вино: слишком уж густое да крепкое…
– А вот Хендрири очень к нему неравнодушен…
– Главное – знать меру, – сказал Под, следуя за Хендрири, который стал показывать ему дом.
– Вот здесь, – указал он на дыру-вход, – были когда-то педали. Вон там, – устремил он взгляд вверх, – были мехи, но потом, когда выносили сломанную фисгармонию из церкви, освобождая место для органа, их сняли, зато трубы остались. Люпи развешивает на них одежду для просушки…
– Хендрири очень хорошо выглядит, – заметила Хомили, сделав ещё один крошечный глоток вина.
Арриэтта вдруг подумала, почему взрослые, если давно не виделись, говорят друг другу неправду. С её точки зрения, дядюшка Хендрири выглядел вовсе не хорошо: стал ещё костлявее, а его неопрятная клочковатая бородка начала седеть. Неужели и она выглядит так «хорошо»?
А тётушка Люпи между тем продолжила:
– Даже не знаю, что и сказать… Мальчики не живут теперь с нами, и добывание ему даётся нелегко. Но ничего, мы справляемся: кое-что приносит Спиллер, и дамы бывают здесь дважды в неделю…
– Какие дамы? – удивилась Хомили, подумав, уж не те ли, что имеют отношение к Господу.
– Они приходят украшать церковь цветами и всегда приносят с собой что-нибудь перекусить. И мы этим пользуемся. Пока мисс Мэнсис не накроет на стол, корзинки стоят на полу. После того как закончат работу, они всегда устраивают здесь дружеские чаепития.
Арриэтта вскочила с кресла и воскликнула:
– Мисс Мэнсис?
Её услышал только Тиммис, а тётя Люпи, не заметив, как она разволновалась, продолжила: