– Там полно домов, – сказал Спиллер. – Никто вас не заставляет жить рядом с ним…
– И он там не хозяин, – напомнил ей Под.
– Это верно, – кивнула Хомили.
– Ну так как, Хомили? – спросил Под.
– Я согласна, если мы будем жить недалеко от магазинов.
– В этих магазинах ничего нет, кроме муляжа – бананов и других фруктов из гипса, – нетерпеливо объяснил Под. – По крайней мере, я так слышал.
– Пусть нет, – сказала Хомили, – но уж очень приятно упомянуть об этом в разговоре с Люпи…
– Вряд ли у тебя будет такая возможность. Люпи даже не узнает, что мы ушли, пока не встанет завтра утром и не расстроится, что придётся предложить нам завтрак. Нет, Хомили, нам надо забыть о торговых центрах и прочих глупостях; куда лучше спокойное местечко на берегу – ты же не хочешь с утра до ночи таскать в дом воду? А Спиллеру где ставить барку и разгружаться? Он же, наверно, станет регулярно приплывать к нам со всяким добром. Когда мы попадём туда, у нас будет достаточно времени, чтобы осмотреться и выбрать то, что нам по вкусу.
«Выбрать то, что нам по вкусу…» Внезапно Хомили ощутила магию этих слов: волнение, словно пузырьки в шампанском, вздымалось в ней всё выше и выше – и, наконец, радостно всплеснула руками. Вздрогнув от неожиданности, Под резко обернулся к ней.
– Ты только подумай: столько домов, и мы можем пожить в каждом, если захотим, – в каждом по очереди. Что нам помешает? – прошептала Хомили, и глаза её наполнились слезами.
– Здравый смысл, – ответил Под и улыбнулся Арриэтте. – А ты что скажешь, девчушка? Магазины или река?
Арриэтта откашлялась и хрипло проговорила:
– Река. Хотя бы для начала… Глаза её сияли, по лицу бегали тени в трепетном свете свечи.
Повисла тишина. Под взглянул на тюки, привязанные к шляпной булавке, затем наверх, на часы, и заметил:
– Скоро половина второго. Пора нам посмотреть на этот водосток. Ты как, Спиллер, сможешь уделить нам минутку – ввести нас, так сказать, в курс дела?
– О! – горестно воскликнула Хомили. – Я думала, он пойдёт вместе с нами.
– Но путь немалый, а Спиллер только что его проделал… Зачем ему сразу возвращаться?
– А что ему тут делать? Его летняя одежда ещё не готова. Ведь ты за ней пришёл, да, Спиллер?
– Не только, – ответил за Спиллера Под. – Думаю, он принёс ещё и кое-что из вещей.
– Не важно, – возразил Спиллер, – я могу свалить всё здесь.
– И пойдёшь с нами? – обрадовалась Хомили.
– Почему бы и нет?
Судя по всему, даже Под почувствовал облегчение.
– Это очень любезно с твоей стороны, Спиллер. Право, очень любезно. – Он обернулся к Арриэтте: – Ну-ка, дочка, возьми свечку и сходи за яйцом.
– О, не стоит с ним возиться, – сказала Хомили.
Под укоризненно взглянул на неё и повторил:
– Сходи за яйцом, Арриэтта. Закати его в прачечную, да будь поосторожней со свечой возле стружек. Хомили, возьми мою свечу, а я занесу багаж.
Глава одиннадцатая
Они прошли в прачечную через неплотно закрытую дверь, а когда очутились на каменных плитах пола, снова услышали хорька. Но теперь Хомили не боялась: подумаешь, хорёк, – у них появилась возможность уйти отсюда! Но когда они наконец собрались все вместе под бельевым катком и заглянули в водосточную трубу, едва обретённое мужество ей изменило.
Водосток казался глубоким и тёмным; труба, как колодец, уходила под пол. Квадратная решётка, обычно закрывавшая её, лежала наискосок рядом, и в зияющей глубине отражалось пламя их свечей. Оттуда тянуло сыростью, доносился кислый запах хозяйственного мыла, несвежих дезинфицирующих средств и спитого чая.
– Что там, на дне? – спросила Хомили, вглядываясь в глубину. – Вода?
– Слизь, – сказал Спиллер.
– Мыльный кисель, – быстро проговорил Под.
– И нам придётся по нему идти?
– Там неглубоко, – успокоил их Спиллер.
– Это ведь не канализационная труба, – как можно убедительнее сказал Под. – Но, хоть убей, не могу понять, как тебе удаётся сдвигать с места эту решётку.
И Спиллер, опустив в трубу свечу, ткнул пальцем вниз, откуда поднимался прислонённый к стенке и упёртый на дне колодца в камень небольшой медный прут вроде тех, на которые вешают шторы. Верхушка прута чуть-чуть выступала наружу. Когда решётка лежит на месте, объяснил Спиллер, то ничем не прикреплена. Навалившись снизу на прут всем телом, можно приподнять один угол – так прачка поднимает подпоркой верёвку с бельём. Затем надо поставить нижний конец прута на камень, и всё сооружение держится на месте само собой. Из трубы он вылезает на куске верёвки, пропущенной через дырочки решётки. Верёвка, как понял Под, была закреплена намертво. Двойную петлю между двумя отверстиями в тонкой железной решётке заметить сверху было невозможно, а сама верёвка, когда ею не пользовались, уходила вниз, в водосток.
Если Спиллеру надо было полностью отодвинуть решётку, как, например, сейчас, он, выбравшись в щель, сделанную при помощи медного прута, вытаскивал следом за собой верёвку, перекидывал через перекладину между ножками бельевого катка у себя над головой и принимался её тянуть и дёргать. Обычно, объяснил Спиллер, решётка легко соскальзывала с места, но иногда опускалась одной стороной вниз и застревала под углом. В таком случае он доставал небольшой, но тяжёлый болт, который хранился специально для этой цели, привязывал к свободному концу верёвки и садился на него верхом. Болт опускался под его тяжестью и приподнимал решётку.
– Прекрасно придумано! – по мере его рассказа то и дело повторял Под.
Со свечой в руке он зашёл под каток, потрогал мокрую верёвку, подёргал узлы и, наконец, словно хотел проверить, тяжёлая ли она, толкнул решётку, и та легко скользнула вперёд по стёртым каменным плитам.
– Толкать-то легче, чем поднимать.
Посмотрев наверх, Арриэтта увидела на потолке прачечной огромные тени, которые то возникали, приближаясь и удаляясь, то вновь исчезали в мерцающем свете свечей: колёса, ручки, валки, кружащиеся спицы… как будто огромный каток, под которым они стояли, вдруг каким-то чудом бесшумно заработал.
На полу возле водостока она увидела знакомый предмет – крышку алюминиевой мыльницы, той самой, в которой Спиллер обычно удил и в которой пустил её волчком вниз по реке. Сейчас она была чем-то нагружена и покрыта куском старой шкуры – возможно, крысиной, – обвязанной вместе с грузом верёвкой. Из дырки, просверленной в борту с одного конца, свисал другой кусок верёвки.
– Я тащу её сюда волоком, – объяснил Спиллер, заметив, куда смотрит Арриэтта.
– Как ты попадаешь сюда, наверх, теперь ясно, – сказала Хомили, уныло глядя на дно колодца. – Меня волнует другое: как попасть вниз.
– О, просто прыгнуть, – сказал Спиллер и, ухватив конец верёвки, потащил мыльницу к двери.
– Всё будет хорошо: мы спустим тебя на болте, – поспешил заверить жену Под и обернулся к Спиллеру: – Куда ты?
Не желая привлекать внимания к водостоку, Спиллер, по-видимому, решил разгрузиться в комнате. Теперь, когда человеки уехали, а дровяной ларь отодвинут от стены, нет нужды подниматься к Люпи: можно оставить всё, что принёс, у дыры в плинтусе.
Пока Спиллер распаковывал свой груз, Под коротко наметил план действий, то и дело повторяя: «Если, конечно, Спиллер не против».
Спиллер не возражал. Сначала они опустили на дно колодца пустую крышку от мыльницы, затем подкатили к краю водостока яйцо и кинули в неё. Словно огромный футбольный мяч, Под изо всех сил пнул его ногой, и оно полетело, вертясь волчком, а потом с треском грохнулось в крышку. Однако это никого не испугало, ведь оно было сварено вкрутую.
Вслед за яйцом верхом на болте отправилась вниз Хомили, не переставая ахать и охать. Одной рукой она цеплялась за верёвку, а в другой держала зажжённую свечу. Стоило ей перелезть с болта в мыльницу, как та быстро заскользила вперёд, и на один тревожный миг Хомили скрылась из виду, однако, перебирая руками верёвку, Спиллер подтащил мыльницу обратно, и все увидели, что Хомили благополучно сидит позади яйца, хотя и ворчит потихоньку, а в руке у неё всё ещё горящая свеча.
– В крышке хватит места для двоих, – заявил Спиллер, и Арриэтту осторожно, чтобы не погасла свеча, спустили на дно колодца таким же торжественным манером (а ей так хотелось самой прыгнуть вниз!).
Она села напротив матери по другую сторону качающегося яйца, а Под сказал:
– Вы обе – хранительницы огня. Ваше дело сидеть спокойно и светить туда, куда мы скажем… И держите яйцо!
В мыльнице послышалось шарканье, и она угрожающе закачалась: это Хомили, которая никогда не любила ездить, как сказали бы человеки, спиной к движению, встала, чтобы поменяться местами с Арриэттой.
– Крепче держи верёвку! – крикнула она Спиллеру, пока они совершали этот манёвр.
Наконец-то они уселись лицом к лицу, зажав яйцо коленями, со свечами в руках. Всё это время Арриэтте было необыкновенно весело.
– Я вас сейчас немного сдвину с места, – предупредил Спиллер и отпустил потихоньку несколько дюймов верёвки.
Мыльница заскользила под сводами туннеля, блестевшими от сырости в свете свечей, и тут же остановилась. Арриэтта протянула руку и коснулась пальцем блестящей поверхности: похоже, обожжённая глина.
– Ничего здесь не трогай, слышишь, – прошипела Хомили, и её передёрнуло от отвращения. – И не дыши… если сможешь.
Опустив свечу пониже, Арриэтта заметила на дне трубы рыбью кость, жестяную крышечку от пузырька и шпильку, о чём и сказала матери, но та снова судорожно дёрнулась:
– Даже не думай!
– Шпилька могла бы нам пригодиться, – возразила Арриэтта.
Хомили прикрыла глаза, борясь с собой, но наконец согласилась:
– Хорошо. Подними её быстренько и сразу брось на дно лодки, а руки вытри о мой фартук.
– Мы можем вымыть её в реке, – напомнила Арриэтта.
Хомили, стараясь не дышать, кивнула.
Поверх плеча матери Арриэтте был виден колодец водостока, куда сверху что-то спускалось. Это был их багаж, обёрнутый в брезент и надёжно привязанный к шляпной булавке. С лёгким плеском он упал на дно и закачался на жиже, а чуть погодя следом за узлами плюхнулся вниз сначала Под, а за ним Спиллер, и через несколько секунд оба погрузились по колено в мыльную слизь.