Спиллер снял медный прут с камня и поставил в незаметное местечко в шахте колодца. Прежде чем спуститься, они с Подом, должно быть, передвинули поудобней решётку: когда Спиллер ловко дёрнул верёвку, решётка тут же с глухим металлическим звуком, гулко разнёсшимся по всему туннелю, встала на место.
Хомили уставилась во тьму и горестно вздохнула, внезапно почувствовав себя в заточении, но тут к ним сзади подошёл Под и, положив руку на край мыльницы, бодро проговорил:
– Ну что, в путь!
Глава двенадцатая
Чтобы удобнее было везти мыльницу на буксире, Спиллер смотал почти всю верёвку, оставив лишь короткий кусок, хотя выражение «везти на буксире» здесь не совсем уместно, поскольку водосток шёл под уклон. Спиллер скорее служил якорем и использовал верёвку для того, чтобы тормозить.
– Двинулись! – скомандовал Под и слегка подтолкнул мыльницу.
Придерживаемые Спиллером, они заскользили вперёд по студенистой массе. Дрожащий свет свечей танцевал на сводчатом потолке и сочащихся влагой стенах. Месиво, по которому они двигались, было таким густым и мыльным, что казалось – Под не тащит за собой тюки, а лишь управляет их движением, или даже это они тащат его вперёд. «Эй, вы там! – кричал он тогда. – Тпру!»
Он был в прекрасном настроении с того самого момента, заметила Арриэтта, как спустился в водосток. У неё тоже было легко на душе: она двигалась навстречу рассвету с двумя самыми дорогими для неё существами и Спиллером в придачу. Водосток не пугал Арриэтту, потому что вёл на свободу, прочь от пыли и тусклого света свечей; её ждала впереди жизнь, где ночью с неба будет светить луна, а днём – солнце.
Только она обернулась, чтобы посмотреть вперёд, как слева от неё показалось большое круглое отверстие и струя промозглого воздуха чуть не загасила пламя свечи. Арриэтта быстро заслонила её ладошкой, Хомили свою – тоже.
– Здесь подходит труба от раковины, – сказал Спиллер, – и от котла из прачечной.
Им попалось по пути ещё не одно отверстие – другие трубы, которые уходили в темноту и поднимались наверх. Там, где они присоединялись к главному водостоку, высились груды самых разнообразных предметов, через которые им приходилось перетаскивать мыльницу. В таких случаях Хомили и Арриэтта выходили из лодки, чтобы её легче было тянуть. Спиллер знал все эти трубы по названиям домов, от которых они шли, знал, где именно находится каждый дом.
Только теперь Арриэтта поняла, насколько широко было поле его деятельности.
– Правда, не во все дома можно попасть, – объяснил ей Спиллер. – Я не против, когда у трубы двойной поворот, но при такой трубе в дырке для стока обычно бывает медная решётка или что-нибудь в этом роде. Один раз он сказал, кивнув на вход в круглую пещеру:
– Холмкрофт, там, наверху… ничего, кроме воды от ванны, последнее время.
И действительно, эта труба из блестящего фаянса кремового цвета – Арриэтта заглянула в неё, проплывая мимо, – была гораздо чище всех прочих: после того как они её миновали, запах спитого чая в воздухе стал куда слабее.
Время от времени они натыкались на торчащие веточки ясеня или остролиста, которые лодка обходила с трудом. Арриэтта заметила, что они находятся почти на равных расстояниях друг от друга.
– Хоть убей, не могу понять, как эти штуки попали в трубу, – раздражённо проговорила Хомили, когда им чуть ли не в пятый раз пришлось со свечами в руках вылезать из мыльницы и стоять по лодыжки в нанесённом сюда мусоре, дожидаясь, пока Под и Спиллер повернут её в сторону, чтобы осторожно провести мимо ветки.
– Я сам их сюда заколотил, – сказал Спиллер, придерживая лодку, чтобы им было удобней в неё залезать.
В этом месте водосток стал круче спускаться вниз. Когда Хомили села напротив Арриэтты, мыльница вдруг рванулась вперёд, увлекая за собой Спиллера: он скользил и чуть не падал, но ему каким-то чудом удавалось держаться на ногах. Внезапно они уткнулись в завал возле одного из «деревьев», поставленных Спиллером на дне трубы, и Арриэтта от неожиданности уронила свечу за борт.
– Так вот они для чего! – воскликнула Хомили, прикрывая чуть не погасшую свечу рукой, чтобы та разгорелась и Арриэтта могла зажечь от неё свою.
Но Спиллер ответил не сразу. Протолкнув лодку мимо преграды, он остановился, чтобы подождать Пода, и лишь тогда сказал:
– Может, и так.
Когда Под наконец их догнал, вид у него был ещё тот: куртка болталась на одном плече, запыхавшийся и вспотевший.
– Последний отрезок пути всегда кажется самым длинным.
– Может, поменяемся? – спросила Хомили. – Я выйду, а ты садись.
– Нет, мне лучше идти пешком, – отказался Под.
– Тогда давай мне сюда хотя бы куртку, – сказала Хомили.
Под отдал, и она аккуратно её сложила у себя на коленях и легонько погладила, словно куртка тоже устала.
И они снова пустились в путь по бесконечному коридору между уходившими в даль круглыми стенами трубы. Вскоре Арриэтта задремала, прижавшись к яйцу, голова её упала на колени и в последний миг, перед тем как погрузиться в сон, почувствовала, как мать забирает у неё свечу и укрывает её отцовской курткой.
Когда Арриэтта проснулась, вокруг ничего не изменилось: те же тени и блики, играющие на мокром потолке, узкое бледное лицо шагавшего рядом Спиллера, неуклюжая, еле видная фигура отца позади.
Заметив недоумение в её глазах, Хомили улыбнулась.
– Забыла, где ты?
Арриэтта кивнула и увидела, что мать держит в каждой руке по свече и они почти догорели.
– Верно, скоро утро?
– Вполне возможно… – сказала Хомили.
Стены скользили мимо, и ничто не нарушало их однообразия, кроме возникавших через равные промежутки утолщений там, где одно колено трубы соединялось с другим. Время от времени путешественники переговаривались, и голоса их гулко разносились по туннелю.
– Я не вижу больше боковых труб, – сказала Арриэтта немного погодя.
Спиллер покачал головой.
– Их больше нет. Холмкрофт – последний дом…
– Но это было сто лет назад… Мы, наверно, скоро будем на месте?
– Уже подходим.
Арриэтта задрожала и плотнее натянула на плечи отцовскую куртку: ей показалось, что воздух посвежел и, как ни странно, потерял всякий запах. Но, возможно, они просто привыкли. Было совершенно тихо, слышалось лишь слабое шуршание дна мыльницы по жиже да хлюпанье под ногами Спиллера и Пода, но слой жижи вроде бы стал тоньше: время от времени под днищем раздавался хруст, словно лодка шла по песку. Вдруг Спиллер остановился.
– Тихо.
Все застыли, но единственное, что до них доносилось, – это дыхание Пода да мелодичный перезвон капель где-то впереди.
– Пошли дальше, – неожиданно нарушила напряжённое молчание Хомили. – Свечей надолго не хватит.
– Тише! – снова сказал Спиллер.
И тут они услышали слабый монотонный гул, не более чем колебание воздуха.
– Что бы это могло быть? – спросила Хомили.
– Холмкрофт, что ж ещё. – Спиллер замер как вкопанный, подняв одну руку, внимательно прислушиваясь. – Но кому придёт в голову принимать ванну в такое время?
Под покачал головой:
– Похоже, уже утро – наверно, шестой час.
Гул приближался, делался всё громче и больше походил на грохот водопада.
– Берегись! – крикнул Спиллер.
Не выпуская верёвки из рук, он развернулся и побежал по туннелю, так что мыльница с шумом понеслась следом. Хомили и Арриэтту кидало из стороны в сторону, от стены к стене, и казалось, они вот-вот разобьются. И всё же, панически боясь оказаться в темноте, обе старались, чтобы не потухли свечи. Свободную руку Хомили протянула Поду, и тот успел ухватиться за неё в тот самый миг, когда сзади на него налетели связанные тюки и сбили с ног. Под упал на один из них, но руки Хомили не выпустил и стремительно заскользил вслед за остальными.
– Лезьте наверх! – крикнул Спиллер из темноты, и они увидели поблёскивающие прутья, крепко вколоченные в свод туннеля. – Бросайте пожитки! Быстрей!
Каждый из них схватился за прут и, подпрыгнув, плотно прижался к своду. Брошенные свечи, оплывая, лежали в лодке; рёв несущейся воды приближался. В неровном свете свечей они увидели первые перламутровые пузыри, а следом – надвигающуюся на них клокочущую серебряную стену. Один миг – и их захлестнула, не давая вздохнуть, душистая тьма.
Но прошли первые секунды, и объятая паникой Арриэтта заметила, что снова может дышать, а прутья держатся крепко. Её залил поток горячей ароматной воды, промочив насквозь платье; он то поднимался, то спадал, то танцевал у самых плеч, забрызгивая лицо и волосы, то кружил у талии и щекотал ноги.
– Держись! – что есть мочи заорал Под, перекрывая шум воды.
– Скоро утихнет! – крикнул Спиллер.
– Ты тут, Арриэтта? – задыхаясь, позвала Хомили.
Они все были здесь, никто не захлебнулся, и прямо у них на глазах уровень воды стал падать, скорость её замедлилась. Когда погасли слабые язычки пламени, темнота уже не была такой густой: казалось, от воды поднимается серебристая дымка. Поток бежал теперь далеко от них и, судя по ровному журчанию, был безобиден, как ручей.
Подождав ещё немного, они спустились вниз, погрузившись по лодыжки в тёплую воду. На фоне тёмных стен туннеля она казалась полупрозрачной.
– Вроде бы стало светлей, – удивлённо сказал Под.
Ему почудилось во мгле какое-то движение: это Спиллер бродил по воде в поисках вещей.
– Нашёл что-нибудь? – спросил Под.
– Ничего, – сказал Спиллер.
Их имущество исчезло: яйцо, крышка мыльницы и всё прочее унесла вода.
– Что же нам теперь делать? – приуныл Под.
– Подхватим всё позднее, – совершенно спокойно сказал Спиллер. – Ничего страшного. Зато тащить не надо.
Хомили потянула носом воздух и вдруг воскликнула, обращаясь к Арриэтте:
– Сандал! Любимое мыло твоего отца.
Арриэтта ничего не ответила: ухватившись рукой за прут, чтобы не сбил с ног тёплый поток, покрывавший лодыжки, смотрела прямо вперёд, в уходящую под уклон трубу. Там, во мраке, висела бусинка света. На секунду Арриэтта подумала, что каким-то таинственным образом уцелела одна свеча, но затем увидела, как