Голос её, хоть она и кричала во всё горло, был едва слышен из-за грохота дождя, барабанившего по крышке. Снизу, так близко, словно это было в подвале их дома, доносился рёв разлившейся реки, но чайник, стоявший на каменном фундаменте и накрепко застрявший в откосе берега, казался несокрушимым. Носик у него был направлен в подветренную сторону, а крышка не пропускала внутрь ни капли.
– Двойной ободок, – объяснил Под. – Эти старомодные чайники сделаны как надо…
Рассчитывая на то, что скоро появится Спиллер, они съели остаток яйца, но всё равно ощущали голод, поэтому, когда через входную дыру увидели, как поток пронёс мимо них полбуханки хлеба, горестно вздохнули.
Наконец совсем стемнело; они закрыли вход пробкой и приготовились ложиться.
– Во всяком случае, – сказал Под, – здесь сухо и тепло. И конечно же, скоро прояснится…
Но на следующий день по-прежнему шёл дождь. И на следующий…
– Он не сможет вернуться в такую погоду, – то и дело вздыхала Хомили.
– Для Спиллера нет ничего невозможного, – пытался успокоить её Под. – Этот ящик вполне надёжное судно, и навес у него крепкий. Течение здесь, под куманикой, идёт у самого берега. Вот почему он выбрал этот уголок. Помяни мои слова, Хомили: он может появиться в любой момент. Спиллер не из тех, кого испугает капля-другая воды.
Разговор этот был в их «банановый» день. Под отправился на разведку по скользкой корке грязи под куманикой. Увлекая за собой свисающие ветки, вода ровным и сильным потоком текла через укрытие, где Спиллер держал свою барку, и там, в ветвях, застряла полупустая размокшая пачка сигарет, мокрый лоскут и перезревший банан.
Когда Под принялся через входную дыру протискивать его дюйм за дюймом в чайник, Хомили отчаянно завизжала, потому что не поняла сперва, что это такое, а когда узнала банан, принялась то смеяться, то плакать.
– Успокойся наконец, – печально глядя на неё, сказал Под, втолкнув наконец весь банан внутрь. – Возьми себя в руки.
Что она и сделала… почти что сразу.
– Ты должен был нас предупредить, – всё ещё тихонько всхлипывая и вытирая фартуком глаза, сказала она с упрёком.
– Я вас звал, но дождь так грохочет…
Они досыта наелись бананом – всё равно он перезрел и долго хранить его было нельзя. Под нарезал его поперёк вместе со шкуркой – так удобней держать, – и все ели молча. Дождь так барабанил по крышке, что всё равно друг друга было не слышно.
– Льёт ещё сильней, – едва ли не выкрикнул Под.
Хомили наклонилась к нему и спросила, стараясь говорить как можно громче:
– Ты не думаешь, что с ним случилась беда?
Под покачал головой.
– Он вернётся, когда перестанет лить. Надо просто запастись терпением.
– Чем запастись? – выкрикнула Хомили, перекрывая шум ливня.
– Терпением, – повторил Под.
– Я тебя не слышу…
– Терпением! – во всё горло заорал Под.
Дождь стал попадать в носик чайника, и пришлось пожертвовать одеялом, запихнув его в носик, так что в чайнике вскоре стало очень душно.
– А что, если он и через месяц не перестанет? – проворчала Хомили.
– Что? – переспросил Под.
– И через месяц.
– Что – через месяц?
– Дождь не перестанет! – разозлилась Хомили.
Разговаривать было невозможно, и они замолчали: что зря нервировать друг друга. Все трое зарылись в сухую траву и попытались уснуть. Так как голод их не донимал, а в чайнике было тепло и душно, они вскоре задремали. Арриэтте снилось, будто она вышла в море на барке Спиллера. Её слегка покачивало, и ей это нравилось, но затем барка стала вращаться, всё быстрей и быстрей, пока не превратилась в колесо, которое тоже вертелось… вертелось…
Арриэтта ухватилась за спицы, но они обернулись соломинами и сломались в руках; потом ухватилась за обод, но он с разгона отбросил её; потом услышала, как чей-то голос вновь и вновь повторяет: «Проснись, дочка, проснись…»
Арриэтта открыла глаза. Голова у неё кружилась, и в мерцании полусвета кружилось и всё вокруг. Утро, догадалась девочка, и кто-то вытащил из носика одеяло. У себя за спиной она разглядела отца, но вид у него был странный: казалось, каким-то необъяснимым образом он приклеился к стенке чайника. Напротив, раскинув руки в стороны, словно фея с поднятыми крыльями, мать так же плотно прижималась к стенке. Сама Арриэтта, когда попыталась подняться с пола, почувствовала, что её крепко держит какая-то таинственная сила.
– Мы на плаву, – крикнул Под, – и нас вертит!
И тут Арриэтта заметила, что их не только вращает, но и раскачивает из стороны в сторону.
– Мы дрейфуем, плывём по воле волн, – пояснил Под. – Нас несёт вниз по течению.
– О господи! – простонала Хомили, поднимая глаза (это было единственное движение, которое ей оказалось доступным, поскольку она приклеилась к чайнику, как муха к липкой бумаге).
И тут вдруг как по волшебству скорость чайника снизилась, кружение замедлилось, и на глазах Арриэтты мать медленно соскользнула вниз и плюхнулась на пропитанную водой траву.
– О господи! – опять произнесла Хомили, и Арриэтта отметила, что без труда слышит её: дождь наконец затих.
– Хочу поднять крышку, – сказал Под и, когда чайник перестал вращаться, упал сперва на колени, потом медленно поднялся, держась за стенку, так как их всё ещё качало. – Помоги мне, Арриэтта.
Они вместе уцепились за верёвку. Через вход, несмотря на пробку, просочилась вода, и по дну плавала мокрая трава. Ноги у них скользили, но постепенно, рывок за рывком, крышку они подняли и увидели над головой круг ярко-голубого неба.
– О господи! – запричитала опять Хомили, – боже мой!
Она всё же сумела взять себя в руки и помогла собрать в кучу узлы.
– Нам надо подняться, так сказать, на палубу, – решил Под. – Здесь, внутри, мы пропадём.
Выкарабкаться наружу оказалось нелегко. Всё было пущено в ход: верёвка от крышки, шпилька, остатки банана, узлы, – и наконец, сами не зная как, они выбрались на верх круто накренившегося чайника – навстречу жаркому солнцу и безоблачному небу. Сев на край отверстия и свесив ноги внутрь, Хомили изо всех сил уцепилась за ручку чайника. Арриэтта пристроилась рядом, держась за ободок. Чтобы чайник не затонул, Под перерезал верёвку и столкнул крышку за борт, и теперь они с грустью смотрели, как она удаляется от них.
– Зря пропадёт… – посетовала Хомили.
Глава шестнадцатая
Чайник неспешно плыл вниз по течению, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Солнце стояло высоко в сияющем голубизной небе – было явно больше времени, чем они думали. Вода после прошедшей бури, жёлтая и мутная, кое-где заливала берега. Справа простирались бескрайние поля, слева склон порос ивняком и возвышавшейся над ним лещиной. На фоне неба трепетали серёжки ольхи, ровными рядами шли в воду полчища камыша.
– С минуты на минуту мы уткнёмся в берег, – с надеждой сказал Под, глядя вниз. – Либо одним боком, либо другим. Чайник не может до бесконечности плыть по течению.
– Надеюсь, что ты прав, – выдохнула Хомили, немного расслабившись и, вопреки собственному желанию, с любопытством озираясь вокруг.
Вдруг совсем рядом раздался велосипедный звонок, а через несколько секунд над кустами проплыл шлем полисмена.
– О боже! – шепнула Хомили. – Значит, там дорога…
– Спокойно, – сказал Под, но, бросив на него быстрый взгляд, Арриэтта увидела, что он тоже встревожен.
– А если бы он посмотрел в нашу сторону? – прошептала Хомили.
– Всё в порядке, он укатил, а «если бы да кабы» не считается.
– А как быть со Спиллером? – не унималась Хомили.
– А что со Спиллером?
– Ну он же теперь не найдёт нас.
– Почему не найдёт? Обязательно найдёт, – постарался успокоить жену Под. – Увидит, что чайник исчез, и поймёт, что его унесло. Насчёт Спиллера можешь не волноваться. Нам надо запастись терпением и спокойно дождаться, когда окажемся на суше.
– А если чайник не остановится и нас пронесёт мимо Литл-Фордэма?
– Спиллер нас обязательно разыщет.
– А если чайник остановится среди всех этих человеков?
– Каких? – спросил Под устало. – Из гипса?
– Нет, среди человеков, которые ходят там стадами по дорожкам.
– Право, Хомили, хватит. Что толку терзаться раньше времени…
– Раньше времени?! – аж взвилась Хомили. – А когда же, по-твоему, терзаться: когда попадём в беду, да?
Она посмотрела на дно чайника, на пропитанную водой траву.
– Ещё немного, и мы здесь просто утонем или чайник пойдёт ко дну.
– Нет, пробка разбухла и ещё плотнее закрывает дыру, – едва сдерживаясь, сказал Под. – Всё, что тебе следует делать, это сидеть и крепко держаться, а когда подойдём к суше – быть готовой спрыгнуть на берег.
Пока они так переговаривались, Под не переставал ладить «кошку» из шляпной булавки, а теперь обвязывал куском верёвки её головку. Арриэтта всё это время лежала плашмя на чайнике и смотрела в воду, совершенно счастливая: потрескавшаяся эмаль нагрелась от солнца, и ей было тепло и спокойно. Обхватив ручку чайника, она чувствовала себя в полной безопасности. Один раз она даже различила в воде неясные очертания огромной рыбы, которая шевелила еле заметными плавниками, развернувшись против течения.
Иногда им попадались небольшие заросли водорослей, где шныряли тёмные рыбёшки, а один раз мимо чайника, чуть не перед носом у Арриэтты, быстро проплыла водяная крыса, и девочка закричала от восторга, словно увидела кита. Даже Хомили едва не свернула шею, глядя на крысу и восхищаясь пузырьками воздуха, которые, точно лунные камушки, поблёскивали на её влажной шкурке. Добывайки, все трое, даже вскочили на ноги, чтобы разглядеть, как крыса выбирается на берег и поспешно отряхивается, подняв облако брызг, прежде чем скрыться в траве.
– Чудеса да и только, – сказала Хомили и добавила задумчиво: – Явление природы.
И в этот момент, подняв глаза, она увидела корову. Та стояла неподвижно, отбрасывая огромную тень, в вонючей грязи и не издавала ни звука. Хомили оцепенела от ужаса, и даже Арриэтта была рада, что их разделяет полоска воды, а чайник уносит всё дальше. Корова её не пугала: чего бояться, если они хоть и видят её, но всё же издалека, – но тут чайник неожиданно попал в водоворот и их бросило чуть не к самому берегу.