– Не бойся! – крикнул Под, увидев, что Арриэтта отпрянула назад. – Она тебя не тронет…
– О господи! – прошептала Хомили и шевельнулась, словно намереваясь спрятаться внутрь.
Чайник накренился.
– Осторожно! – испуганно закричал Под. – Не раскачивай его!
Чайник быстро скользил по направлению к берегу.
– Приготовься!.. – крикнул Под, откинувшись всем телом в сторону и уцепившись за ручку, в то время как чайник, резко свернув, стал приближаться к кромке грязи. – Держись!
Чайник мчался прямо на корову, и она чуть попятилась, помотала из стороны в сторону головой, словно в замешательстве, и затем, с шумом втянув носом воздух, неуклюже отступила ещё.
Подгоняемый потоком чайник несколько раз ударился об истоптанный коровами берег и закачался на волнах, ходя ходуном. Ухватившись одной рукой за ободок и свесившись наружу, Под оттолкнулся шляпной булавкой от камня; чайник подпрыгнул, отскочил от берега и поплыл по течению.
– Слава тебе господи! – воскликнула Хомили. – Слава тебе господи… слава тебе господи… О боже, боже мой!
Она сидела белая как мел, вцепившись в ручку чайника, и дрожала всем телом.
– Ничего бы она тебе не сделала, – сказал Под, в то время как они выплывали на середину реки, – корова-то. Нипочём бы не сделала.
– Могла на нас наступить, – пытаясь отдышаться, проговорила Хомили.
– Нет, когда бы увидела нас, не наступила бы.
– Так она же нас видела! – воскликнула Арриэтта, глядя назад. – Она и сейчас на нас смотрит…
У них отлегло от сердца, и, позабыв обо всём вокруг, они во все глаза уставились на корову. К тому, что затем произошло, не был готов никто.
Вдруг раздался глухой удар, и, потеряв равновесие, Хомили с криком полетела на устланное травой дно чайника; Под схватился за ручку, а Арриэтта вцепилась в отца.
Помогая дочери подняться, Под повернул голову и увидел, что они врезались в похожее на гнездо скопление веток и сучьев на самой середине реки. Чайник дребезжал, ударяясь о преграду, и лёгкая рябь разбивалась, как настоящие волны, об облепленную водорослями шаткую массу.
– Вот теперь мы застряли, – сказал Под, – что и говорить. Ни туда ни сюда.
– Под, вытащи меня наверх… скорей, – послышался снизу голос Хомили.
Вдвоём с Арриэттой они помогли ей вылезти наружу и показали, что случилось. Вглядываясь в глубину пёстрого вороха, Под разглядел обломок столба от ворот и клубок ржавой проволоки, в которой запутался всякий хлам, принесённый течением, – нечто вроде островка, все части которого намертво переплелись между собой.
Что толку отталкиваться шляпной булавкой? Их прибило к «острову» вплотную, и с каждым новым ударом чайник заклинивало всё сильней.
– Могло быть и хуже, – заметила на удивление спокойно Хомили, когда наконец отдышалась.
Окинув оценивающим взглядом похожее на гнездо сооружение, некоторые прутья которого, выступающие из воды, уже высохли на солнце, она решила, что всё вместе это походило на сушу.
– Я хочу сказать, – объяснила Хомили, – здесь и ноги размять есть где. По правде говоря, мне тут, пожалуй, нравится больше, чем в чайнике… Лучше, чем плыть без конца до тех пор, пока не очутишься в Индийском океане. И Спиллеру нетрудно будет нас тут найти… прямо посредине реки.
– В этом что-то есть, – согласился Под.
Окинув взглядом берега, он заметил, что река здесь расширяется. На левом берегу, среди низкорослого ивняка, за которым скрывался бечевник, склоняла над водой ветви высокая берёза; справа к воде сбегали по склону луга, и возле истоптанного коровами выгона росла купа крепких ясеней. Два самых высоких дерева – берёза и ясень – стояли, как стражи, на обоих берегах реки. Да, Спиллер должен хорошо знать это место: ему, возможно, даже есть название. С двух сторон от «острова» река казалась тёмной и глубокой – вымытые течением заводи… «Да, сюда, – решил Под, и его пробрала дрожь, – наверное, летом человеки приходят купаться». А затем, всмотревшись в даль, он заметил мост.
Глава семнадцатая
Мост был небольшой, деревянный, поросший мхом, с одним поручнем, но для добываек в их положении даже самый скромный мостик представлял опасность: это дорога для человеков, и с него далеко в обе стороны видна река.
Как ни странно, когда Под показал его Хомили, та не встревожилась, а, прикрыв глаза от солнца, некоторое время всматривалась в него, потом наконец сказала:
– Никто из человеков не разберёт, что тут, на этих ветках, такое, – слишком далеко…
– Могут и заметить, – возразил Под, – если мы будем двигаться. Застанут врасплох…
– Не застанут. Мы заметим их первыми. Пошли, Под, надо разгрузить чайник и положить вещи на просушку.
Они спустились вниз и, переложив всё к одному боку, сумели накренить чайник. Когда наклон оказался достаточным, Под взял верёвку и привязал ручку к проволоке под водой. Теперь чайник не мог сдвинуться с места, и им было легко залезать в него через верхнее отверстие.
Скоро все их пожитки уже лежали и сушились на солнце, а сами добывайки, усевшись рядком на обсохшей ветке ольхи, с аппетитом доедали остатки банана.
– Могло быть во много раз хуже, – проговорила Хомили с набитым ртом, озираясь по сторонам, радуясь тишине и неподвижности, хотя внизу, между переплетёнными ветками, поблёскивала тёмная вода, но она казалась такой спокойной, до неё было так далеко, что о ней можно было забыть.
Поев, Арриэтта спустилась к самой кромке «острова», туда, где играла мелкая рябь, и, сняв чулки и туфли, свесила вниз ноги.
Ей казалось, что вокруг звучат приглушённые голоса, без умолку, без остановки слышится несвязный лепет, рокот, ропот, журчание, бормотание – невнятный, таинственный говор реки…
Вскоре Арриэтта перестала прислушиваться, как, бывало, её внимание отвлекалось, когда мать без конца рассказывала ей одно и то же, однако шум реки по-прежнему звучал у неё в ушах и заглушал, как ей подумалось, все остальные звуки. Под его покровом на «остров» может незаметно влезть кто угодно и неожиданно на них напасть.
И тут до её сознания дошло, что попасть к ним можно только по воде. В тот же миг на веточку рядом с ней опустилась синица и, склонив голову, уставилась на кусочек кожуры, оставшийся от ломтя банана, съеденного Арриэттой на завтрак. Девочка подняла её, кинула в синицу – та тут же улетела – и вновь забралась наверх.
Время от времени она слезала с верхних сухих веток на мокрые, пониже. В причудливых пустотах между ними, то освещённых солнцем, то тонувших в тени, было за что ухватиться руками и куда поставить ногу. Над ней на фоне ясного неба перекрещивались сучья и ветки.
Один раз Арриэтта спустилась внутрь, к тёмной воде, и, пренебрегая опасностью, склонилась над ней, вглядываясь в своё отражение, которое смотрело на неё из глубины. Тут же нашла улитку, прилепившуюся к листу, потом, опустив ногу в воду, распугала головастиков – многочисленное лягушачье потомство, – попыталась вытащить водоросль, но скользкий стебель не поддался её усилиям – слегка растянувшись, как кусок эластичной резины, неожиданно вырвался из рук.
– Ты где, Арриэтта? – позвала сверху Хомили. – Вылезай оттуда, там сыро…
Дочь не отзывалась, будто не слышала. Ей посчастливилось найти куриное перо, пучок овечьей шерсти и половинку шарика для пинг-понга, всё ещё пахнувшую целлулоидом. Наконец Арриэтта вышла наружу, чтобы похвастаться своей добычей. Родители не поверили своим глазам. Хомили тут же сделала из овечьей шерсти подушку, засунула в половинку шарика и, усевшись на неё, слегка покачиваясь, сказала:
– Очень удобно.
Один раз на мосту они видели человеков – двух деревенских мальчишек лет девяти-десяти, которые дурачились, хохотали, лазали по перилам и бросали в реку камни. Когда мальчики накидали в воду веток и повисли на перилах, чтобы посмотреть, как они плывут, добывайки замерли, вперив взгляд в их спины.
– Хорошо, что мы с этой стороны моста, – пробормотал Под.
Солнце садилось, и река сверкала как жидкое золото, так что Арриэтта прищурилась – было больно глазам – и шепнула, не сводя взора с моста:
– Даже если они нас увидели, им сюда не добраться – тут для них слишком глубоко.
– Возможно, – согласился Под, – но пойдут разговоры…
Наконец мальчики ушли, однако добывайки по-прежнему не шевелились: вглядывались в кусты, стараясь расслышать сквозь шум реки, не доносятся ли с тропинки голоса человеков.
– Думаю, они пошли напрямик через поле, – сказал Под. – Ну-ка, Арриэтта, помоги мне управиться с брезентом.
До того как на мосту появились мальчишки, Под устраивал убежище на ночь в продолговатой выемке, где уложены были рядком четыре ветки, кусок плаща, их сухая одежда, комок овечьей шерсти вместо подушки, красное одеяло и, поверх всего, ещё один кусок брезента – прекрасная защита и от дождя, и от росы, и от чужих глаз на берегу, уютное тёплое гнёздышко.
Высокая вода начала спадать, и «остров», казалось, поднимался всё выше. Взору открылись невидимые раньше глубины, и внутри мотка ржавой проволоки они обнаружили разбухший от воды башмак.
– Нет, тут поживиться нечем, – сказал Под, поразмыслив. – Разве что шнурками…
Хомили тоже присоединилась к ним, и теперь с любопытством оглядывалась кругом. Ей пришлось призвать всю свою смелость, чтобы спуститься в такую глубь, где не знаешь, куда ступить. Одни ветки совсем сгнили, так что рассыпались от малейшего прикосновения, другие, те, что заклинило не так крепко, уходили из-под ног, и всё сооружение дрожало, то тут, то там что-то падало в воду. Всё это напоминало гигантскую гору бирюлек, когда игроки пытаются её разобрать. Хомили вдруг осознала, что их «остров» не разваливается окончательно на составные части лишь потому, что каждый листик, прутик, пучок водорослей переплетён с другими. И всё же по пути наверх она отщипнула молодой побег боярышника, на котором заметила почки, пояснив дочери:
– Будет нам на ужин нечто вроде салата. Не питаться же до скончания века только яйцом и бананом, хотя и того, кстати, уже почти нет.