Мистер Зловрединг взглянул на свои ботинки и последовал её примеру.
– Ваш брат, должно быть, умел убеждать слушателей.
– О да.
– И был большой выдумщик.
– Ещё какой! По его словам, существовала целая колония этих человечков. Он рассказывал мне и о родственниках тех, кто жил в Фэрбанксе, – которые, как думали, поселились в барсучьей норе… здесь неподалёку, на опушке леса. Дядя Хендрири и тётя Люпи… – Она искоса взглянула на мистера Зловрединга. – У них было четверо детей…
– По словам вашего брата, – скептически заметил мистер Зловрединг и снова протянул руку к щеколде.
– И по словам старого Тома, – засмеялась миссис Мей и понизила голос. – Старый Том клянётся, что всё это – истинная правда, но утверждает, что жили они вовсе не в барсучьей норе – даже если и жили, то совсем недолго, – а за стенкой возле очага, между кладкой и штукатуркой.
– Какого очага? – тревожно спросил мистер Зловрединг.
– Этого, – ответила миссис Мей шёпотом, распахивая дверь. – Здесь, в этом самом доме.
– Здесь, в этом самом доме… – изумлённо повторил поверенный и отступил в сторону, чтобы пропустить миссис Мей, а сам вытянул вперёд шею и заглянул в комнату, не переступая порога.
Тихая комната казалась пустой: жёлтый свет лампы лился на каменный пол, в очаге тлели угли. У окна лежала груда ореховых прутьев, очищенных от коры и расщеплённых, – заготовки для крыш; возле них стояло деревянное кресло. Вот всё, что они заметили. Неожиданно из тёмного угла у очага возникла Кейт.
– А, это вы… – Похоже, она собиралась сказать что-то ещё, но тут её взгляд, скользнув мимо миссис Мей, упал на мистера Зловрединга, всё ещё топтавшегося у порога. – Я проверила дымоход.
– Это я вижу – у тебя на лице сажа.
– Да? – равнодушно отозвалась Кейт, хотя глаза её блестели от возбуждения и, судя по всему, она не могла дождаться, когда мистер Зловрединг закроет дверь и уйдёт совсем.
Миссис Мей взглянула на пустое кресло, а затем – на дверь в прачечную.
– Где Том?
– Пошёл покормить свинью. – Кейт помолчала, потом, не удержавшись, выпалила: – Разве нам обязательно уже ехать? Тут через поле всего два шага, а мне ужасно нужно что-то вам показать…
Мистер Зловрединг взглянул на часы.
– Что ж, в таком случае…
– Да, пожалуйста, не ждите нас, – вырвалось у миссис Мей. – Как говорит Кейт, до Лейтон-Баззарда всего два шага…
– Я только хотел сказать, – бесстрастно добавил мистер Зловрединг уже с порога, застёгивая пальто, – что, поскольку дорога сюда такая узкая, а канавы полны воды, поеду вперёд и подожду вас у перекрёстка. Надеюсь, вы услышите гудок?
– Да-да, разумеется. Спасибо… Конечно, мы будем прислушиваться…
Когда дверь за поверенным закрылась, Кейт схватила миссис Мей за руку и нетерпеливо потащила к очагу.
– Мне столько надо рассказать вам. Столько, столько…
– Мы не были грубы с мистером Зловредингом? – встревожилась миссис Мей. – Мы не прогнали его?
– Что вы! Конечно, нет! Вы так красиво поблагодарили его. Но посмотрите сюда, пожалуйста.
Отпустив руку миссис Мей, Кейт кинулась вперёд и, пыхтя от напряжения, оттащила от стены дровяной ларь, стоявший рядом с очагом. Глазам открылось отверстие с остроугольным верхом в плинтусе под панелью.
– Вот где они жили!..
Миссис Мей помимо воли почувствовала странное волнение и, глядя вниз, на крысиную дыру, сказала неуверенно:
– Не следует быть легковерными, Кейт. Я хочу сказать, нельзя верить абсолютно всему, что мы слышим. Ты же знаешь, что говорят о старом Томе.
– Где, в деревне? Да знаю я, что они говорят: «Самый отъявленный лгун в пяти графствах», – но ведь говорить так стали из-за добываек. Понимаете, вначале он всем о них рассказывал, а не следовало. Он думал, людям будет интересно, но им вовсе не было интересно… ни капельки: они ему просто не верили. – Кейт опустилась на колени и, тяжело дыша, заглянула в дыру. – По-моему, был только один человек, кроме Тома, который верил в существование добываек.
– Ты имеешь в виду миссис Драйвер, кухарку из Фэрбанкса?
Кейт нахмурилась и, выпрямившись, села на пятки.
– Нет, вряд ли миссис Драйвер по-настоящему верила в них. Я знаю, что она их видела, но, думаю, не поверила своим глазам. Нет, я говорю о другом человеке – о цыгане по прозвищу Кривой Глаз. Он вытряхнул их из ботинка на пол своего фургона и увидел прямо у себя под носом. Какие уж тут сомнения? Он попробовал их схватить, говорит Том: хотел посадить наших добываек в клетку и показывать на ярмарке за деньги, но они ускользнули. Конечно, с помощью Спиллера.
– А кто такой Спиллер? – спросила миссис Мей, всё ещё заворожённо глядя на крысиную дыру.
– Вы не слышали о Спиллере? – удивилась Кейт.
– Нет.
– О! Спиллер – настоящее чудо!
– Не сомневаюсь. – Миссис Мей подтащила к себе стул с плетёным сиденьем и тяжело опустилась на него. – Но не забывай: вы с Томом разговариваете целыми днями, я же не совсем в курсе событий… Кем он считался, этот Спиллер? Добывайкой?
– Он им и был, но – как бы это сказать? – диким: жил где придётся, одевался в вонючие кротовые шкуры и, если честно, никогда не мылся…
– Он мне почему-то не кажется таким уж чудом.
– Ой, что вы! Он сбегал за Томом, и Том кинулся туда и спас их: схватил с пола прямо из-под носа у цыган и в собственном кармане принёс сюда – всех четверых: Спиллера, Пода, Хомили и Арриэтту. – Кейт притопнула ногой по тёплым каменным плитам пола. – На это самое место. Потом они, бедняжки, убежали за стену через эту крысиную дыру и забрались по крошечной лестнице наверх, туда, где жили их родичи…
Неожиданно Кейт вскочила на ноги и, вытянув руку вверх, постучала по штукатурке возле очага.
– Их дом, этих родичей, был где-то здесь. Довольно высоко. Они жили на двух этажах между стенкой прачечной и этой стенкой. Том говорит, они пользовались водой из трубы, что идёт от бака на крыше в прачечную, проделав в ней дырки с затычками. Арриэтте не нравилось там, наверху, и она каждый вечер спускалась потихоньку сюда и болтала с Томом. Но наша семья – Куранты – недолго тут оставалась. Понимаете, произошло кое-что ужасное…
– Рассказывай же, – поторопила миссис Мей.
– Нам не успеть: мистер Зловрединг вот-вот начнёт нервничать, – да и рассказывать про это должен старый Том, который, похоже, всё про них знает – даже то, что они говорили и делали, когда их никто не видел.
– Да, он прирождённый рассказчик, – рассмеялась миссис Мей. – И разбирается в людях. Когда приходится бороться за жизнь, люди ведут себя одинаково – конечно, согласно своему характеру и темпераменту – независимо от роста и общественного положения.
Миссис Мей наклонилась вперёд, словно собиралась получше рассмотреть плинтус, и добавила:
– Даже я могу представить себе, что чувствовала Хомили, лишённая домашнего крова и всего своего добра, оказавшись перед этой тёмной дырой… А наверху родственники, которые вовсе её не ждут и которых она не видела уже тысячу лет.
Но миссис Мей ошибалась, потому что не представляла, какую радость испытывают добывайки, оказавшись в надёжном убежище, где им ничто не грозит…
Глава вторая
Немного нервничая и слегка робея, один за другим они прошли через узкую и высокую дыру в деревянной стенной панели. Внутри было темновато, как в пещере. К их разочарованию, помещение оказалось нежилым, и в нём пахло пылью и мышами.
– Ах ты боже мой! – пробормотала Хомили. – Как же они здесь живут?
Неожиданно остановившись, она подобрала что-то с пола и возбуждённо прошептала:
– Ты только посмотри, что я нашла! Знаешь, что это такое?
– Да, – ответил Под, когда Хомили помахала у него перед носом чем-то белёсым, – это кусочек пера для чистки трубки. Положи его на место и идём: нас ждёт Спиллер.
– Это носик от нашего старого чайника из жёлудя – вот что это такое. Я бы его узнала из тысячи, и тебе меня не переубедить. Значит, они здесь… – удивлённо констатировала Хомили, шагая за Подом в густую тень, где их уже ждали Спиллер и Арриэтта.
– Мы поднимемся здесь, – сказал Спиллер, положив руку на приставную лестницу, возле которой стоял.
Хомили подняла глаза и посмотрела вверх, куда уходили перекладины, исчезая во мраке, и вздрогнула. Лестница была сделана из спичек, аккуратно склеенных и соединённых с половинками расщеплённой палки наподобие тех, что используют в качестве подпорок для растений в горшках.
– Нам лучше подниматься по одному, и я пойду первым, – решил Под.
Хомили со страхом смотрела мужу вслед, пока не услышала его голос сверху, откуда-то из темноты:
– Всё в порядке, поднимайтесь.
У Хомили дрожали колени, но она успешно добралась до едва освещённой площадки, похожей на парящую в воздухе сцену, и та еле слышно скрипнула и покачнулась под её весом. Внизу осталась чёрная пустота, впереди ждала открытая дверь.
– О господи! Только бы не сломать себе шею, – пробормотала Хомили и посоветовала Арриэтте, поднимавшейся следом за ней: – Не смотри вниз!
Арриэтта и не собиралась туда смотреть: всё её внимание занимал освещённый дверной проём, в котором двигались тени, откуда слышались негромкие голоса и чей-то звонкий смех.
– Идём, – позвал Спиллер, увлекая её к двери.
Арриэтта навсегда запомнила своё первое впечатление от этой комнаты наверху. Там было тепло, неожиданно чисто, мерцал огонёк свечи, пахло домашней едой, а ещё звучали голоса… много голосов.
Мало-помалу выйдя из оцепенения, она начала понимать, кто есть кто. Эта женщина, что сейчас обнимает её мать, вся такая кругленькая и сияющая, должно быть, тётя Люпи. Почему они так вцепились друг в друга, и плачут, и жмут друг другу руки? Их отношения никогда не отличались особенной теплотой, и все вокруг об этом знали. Хомили всегда считала Люпи высокомерной, потому что в старом доме та жила в гостиной и даже, как говорили, переодевалась к ужину. А Люпи, в свою очередь, относилась к Хомили пренебрежительно из-за её слишком уж простого быта под полом кухни и невыразительной, неухоженной внешности.