– Надо было забираться по петлям, – шепнул Под Хомили. – За них можно цепляться ногами, а карман подтащить к себе за материю. Никогда не следует лезть прямо к карману…
– Хоть бы они угомонились, – шепнула в ответ Хомили, – пока мы не уйдём.
В обычное время она и сама получила бы удовольствие от игры «что нашёл, то моё», где любые средства хороши – что может быть лучше для добывайки, чем охота за добычей без помехи, – но сейчас всё омрачала мысль о ждавших их испытаниях, и паясничанье родичей казалось ей неуместным.
– Ну а теперь, – неожиданно сказал Хендрири, приводя в порядок платье и направляясь к ним, словно прочитал её мысли, – давайте испробуем лазейку.
Он позвал старших сыновей, и, поплевав на руки, они ухватились за дощечку, прикрывавшую дыру в двери.
– Раз, два, три, ух! – произнёс нараспев Хендрири.
Они изо всех сил толкнули дощечку вверх, и она медленно, со скрипом, повернулась на гвозде, открыв глазам похожее на арку отверстие.
Под взял свечу и, выглянув наружу, увидел траву и камни, а ещё, до того как ветер чуть не задул пламя, мелькнувшую перед глазами тень. Пришлось заслонить свечу ладонью.
– Быстрее, Под, – задыхаясь, произнёс Хендрири, – эта деревяшка тяжёлая…
Под опять посмотрел в дыру: ни травы, ни камней – струящийся мрак, еле слышное дыхание и неожиданно возникшие две огненные точки, как острия булавки, – немигающие, неподвижные, беспомощные.
– Бросайте, – еле слышно сказал Под, не разжимая губ. – Быстрее. Ты что, не слышишь колокольчик? – И замер на месте, вытянув руку со свечой перед собой.
Раздался глухой стук упавшей дощечки и одновременно с ним – визг Хомили.
– Ты тоже видела его? – спросил Под, оборачиваясь, и, поставив свечу на пол, всё ещё тяжело дыша, вытер лоб рукавом.
– Видела его? – выкрикнула Хомили. – Да ещё секунда – и он был бы тут, среди нас.
Тиммис заплакал, и Арриэтта подбежала к нему и обняла.
– Всё в порядке, он ушёл. Это был всего лишь хорёк, старый ручной хорёк. Пошли, я расскажу тебе сказку.
Она отвела малыша под грубо сколоченный деревянный стол, под которым ещё раньше заметила большую книгу. Арриэтта раскрыла её наподобие шалаша, и они оба забрались под его уютный кров.
– Что это было? – спросила Люпи, ничего не понимая.
– То самое, о чём сказала Арриэтта, – хорёк, – ответил Под, – хорёк Тома скорее всего. Если это так, он будет теперь день и ночь бродить вокруг дома, искать, как бы попасть внутрь, поэтому нечего и думать: надо уйти сегодня.
Люпи, стоявшая в очаге, где зола всё ещё не потеряла тепла, опустилась на пустой спичечный коробок, отчего тот угрожающе заскрипел, и махнула несколько раз рукой, чтобы рассеять поднявшееся облачко.
– Был бы тут, среди нас, – чуть слышно повторила Люпи, закрывая глаза, точно боялась увидеть это страшное зрелище.
– Ну что ж, Под, – проговорил, помолчав, Хендрири, – ничего не поделаешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Этим путём вам не выйти. Хорёк будет кружить возле дома неделю за неделей.
– Да… – согласился Под и, помолчав, добавил: – Нам надо хорошенько всё обдумать.
Он тревожно посмотрел на закрытое ставнями окно: в меньшем окошечке стекло было вмуровано в стену, свет оно давало, но не открывалось. Нет, здесь не пройдёшь.
– Давайте взглянем на прачечную.
Дверь туда, к счастью, была закрыта неплотно, и Под протиснулся в щель. Хендрири и Хомили проскользнули следом, а немного погодя за ними вошла туда и Арриэтта. Ей не терпелось увидеть прачечную, как и все прочие уголки этого огромного жилья человеков, которое перешло теперь в их владение. В неровном свете свечи она заметила, что очаг здесь находится там же, где и за стеной очаг в комнате, а в нём – закопчённая кухонная плита; пол, как и там, выложен каменными плитами. В одном углу виднелся старый бельевой каток, в другом – медный котёл для кипячения. У стены под окном была каменная раковина. Окно плотно закрывали ставни. Дверь наружу, сейчас запертая на два засова, для крепости обита внизу листом оцинкованного железа.
– Нет, здесь ничего не выйдет, – сказал Хендрири.
– Да, – согласился Под.
Они вернулись в комнату. Люпи уже немного оправилась, слезла с коробка, который чуть не расплющила, привела свою одежду в порядок и даже кое-что набрала, перед тем как подняться наверх.
– Пожалуй, неплохо бы перекусить. Что-то я немного устала… этот хорёк и всё такое прочее, – глупо хихикнув при виде вошедших, сказала Люпи. – Пошли, детки, скоро полночь, завтра у нас будет целый день…
Хендрири взглянул на Пода.
– А вы как же?
Под промолчал, и тогда он обернулся к жене:
– У них тоже был трудный день… так что сегодня уйти не получится…
– Да? – смутилась Люпи и уставилась на Пода, сообразив, что её захватили врасплох.
– Кстати, что у нас на ужин? – спросил Хендрири.
– Шесть варёных каштанов… – нехотя произнесла Люпи и, помолчав, добавила: – И по копчёной рыбке тебе и старшим мальчикам.
– Может, откроем какую-нибудь банку? – предложил Хендрири после неловкой паузы.
Люпи не ответила, и пауза затянулась.
– Большое спасибо, – вмешалась Хомили, – это очень любезно с вашей стороны, но у нас самих есть три печёных каштана. И яйцо.
– Яйцо? – удивлённо повторила Люпи. – Какое яйцо?
– Куриное.
– Куриное яйцо? – в полном недоумении пробормотала Люпи, словно курица – это птеродактиль или какая-нибудь легендарная птица вроде феникса. – Где вы его взяли?
– О, теперь и не вспомню, – отмахнулась Хомили. – Оно у нас давно.
– И мы хотели бы побыть ещё немного здесь, внизу, – добавил Под, – если вы не возражаете.
– Нисколько, нисколько, – натянуто улыбнулась Люпи, всё ещё ломая себе голову, откуда у них взялось яйцо. – Пошли, Тиммис.
Прошло немало времени, пока они все наконец собрались. То и дело кто-нибудь из мальчиков возвращался за забытыми вещами, они окликали друг друга, смеялись, ссорились, болтали.
– По одному, – не переставала повторять Люпи, когда все сгрудились под лестницей, – по одному, мои ягнятки.
Но вот они поднялись наверх и с плошадки, откуда гулко доносился каждый звук, вошли во внутренние комнаты. Теперь до Арриэтты долетали лишь тихое журчание голосов, приглушённые раскаты смеха и еле слышное попискивание.
«Для человеков, верно, что мыши, что мы», – подумала Арриэтта, прислушиваясь, а когда всё успокоилось и наступила тишина, обернулась и посмотрела на родителей: слава богу, теперь они одни.
Глава девятая
Они сгрудились на неостывших камнях очага, рядом валялся в золе железный совок, всё ещё слишком горячий, чтобы на него сесть. Хомили затащила сюда мятый спичечный коробок – ей он вполне годился при её весе. Под и Арриэтта пристроились на небольшой обугленной головешке. Между ними в золе стояли три зажжённых свечи.
– Между молотом и наковальней – вот мы где, – с вымученной улыбкой процитировал Под изречение из календаря с пословицами и поговорками, где Арриэтта вела дневник.
Огромная комната была погружена во мрак, и когда замерли все звуки (семейство Хендрири, наверное, уселось ужинать), раздалось слабое звяканье колокольчика – казалось, совсем рядом, – потом царапанье и почти беззвучное сопение. Широко раскрыв глаза, добывайки дружно взглянули на входную дверь, но ничего не увидели – она тонула в темноте.
– Он ведь не сможет забраться сюда, да? – с дрожью в голосе шепнула Хомили.
– Исключено, – успокоил её Под. – Пусть себе царапается сколько влезет… нам ничто не грозит.
Но Арриэтта всё же окинула изучающим взглядом стенки дымохода: камни неровные, и, если не останется другого выхода, по ним будет нетрудно вскарабкаться наверх. Подняв голову, девочка вдруг высоко-высоко над собой увидела квадрат тёмно-синего неба, а на нём яркую звёздочку и, сама не зная почему, успокоилась.
– Насколько я понимаю, – начал Под, – мы не можем отсюда выйти, но и оставаться здесь тоже не можем.
– Именно так, – согласилась с ним Хомили.
– А что, если нам забраться по трубе – здесь, внутри, – на крышу? – предложила Арриэтта.
– А дальше что? – спросил Под.
– Не знаю.
– Там мы и останемся, – сказал Под.
– Да, останемся, – подтвердила Хомили жалобно, – даже если сможем туда забраться, в чём я сомневаюсь.
Несколько минут все молчали, затем Под хмуро произнёс:
– Что ж, ничего другого нам не остаётся…
– Кроме чего? – встревожилась Хомили, поднимая лицо, казавшееся сейчас, при освещении снизу, ещё более худым с темными пятнами копоти.
Арриэтта, догадываясь, что скажет отец, крепче обхватила колени руками и уставилась на совок, лежавший неподалёку от неё.
– Кроме того, чтоб смирить свою гордость, – закончил фразу Под.
– Что ты имеешь в виду? – еле слышно проговорила Хомили, хотя прекрасно всё поняла.
– Нам придётся пойти к Люпи и Хендрири и прямо, без обиняков, попросить разрешения остаться.
Хомили сжала худое лицо ладонями и молча посмотрела на мужа.
– Ради девочки… – мягко проговорил тот.
Печальные глаза повернулись, как на шарнирах, к Арриэтте и снова уставились на Пода.
– Несколько сухих горошин – вот всё, что мы у них попросим, – ещё мягче добавил Под. – Ну и несколько глотков воды…
Хомили продолжала молчать.
– А ещё скажем, что они могут оставить себе нашу мебель, – предложил Под.
Только тут Хомили вышла из оцепенения и хрипло возразила:
– Она так и так достанется им.
– Ну и что мы решим? – спросил, помолчав, Под, вглядываясь в лицо жены.
Хомили с загнанным видом огляделась по сторонам, посмотрела наверх, в дымоход, потом на золу у себя под ногами и, наконец, кивнула, уныло предложив:
– Пойдём тогда сразу и покончим с этим.
– Не возражаю.
Под поднялся на ноги и, протянув Хомили руку, ласково сказал:
– Двинули, старушка.
Хомили медленно встала, и Под, подхватив её под локоть, обернулся к Арриэтте.