— А может, это все хорек? — лукаво спросил он.
Женщина рассмеялась.
— Хорек! — воскликнула она и засмеялась снова. — Тебе всюду мерещатся хорьки… — Натянув шаль потуже, она пошла к костру. — По-твоему, кот так себя ведет, коли чует хорька?
Мальчик с любопытством смотрел мимо кота в темную щель, прищурив глаза, пытался проникнуть туда взором.
— Да нет, этого я не скажу, — задумчиво заметил он.
— У него там два лиллипутика, — продолжала женщина. Так он говорит. Разодетые в пух и прах. Вот умора… — И она снова разразилась визгливым смехом.
Но мальчик не смеялся, выражение его лица не изменилось, он спокойно смотрел на щель под рундуком.
— Разодетые в пух и прах… — повторил он и через секунду добавил: — Только два?
— А сколько тебе нужно? — спросила женщина. — Десяток? По мне и двоих предостаточно.
— А что вы станете с ними делать? — спросил мальчик.
— Делать с ними? — повторила женщина, тупо глядя на него.
— Ну да, когда поймаете?
Женщина бросила на него любопытный взгляд, словно сомневаясь, в своем ли он уме.
— Там же ничего нет, — сказала она.
— Но вы же говорили…
Женщина расхохоталась — сердито и озадаченно:
— Их видел Кривой Глаз, а не я. Ему кажется, что видел. Нет там ничего, говорю тебе…
— Еще как видел, — сказал Кривой Глаз. Он растопырил большой и указательный палец. — Вот такого роста. Вроде как маленькая женщина и маленький мужчина.
— Не против, если я посмотрю? — спросил мальчик, поднимаясь по лесенке. Он положил ружье, и Арриэтта, не сводившая с него глаз, заметила, что он сунул украдкой одну руку в карман. У нее похолодело сердце.
— Ой, — шепнула она и схватила отца за рукав.
— В чем дело? — еле слышно сказал Под, наклоняясь к ней.
— Карман… — заикаясь проговорила Арриэтта. — У него в кармане что-то живое.
— Хорек! — воскликнула Хомили, позабыв об осторожности. — Нам конец!
— Да тише ты, — умоляюще произнес Под.
Мальчик что-то услышал; он сел на верхней ступеньке и, наклонившись вперед, заглядывал под рундук. Когда раздался голос Хомили, глаза его расширились, лицо насторожилось.
— Что толку говорить шепотом? — жалобно сказала Хомили, понижая, однако, голос. — Нам конец. Теперь хоть песни пой, хоть во всю глотку кричи — все едино.
— Ш-ш-ш, — снова шепнул Под.
— А как вы думаете их оттуда достать? — спросил мальчик, не сводя глаз со щели. Его правая рука все еще нащупывала что-то в кармане.
— Проще простого, — объяснил Кривой Глаз, — выну из рундука вещи и подниму дощечки со дна.
— Видишь? — шепнула Хомили чуть ли не с торжеством. — Какое теперь имеет значение, что мы будем делать.
Под сдался.
— Ну, что ж, кричи, — устало предложил он.
— Дощечки, верно, приколочены? — спросил мальчик.
— Нет, — сказал Кривой Глаз, — я вынимал их, когда гонял крыс, и больше не приколачивал.
Мальчик, опустив голову, все так же пристально смотрел под рундук. С того места, где сидела, скорчившись, Арриэтта, она глядела прямо в его глаза; это были голубые, ласковые и задумчивые глаза.
— Скажем, ты поймаешь их, что потом? — продолжал мальчик.
— Что потом? — недоуменно повторил Кривой Глаз.
— Что ты хочешь с ними сделать?
— Сделать с ними? Посадить в клетку. Что еще?
— В какую клетку?
— А в эту. — Кривой Глаз дотронулся до птичьей клетки, клетка качнулась. «И кормить нас конопляным семенем», — еле слышно пробормотала Хомили.
— Хочешь держать их у себя? — спросил мальчик, все так же не отрывая глаз от рундука.
— У себя! Вот еще! Продам, — воскликнул Кривой Глаз. — И за хорошие денежки… вместе с клеткой.
— Батюшки, — всхлипнула Хомили.
— Спокойно, — прошептал Под. — Лучше клетка, чем хорек.
«Нет, — подумала Арриэтта, — лучше хорек, чем клетка».
— А чем ты их будешь кормить? — спросил мальчик; казалось, он хочет выиграть время.
Кривой Глаз снисходительно рассмеялся.
— Да чем попало. Объедками.
— Вы слышали? — негодующе шепнула Хомили.
— Ну, сегодня это был фазан, — напомнил ей Под. Он обрадовался тому, что она рассердилась, — гнев придавал ей храбрости.
Теперь и Кривой Глаз забрался в фуру, закрыл полностью солнечный свет.
— Подвинься-ка, — сказал он мальчику, — надо браться за рундук.
Мальчик чуть подвинулся, скорее, вид сделал.
— А как быть с котом? — спросил он.
— Верно, — согласился Кривой Глаз. — Лучше выгнать его. Пошли, Тигр…
Но кот оказался таким же упрямым, как мальчик, и полностью разделял его интерес к добывайкам. Ускользнув от Кривого Глаза, он вскочил на кровать, а оттуда (судя по мягким ударам прямо над их головой) перескочил на рундук. Кривой Глаз кинулся за ним — возле самой щели появились две большие ноги, на одной — их собственный милый ботинок с заплатой на носу, которую поставил Под. Казалось невероятным, что в нем — нога, да еще такая враждебная нога.
— Лучше передай его своей хозяйке, пусть подержит, — посоветовал мальчик, когда Кривой Глаз схватил, наконец, кота, — не то он опять сюда вскочит.
— И не смей, и не думай, — еле слышно простонала Хомили.
Под удивленно взглянул вокруг:
— Кому ты говоришь? — шепотом спросил он.
— Ему… Кривому Глазу… Как только он выйдет из фуры, мальчишка выпустит на нас хорька.
— Послушай… — начал было Под.
— Попомни мои слова, — продолжала Хомили испуганным шепотом. — Теперь я знаю, кто это: это молодой Том Доброу. Я не раз слышала, как о нем говорили на кухне в старые времена. И я не удивлюсь, если как раз его мы и видели тогда в окне… В тот день, когда убежали из дома. Помнишь? Говорят, он сущий дьявол, почище, чем его хорек… — Тише, Хомили, — умоляюще сказал Под.
— Зачем? Они все равно знают, Что мы здесь. Какая разница для хорька, будем мы сидеть тихо или кричать во весь голос?
Кривой Глаз вдруг чертыхнулся, — видно, кот оцарапал его.
— Вынеси его, — сказал опять мальчик, — и скажи, пусть она его держит.
— Чего ты волнуешься, — сказал Кривой Глаз, — можно закрыть дверь.
— Что толку? — возразил мальчик. — Верхнюю половину не закроешь, будет темно.
На пороге Кривой Глаз приостановился.
— Ничего здесь не трожь, слышишь? — сказал он. И постоял с минуту, прежде чем спускаться. На нижней ступеньке он, видимо, поскользнулся: добывайки услышали его ругань. — Чертов ботинок, — донеслось до них, еще что-то про каблук.
— Что там, все в порядке? — небрежно крикнул мальчик. Ответом ему было проклятье.
— Заткни уши, — шепнула Хомили Арриэтте. — О боже, ты слышала, что он сказал?
— Да, — сказала Арриэтта предупредительно. — Он сказал…
— Ах ты гадкая, невоспитанная девчонка! — сердито крикнула Хомили. — Как тебе не стыдно слушать такие слова!
— Тише, Хомили, — попросил Под.
— Ты знаешь, что там стряслось, Под? — Взволнованным шепотом спросила Хомили. — У него отвалился каблук! Что я говорила тебе, там, во рву, когда ты хотел выдернуть все гвозди?! — На один момент она забыла о своих страхах и тихонько засмеялась.
Мальчик, облокотившись на одну руку и по-прежнему не сводя глаз с темной щели между полом и рундуком, незаметно шарил другой у себя в правом кармане. Это был глубокий наружный карман с клапаном, какие всегда бывают на куртках лесников.
— Ах, батюшки, — вздохнула Хомили, когда Под взял ее за руку.
— Закрой глаза, — сказал Под. — Убегать от хорька бесполезно, но ты ничего не почувствуешь — хорек зверь быстрый, один укус — и все.
Наступила тишина, напряженная, торжественная; ее нарушила Хомили.
— Я старалась быть тебе хорошей женой. Под, — со слезами в голосе проговорила она, послушно зажмурив один глаз и осторожно приоткрыв другой.
— Ты была первоклассной женой, — сказал Под, вглядываясь в мальчика. Против света было плохо видно, но сомнения не было — что-то шевелилось у него в руке, что-то, что он вынул из кармана.
— Иногда слишком резкая, — продолжала Хомили.
— Какое это теперь имеет значение? — сказал Под.
— Прости меня, Под, — сказала Хомили.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал Под рассеянно.
На ковер упала густая тень — это вернулся Кривой Глаз. За ним в фуру проскользнула женщина, прижимая к себе кота.
Мальчик не вздрогнул и не обернулся.
— Лезьте ко мне в карман, — сказал он ровным голосом, глядя в щель.
— Это еще что? — удивленно спросил Кривой Глаз.
— Лезьте ко мне в карман, — повторил мальчик. — Слышите, что я говорю?
И внезапно поставил на коврик то, что держал в руке.
— Ах, батюшки! — вскричала Хомили, прижимаясь к Поду. — Что это?
И вдруг раскрыла глаза во всю ширь. На коврике стояло живое существо, но только не хорек… для хорька оно было медленным… слишком угловатым… слишком высоким… слишком…
— Спиллер! — раздался ликующий вопль Арриэтты.
— Что? — воскликнула Хомили сердито, она чувствовала себя одураченной, когда вспомнила о своих торжественных «последних словах».
— Это Спиллер! — опять пропела Арриэтта. — Спиллер… Спиллер… Спиллер…
— И до чего же у него смешной вид, — заметила Хомили.
Спиллер и вправду имел забавный вид. Втиснутый в новое, еще не обмятое платье, которое стояло на нем торчком, он больше смахивал на сосиску.
— Чего вы ждете? — спросил Спиллер. — Вы слышали, что он сказал? Пошли. Да шевелитесь же вы!
— Кто он — этот мальчик? — воскликнула Хомили. — Он разве к нам обращался?
— К кому же еще? — отрывисто ответил Спиллер. — Не Кривой же Глаз полезет ему в карман. Пошли…
— В карман! — воскликнула Хомили отчаянным шепотом. Она обернулась к Поду. — Я правильно поняла: молодой Том Доброу хочет, чтобы я, — она дотронулась до груди, — выбежала отсюда на открытое место, забралась по штанине к нему на грудь и смирная, как овечка, залезла к нему в карман?
— Не только ты, — объяснил Под, — все мы.
— Он сошел с ума, — заявила Хомили и поджала губы.