У Арриэтты возникла странная мысль: неужели, если снять с человеков одежду, они похожи на эту штуку? Может, в отличие от добываек, они сделаны вовсе не из плоти и крови? Ей припомнилось, что, когда Мейбл ставила на пол тарелку, раздался какой-то скрип. Что ж, ничего удивительного: чтобы удержать стоймя такую массу, надо спрятать под платьем какие-нибудь подставки или подпорки.
Над каминной доской, по обе её стороны, висели медные газовые рожки на шарнирах, позеленевшие от времени. На кронштейне одного из них болталась мерная лента с делениями. На самой полке Арриэтта увидела край треснувшего блюдца, лезвия огромных, видимо портновских, ножниц и большую железную подкову, поставленную на попа.
Под прямым углом к камину, отодвинутая от наклонной стены, стояла ножная швейная машина, точь-в-точь как та, вспомнила Арриэтта, что была в Фэрбанксе. Над ней свисала с гвоздя резиновая велосипедная камера и мочалка из рафии. На полу стояли два сундука, лежали кипы старых журналов и сломанные садовые стулья. Между сундуками был прислонён к стене сачок, с помощью которого их захватили. Хомили взглянула на бамбуковую ручку и, содрогнувшись, отвела глаза.
С другой стороны комнаты возвышался большой кухонный стол, рядом – кресло с высокой плетёной спинкой. Стол был уставлен аккуратными стопками тарелок и блюдец разного размера и другими вещами, которые снизу не разглядишь.
На полу возле кресла, под самым окном, они увидели массивный ящик орехового дерева, инкрустированный потемневшей от времени бронзой. Полировка растрескалась, местами совсем сошла.
– Похоже на дорожный несессер, – сказал Под (видел нечто подобное в Фэрбанксе), – для гребёнки, мыла и одеколона. Или на одну из этих складных коробок для письменных принадлежностей. Хотя нет – тут сбоку ручка.
– Это музыкальная шкатулка, – сказала Арриэтта.
В первый момент им показалось, что ручку заело, но вскоре она пошла совсем легко. Добывайки поворачивали её, словно рукоятку старомодного катка для белья. Трудно было лишь на самом верху оборота, однако, будучи немного выше Пода, Хомили своими длинными руками и пальцами умудрилась дотянуться и туда. Послышался скрип и шорох, затем раздалась мелодия, прелестная, как перезвон колокольчиков, под который эльфы водят хороводы, но почему-то немного печальная, и вдруг кончилась так же внезапно, как началась.
– Сыграй ещё раз! – воскликнула Арриэтта.
– Хватит, у нас много дел, – сказал Под и принялся внимательно рассматривать стол.
– Ну хоть один разочек! – не отставала Арриэтта, и он сдался:
– Хорошо, но поторопись: уже не так рано…
Пока шкатулка исполняла «на бис» свою песенку, Под стоял посреди комнаты, не сводя глаз со столешницы, а когда Арриэтта и Хомили присоединились к нему, сказал:
– Туда, наверх, есть смысл забраться.
– Не представляю, как ты это сделаешь, – усомнилась Хомили.
– Погоди минутку, я, кажется, придумал…
Обе послушно молчали, наблюдая за Подом, в то время как он переводил глаза с предмета на предмет: вот измерил высоту кресла с плетёной спинкой: вот, отвернувшись от него, взглянул на мочалку, прикинул, где вколоты в манекен булавки, и снова посмотрел на стол. Хомили и Арриэтта ждали, затаив дыхание, и Под наконец с улыбкой сказал:
– Легче лёгкого, детская игра! – И добавил, потирая руки, как всегда, когда удавалось успешно решить какую-нибудь профессиональную задачу: – Не удивлюсь, если там, наверху, полно всякого добра.
– Но нам-то что с этого толку? – вздохнула Хомили. – Раз отсюда всё равно не уйти?
– Почём знать… – возразил Под и бодро добавил: – Но, так или иначе, не станем вешать нос.
Глава тринадцатая
Вскоре у них установился определённый распорядок. Утром, часов около девяти, в мансарде появлялся кто-нибудь из Платтеров – или оба вместе – и приносил еду. Затем проветривали комнату, убирали грязную посуду и вообще устраивали добываек на день. Миссис Платтер – к ярости Хомили – упорно продолжала смотреть на них как на кошек и, помимо блюдца молока и миски с водой, ежедневно ставила на чистом листе газеты не только еду, но и противень с золой.
Под вечер, между шестью и семью часами, всё повторялось, и называлось это у Платтеров «укладывать их спать». К тому времени темнело, нередко добывайки уже дремали, и чирканье спички, яркое пламя и рёв газового рожка пробуждали их ото сна. Согласно одному из правил Пода, как бы активны ни были добывайки между приходами своих тюремщиков, те не должны были видеть их нигде, кроме как в картонке. Времени забраться туда было предостаточно, так как шаги на лестнице загодя предупреждали о скором появлении Платтеров.
«Они не должны знать, что мы много чего умеем», – не уставал повторять Под.
Завтрак состоял из остатков того, что сами Платтеры ели утром, ужин – более разнообразный и вкусный – из того, что на обед. Если добывайки оставляли что-нибудь на тарелке нетронутым, это никогда больше не приносилось. «В конце концов, – сказал как-то мистер Платтер, – книг о них нет. Как нам выяснить, чем они питаются? Только путём проб и ошибок. Дадим немножко того, немножко этого – вот и увидим, что им по вкусу».
За редкими исключениями – когда мистер или миссис Платтер поднимались наверх что-нибудь починить или убрать на зиму чайную посуду, ножи и ложки, – часы между завтраком и ужином были в полном распоряжении добываек.
Это было очень деятельное время. В первый день Под с помощью согнутой булавки и длинного, завязанного узлами мотка ниток умудрился забраться на стол, а когда убедился, что путь этот не представляет опасности, показал Арриэтте, как к нему подняться. Позднее они сделают из рафии верёвочную лестницу.
С трудом пробираясь между картонными стенками, они осмотрели все коробки, стоявшие на столе: в одних были ложки и ножи, в других – бумажные мельнички, в третьих – игрушечные воздушные шары. Были там коробочки с гвоздями и различными винтиками и даже небольшая жестянка из-под печенья без крышки, полная всевозможных ключей. Они увидели высокую груду плетёных корзинок из-под клубники в красных пятнах, грозившую рухнуть, и множество мешков из вощанки, в которых были аккуратно запакованы вставленные один в другой вафельные стаканчики для мороженого.
В столе было два ящика, и один оказался приоткрытым. Под и Арриэтта протиснулись внутрь и разглядели в полумраке, что там полно инструментов. У Пода застряла нога между гаечным ключом и отвёрткой, а когда он её вытаскивал, отвёртка откатилась в сторону и ударила Арриэтту. Хоть ушибы и были несерьёзные, они всё же решили, что этот ящик – опасное место и розыскам надо поставить здесь предел.
К концу четвёртого дня вся операция была закончена: добывайки знали, где находится и для чего скорее всего применяется каждый предмет в комнате, даже умудрились поднять крышку музыкальной шкатулки, надеясь заменить мелодию, но ничего не получалось. Крышка легко поднялась вверх на медных шарнирах и, щёлкнув, закрепилась в пазу. Закрылась она так же просто и даже ещё быстрей – стоило нажать на кнопку. Однако это всё, что им удалось: медный цилиндр, украшенный странным узором из стальных штырьков, был добывайкам не под силу, и про новую песенку пришлось забыть. Оставалось лишь жадно смотреть на пять таких же тяжёлых цилиндров, стоявших в ряд у задней стенки шкатулки, в которых прятались неведомые им мелодии.
С каждой новой находкой, с каждым новым открытием – вроде того, что низ двери обит листовым железом, а слуховые оконца находятся на такой высоте, что даже у Пода, когда смотрит на них, кружится голова, – надежды добываек на побег становились всё слабее: способа выбраться отсюда они пока не видели.
Под всё больше времени проводил в раздумьях. Арриэтта, когда ей надоела музыкальная шкатулка, раскопала среди журналов несколько старых и рваных экземпляров «Иллюстрированных лондонских новостей». Она вытаскивала их – один журнал за раз – и, разложив под столом, апатично бродила по огромным, как паруса, страницам, рассматривая картинки, а иногда даже читала вслух.
– Понимаешь, никто не знает, где мы! – порой восклицал Под, нарушая унылое молчание. – Даже Спиллер.
«Даже мисс Мэнсис…» – думала Арриэтта, грустно глядя на диаграмму в полстраницы, где была схема плотины, которую собирались строить в низовьях Нила.
Когда по утрам стало прохладнее, Хомили оторвала несколько полосок от изношенного одеяла, и они с Арриэттой обёртывали их вокруг бёдер наподобие саронга и накидывали на плечи вместо шали.
Увидев это, Платтеры решили зажечь газовую плиту и оставить, прикрутив горелку, чему добывайки были очень рады: хоть в комнате порой делалось душновато, зато теперь они могли подсушивать остатки даже самых невкусных блюд, и трапезы стали для них привлекательнее.
Однажды миссис Платтер поднялась торопливо по лестнице и с очень решительным видом направилась к столу. Добывайки увидели, что она выдвигает второй, закрытый, ящик и вытаскивает оттуда лоскуты и свёртки из кусочков старой материи, аккуратно перевязанные тесьмой. Развернув свёрток пожелтевшей фланели, миссис Платтер взяла портновские ножницы и, подойдя к картонке, стала пристально, прищурив глаза, разглядывать Пода, Хомили и Арриэтту.
Добывайки испуганно смотрели, как над их головой мелькают лезвия ножниц: «Щёлк». «Щёлк…» Неужели она хочет подровнять их по росту? Но нет… Кряхтя и пыхтя, миссис Платтер опустилась на колени, сложила фланель вдвое и, расстелив её перед собой на полу, вырезала три цельнокроеных комбинезона. Потом она поднялась и уселась за швейную машину, досадливо охая всякий раз, как застревало колесо или рвалась нитка. Когда у неё упал напёрсток и закатился под ножку машины, добывайки отметили, куда именно: наконец-то у них будет чашка!
Пыхтя и отдуваясь, миссис Платтер при помощи крючка для вязания тамбуром вывернула свои изделия на лицевую сторону и кинула в картонку:
– Получайте!
Комбинезоны стали колом, как безголовые куклы, и никто из добываек даже не шевельнулся.