– Мы удаляемся от нашей «пэзэ», – сказал Под. – Пожалуй, брось вниз ещё три билета – здесь ветер слабее, чем наверху…
Поднимаясь, они пролетели над одним из построенных мистером Платтером домиков, едва не оглохнув от потока металлических звуков – кто-то упражнялся в игре на пианино – и собачьего лая.
Подъём – благодаря трём законным билетам и четвёртому, брошенному Арриэттой им вдогонку, – ускорился. Она сделала это, поддавшись внезапному порыву, и сразу поняла, что совершила ошибку. Они должны подчиняться пилоту, от этого зависит всё, даже их жизнь, а как он может управлять воздушным судном, если она не будет выполнять команды точно? Шар продолжал подниматься, а Арриэтту всё сильней мучила совесть. Они летели над большим лугом, где паслись коровы, которые с каждой секундой становились всё меньше. Тут дрожащее «му-у» прорезало спокойный воздух и достигло их ушей. Арриэтта услышала песню жаворонка, а когда они пролетали над вишнёвым садом, почувствовала клейкий аромат нагретых солнцем почек и распустившихся цветов и подумала: «Больше похоже на середину апреля, чем на конец марта».
– Спиллеру бы очень понравилось, – сказала Арриэтта громко.
– Возможно, – довольно сухо отозвалась Хомили.
– Когда вырасту, я, наверно, выйду за него замуж.
– За Спиллера? – удивлённо воскликнула Хомили.
– А чем он плох? – спросила Арриэтта.
– Ну, я не говорю, что он чем-то особенно плох, – нехотя признала Хомили, – особенно если его отмыть и привести в приличный вид… Но где, ты думаешь, вы будете жить? Ведь он не сидит на месте.
– Я буду ездить вместе с ним.
Хомили уставилась на неё.
– Интересно, что ты ещё скажешь? И где – на воздушном шаре! Выйти замуж за Спиллера! Ты слышал, Под?
– Да, слышал.
Они всё ещё поднимались, и Под не особенно вникал в их разговор.
– Ему нравится жить на природе, – сказала Арриэтта, – и мне тоже.
«Выйти за Спиллера!» – подумала Хомили, не в силах переварить услышанное.
– И если мы всё время будем ездить с места на место, нам станет проще видеться с вами.
– Значит, уже дошло до «мы»? – перебила дочь Хомили.
– …А если бы я вышла замуж в семью, которая постоянно живёт в Бедфордшире, это было бы сложным.
– Но тебе всего шестнадцать! – воскликнула Хомили.
– Семнадцать… почти, – поправила Арриэтта и, немного помолчав, добавила: – Думаю, мне следует ему об этом сказать…
– Под! – воскликнула Хомили. – Ты слышишь? Может быть, на неё подействовала высота или ещё что-нибудь: у девочки ум зашёл за разум.
– Я пытаюсь поймать ветер, – невпопад сказал Под, не отрывая взгляда от лёгкого, прозрачного облачка, которое медленно плыло к солнцу.
– Понимаешь, – спокойно продолжила Арриэтта, вспомнив свои беседы с мисс Мэнсис и её голубые глаза, полные слёз, – он такой стеснительный и так много разъезжает, что может сам и не додуматься меня спросить. А потом ему надоест жить в одиночестве и он женится на какой-нибудь… на какой-нибудь милой добывайке с толстыми ногами.
– Где ты видела добываек с толстыми ногами? – воскликнула Хомили. – Таких днём с огнём не найдёшь… разве что твоя тётя Люпи, хотя лично я её ноги никогда не видела… Но что за глупости приходят тебе в голову! Начиталась в этом своём журнале всякой ерунды. Да вы со Спиллером словно брат с сестрой!
Только Арриэтта хотела сказать, но не сразу смогла найти подходящие слова, что детская дружба – неплохая проверка для будущего союза, как что-то заслонило от них солнце и в корзине стало вдруг холодно и сыро. Верхушка оболочки скрылась в тумане, земля внизу стала не видна.
Добывайки уставились друг на друга. Всё исчезло, существовала лишь корзина в красных клубничных пятнах, окружённая белой стеной, и они трое, напуганные до полусмерти.
– Ничего страшного, – выдавил наконец Под, – мы попали в облако. Я немного выпущу газ.
Они молча уставились на его твёрдую руку на клапанном рычаге: казалось, что она вовсе не движется.
– Самую малость, – объяснил спокойно Под. – Сетка намокла и стала тяжелее. Это нам поможет. И, кажется, мы поймали ветер.
Глава двадцать вторая
Внезапно они снова очутились под безоблачным небом: лёгкий ветерок нёс их ко всё ещё далекой ПЗ.
– Не удивлюсь, – весело воскликнул Под, – если мы наконец достигли своей «овэ»!
Хомили поёжилась:
– Мне это вовсе не понравилось.
– И мне, – согласилась с матерью Арриэтта.
В корзине ветер совсем не чувствовался, и она повернула лицо к солнцу, с благодарностью нежась в его вернувшихся вдруг лучах.
Они пролетели над группой домов, расположенных вокруг небольшой приземистой церкви. Возле лавки что-то бурно обсуждала троица с корзинами в руках, и до добываек донёсся взрыв их смеха. В саду за домом женщина – они видели её со спины – развешивала на верёвке бельё, и оно совершенно не колыхалось.
– Там, внизу, почти нет ветра, – заметил Под.
– Да и здесь не больно много, – отозвалась Хомили.
Несколько минут они молча смотрели вниз, на землю.
– Не понимаю, почему никто из них не взглянет вверх, на небо! – неожиданно воскликнула Арриэтта.
– Человеки редко смотрят вверх: слишком заняты собственными делами, – сказал Под и добавил: – Разве что услышат внезапный грохот, или увидят яркую вспышку, или что-нибудь в этом роде. Им не надо всё время быть начеку, как добывайкам.
– Или птицам, – сказала Арриэтта, – или мышам…
– И всем тем, на кого охотятся, – продолжил Под.
– А на человеков кто-нибудь охотится? – вдруг спросила Арриэтта.
– Насколько мне известно – нет. А зря: им пошло бы на пользу, побывали бы в нашей шкуре, попробовали бы хоть раз в жизни, каково это. – Под помолчал, потом добавил: – Говорят, они охотятся друг на друга…
– Быть того не может! – возмущённо воскликнула Хомили (для неё, воспитанной согласно строгому кодексу добываек, где первое правило «Один за всех, и все за одного», слова Пода были равносильны обвинению всей человеческой расы в людоедстве). – Нехорошо так говорить! Ни одно живое существо не может упасть так низко.
– Но я слышал это своими ушами, – не пожелал уступать ей Под. – Иногда в одиночку, а иногда скопом – куча на кучу.
– Человеки на человеков?! – не поверила Хомили: у неё не укладывалось это в голове.
Под кивнул:
– Да, человеки на человеков.
Поражённая его словами, Хомили устремила взгляд вниз, на велосипедиста, точно даже представить себе не могла натуру, столь испорченную.
Велосипедист выглядел самым обыкновенным человеком, а на таком расстоянии был даже похож на добывайку, и ехал себе, сворачивая то влево, то вправо, по нижнему склону холма, пока не скрылся в воротах кладбища.
Внезапно до них донёсся запах тушёной баранины с луком, затем – аромат кофе.
– Дело, видно, к полудню, – сказал Под, и, словно в подтверждение его слов, часы на церкви пробили двенадцать раз.
Некоторое время спустя, когда шар снова пошёл по спирали вниз, оставив реку сбоку, Под встревоженно заметил: – Меня беспокоят эти вихри. Они как-то связаны с тем, что земля нагревается от солнца.
– Может, перекусим? – внезапно предложила Хомили.
Они прихватили с собой пару тонких ломтиков ветчины, кусочек сыра, несколько зёрнышек варёного риса из пудинга и большую дольку апельсина, чтобы утолить жажду.
– Лучше ещё подождём, – сказал Под, не поднимая руки с рычага клапана.
Шар шёл вниз.
– Почему? – удивилась Хомили. – Полдень уж миновал.
– Знаю, но лучше ещё немного повременить… если выдержим. Может, нам придётся выбросить груз… при угрозе аварии… а как выбросишь то, что съедено?
– Не пойму, о чём ты толкуешь, – проворчала Хомили.
– О том, чтобы кинуть еду за борт, – объяснила Арриэтта, по приказу отца оторвав ещё два билета.
– Понимаешь, – сказал Под, – тут то одно, то другое, вот я и выпустил слишком много газа…
Хомили ничего не ответила, и несколько минут прошло в молчании, потом сказала:
– Мне не нравится, как мы крутимся. Сперва церковь была справа, теперь – слева. Трудно, знаешь ли, определить, где ты, когда каждую минуту видишь что-нибудь другое.
– Всё будет в порядке: главное – поймать ветер, – успокоил жену Под и сказал Арриэтте: – Оторви ещё парочку.
Этого оказалось достаточно: они плавно поднялись вверх и, подхваченные воздушным потоком, медленно поплыли к реке.
– Если мы не потеряем этот ветер, нам ничто не грозит. – Под пристально смотрел вперёд, туда, откуда, испещрённые солнечными бликами, к ним приближались, становились всё более отчётливо видными, три высоких тополя. – Сейчас мы летим прекрасно.
– Ты думаешь, мы можем попасть в Литл-Фордэм?
– Вполне вероятно, – сказал Под.
– Если хочешь знать моё мнение, – заметила Хомили, прищурившись от яркого полуденного солнца, – тут всё дело случая: попал или промазал.
– Не совсем. – Под выпустил немного газа. – Мы станем снижаться медленно, постепенно. Когда окажемся близко к земле, скинем балластную верёвку: она действует вроде тормоза – и как только я отдам приказ, Арриэтта сбросит якорь.
Как ни убедительно звучали слова Пода, Хомили не могла не волноваться и не отрываясь смотрела вперёд. Река, змеясь и петляя, плыла им навстречу, пока наконец не оказалась прямо под ними. Лёгкий ветерок колыхал ветви и шелестел листьями трёх тополей, и казалось, что деревья кивают, манят к себе. Шар приближался к тополям, словно его тянули на канате, и Под, выпустив ещё немного газа, сказал Арриэтте:
– Пожалуй, размотай балластную верёвку.
– Уже?
– Да, надо быть наготове.
Земля, слегка поворачиваясь, всё надвигалась. Вот кроны деревьев отодвинулись в сторону, и добывайки увидели впереди, под углом к горизонту, долгожданный Литл-Фордэм.
– Не верю своим глазам! – прошептала Хомили, когда, вне себя от радости, они смотрели вниз, прямо в сад мистера Потта.
Им были видны рельсы, поблёскивающие на солнце, флюгер, сверкающий на верхушке колокольни, неровные крыши домов вдоль узкой Главной улицы и печная труба их собственного, милого сердцу Виноградного домика. Им был виден палисадник перед домом мистера Потта и – за тёмной зеленью изгороди из боярышника – солнечный кусок улицы, по которой большими шагами, свободно, молодо шла фигура в костюме из твида. Добывайки знали, что это мисс Мэнсис, которая направляется домой