Добывайки испуганно смотрели, как над их головой мелькают лезвия ножниц. Щелк. Щелк. Неужели она хочет подравнять их по росту? Но нет… Кряхтя и пыхтя, миссис Плэттер опустилась коленями на пол и, сложив фланель вдвое и расстелив ее перед собой, вырезала три комбинезона, все на один покрой, из целого куска. Она сострочила их на швейной машине, досадливо ахая всякий раз, как застревало колесо или рвалась нитка. Когда у нее упал наперсток и закатился под ножку машины, добывайки отметили, где он лежит: наконец-то у них будет чашка!
Тяжело дыша, миссис Плэттер вывернула свои изделия на правую сторону (при помощи крючка для вязания тамбуром).
— Получайте! — сказала она и кинула комбинезоны в картонку.
Они стали колом, как безголовые куклы. Никто из добываек не шевельнулся.
— Ну, одеться-то вы можете сами, не так ли? — сказала, помолчав, миссис Плэттер.
Добывайки смотрели на нее широко раскрытыми, немигающими глазами и, подождав немного, она повернулась и вышла.
Одеяния были ужасные — бесформенные, жесткие, негнущиеся, и сидели они ужасно. Но они грели, и теперь Хомили могла наконец выполоскать их собственную одежду в миске с питьевой водой и повесить сушиться над газом.
— Слава богу, что я себя не вижу, — мрачно сказала Хомили, подозрительно глядя на Пода.
— Слава богу, — согласился он, улыбаясь, и поскорее отвернулся от нее.
Глава четырнадцатая
Время шло, и постепенно добывайки узнали, по какой причине их взяли в плен и с какой целью. Узнали они и о постройке на острове дома-клетки (уверенные, что теперь-то уж они станут грести деньги лопатой, мистер и миссис Плэттер решили даже поставить вместо ворот на подъездной дороге турникет) и о том, что одна его сторона будет сделана из зеркального стекла, чтобы выставить напоказ их домашнюю жизнь.
— Стекло обязательно должно быть тяжелым и крепким, — объяснял мистер Плэттер жене план будущего жилища, — чтобы они не могли его разбить, и ходить по бокам в пазах, чтобы можно было его поднимать и чинить клетку. Мебель надо намертво приделать к полу и так расположить, чтобы спрятаться за ней было нельзя.
— Ты помнишь клетки в зоопарке, где животные спят за стенкой в глубине? Стоишь там часами и ждешь, когда оно выйдет, и все зря. Нам это не подойдет. Мы не можем допустить, чтобы люди требовали назад свои деньги.
Миссис Плэттер была с ним согласна. Она видела мысленным взором будущую постройку и считала мистера Плэттера на редкость умным и дальновидным.
— Клетку, — продолжал он с серьезным видом, — или дом, или как там это назови, надо поставить на бетонный фундамент. Нам ни к чему, чтобы они прорыли нору.
— Еще бы, — поддакнула миссис Плэттер.
Пока мистер Плэттер занимался устройством их жилья, миссис Плэттер, как выяснили добывайки, договорилась с портнихой полностью обновить их гардероб. Чтобы одежда подошла по размеру, миссис Плэттер взяла в качестве образца их ночные сорочки. Хомили с большим интересом слушала, как миссис Плэттер описывает мужу зеленое платье — «с небольшим турнюром… как мое лиловое в полоску, помнишь?»
— Хотела бы я хоть одним глазком взглянуть на ее лиловое в полоску, — озабоченно повторяла Хомили не раз и не два, — имела бы, по крайней мере, какое-то представление.
Но Пода заботили куда более серьезные вопросы. Каждый подслушанный разговор все больше укреплял его уверенность в их ужасной судьбе: прожить остаток своих дней на глазах у человеков, под их постоянным, неослабным взглядом. «Ни одно живое существо не выдержит этого, — думал Под, — мы просто зачахнем под этими взглядами — вот что с нами будет; мы захиреем И умрем. А человеки будут на нас пялиться, даже когда мы окажемся на смертном одре; будут смотреть, вытягивая шеи и отталкивая друг друга, как Под гладит по голове умирающую Хомили или Хомили — умирающего Пода. Нет, — мрачно решил он, — с сегодняшнего дня вся наша жизнь, все мысли должны быть посвящены одному: как нам убежать; убежать, пока мы еще здесь, в мансарде, пока не наступила весна. Только бы не попасть живьем в эту клетку со стеклянной стенкой. Чего бы это ни стоило. Любой ценой!»
Зима подходила к концу, и Пода все больше раздражало то, что Хомили нервничает из-за пустяков, вроде противня с золой, а Арриэтта не обращает ни на что внимания и интересуется только «Иллюстрированными лондонскими новостями».
Глава пятнадцатая
За это время (с середины ноября до декабря) добывайки составили несколько планов и попытались претворить их в жизнь. Под ухитрился вытащить четыре гвоздя, которыми была прибита деревянная заплата на полу под кухонным столом.
— Понимаете, они тут не ходят, — объяснил он жене и дочке, — а под столом тень.
Эти четыре крепких гвоздя он заменил менее тонкими, взятыми из коробочки. Их было куда легче выдернуть, а втроем они могли сдвинуть в сторону деревянную планку. Под ней они обнаружили уже знакомые им брусья и поперечные балки; все было покрыто пылью, лежавшей толстым слоем — по колено добывайкам — между их полом и потолком нижней комнаты. («В точности как тогда, когда мы переехали под кухню в Фирбэнке, — сказала Хомили. — Иногда я думала, нам никогда не привести там все в порядок, и все же нам это удалось».)
Но Под вовсе не ставил себе целью поселить там свое семейство — он искал способ добраться до оштукатуренных стен комнаты, которая была под мансардой. Если бы это удалось, думал Под, они смогли бы спуститься по дранке до самого низа дома, — пробираются же таким путем мыши и крысы; и, напомнил он, хоть это утомительно и даже опасно, они и сами не раз проделывали такой путь.
— Мы были тогда моложе, Под, — боязливо напомнила ему Хомили, но — при всем том — попробовать она, видимо, была не прочь.
Однако у них ничего не вышло; мансарда находилась под крышей, а между крышей и кирпичной коробкой дома, на которую она опиралась, было сплошное бетонное перекрытие. Так что вниз по дранке было не попасть.
Следующая идея Пода заключалась в том, чтобы проделать дырочку в потолке комнаты под ними и спуститься туда без прикрытия с помощью веревочной лестницы из рафии, — не важно, куда они попадут.
— По крайней мере, — сказал Под, — мы будем на один этаж ниже, и окна будут не так высоко от земли, и дверь незаперта.
Однако он решил сперва взять сапожную иглу в ящике с инструментами и пробуравить в штукатурке глазок. Это тоже было опасно, по потолку могли пойти трещины, и, само собой, немного штукатурки просыпется на пол. Все же они решили рискнуть: у добываек такое острое зрение, что даже в самую маленькую дырочку они могут все разглядеть.
Когда наконец они просверлили отверстие и перед их изумленным взором внезапно возникла нижняя комната, она оказалась спальней мистера и миссис Плэттер. Они увидели большую кровать с медными шишечками, ярко-розовое атласное одеяло, турецкий ковер, стоячий умывальник с двумя наборами фарфоровых кружек в цветочек, туалетный столик с зеркалом и корзинку для кошки. Но встревожило их другое: в комнате была миссис Плэттер — отдыхала после обеда. Так странно было видеть ее пышные формы под таким непривычным углом! Она полулежала, прислонившись спиной к подушкам, с мирным и беззаботным видом читая журнал по домоводству; лениво переворачивая страницы, она жевала ириски, беря их из круглой жестянки. У нее в ногах резвилась кошка. На одеяле возле кошки был виден — белый на розовом — небольшой кружок штукатурки. Под с радостью подумал, что, когда миссис Плэттер встанет, белые крупинки тут же стряхнутся на пол.
Дрожа и не говоря ни слова, добывайки попятились от глазка и бесшумно пробрались через окутавшую все пыль до выхода из-под пола. Молча положили деревянную планку на место и осторожно засунули в дырки гвозди.
— Ну и ну!.. — сказал Под, когда они добрели до стоявшей в углу картонки и, Забравшись внутрь, вытер лоб рукавом. — Вот уж чего не ожидал увидеть.
Под был потрясен.
— Я тоже, — отозвалась Хомили и задумалась. — Но, может быть, это пойдет нам на пользу.
— Может быть, — неуверенно согласился Под.
Следующая попытка была связана с окном — тем, через которое им была видна ветка дуба. Эта ветка была их единственной связью с внешним миром. «Восточный ветер», — иногда говорила миссис Плэттер, открывая окно, чтобы проветрить комнату, — для этого ей приходилось вставать на стул, — и по тому, в какую сторону отдувало листья, добывайки могли приблизительно предсказать погоду. «Восточный ветер» означал снег.
Они с удовольствием смотрели, как пляшут резвые снежинки, как нарастает на подоконнике снежная гора, но радовались тому, что у них тепло. Было начало января — не самая подходящая погода, чтобы открывать окно, но они не могли терять времени.
Все же Хомили попыталась отговорить Пода.
— Ну, ладно, откроем мы окно, где мы окажемся? На крыше. А какая она крутая — видно по нашим стенам и потолку. Я хочу сказать, нам лучше здесь, внутри, чем снаружи, Под. Я готова на многое, но если ты думаешь, что я прыгну с крыши на эту ветку, то ты ошибаешься.
— Тебе никогда не допрыгнуть до этой ветки, Хомили, — терпеливо говорил ей Под, — до нее очень далеко. И, что важнее, она никогда не стоит на месте. Нет, я думаю не о ветке, я думаю совсем о другом…
— О чем же тогда?
— О том, где мы находимся, — сказал Под, — вот что я хотел бы узнать. С крыши можно что-нибудь увидеть. Ты слышала, что они говорили о Литл-Фордэме и прочем? И о реке. Я просто хочу знать, где мы.
— Что толку, — колко возразила ему Хомили, — если нам все равно отсюда не уйти?
Под обернулся и посмотрел на нее.
— Мы не должны складывать оружие, — сказал он.
— Я знаю, Под, — быстро проговорила Хомили. Она кинула взгляд на стол, где, как всегда поглощенная «Иллюстрированными лондонскими новостями», лежала на полу Арриэтта. — И мы обе хотим тебе помочь. Мы ведь сделали из рафии лестницу, верно? Ты только скажи, что надо.
— Сделать вы можете не так-то много, во всяком случае, сейчас. Видишь, какая тут хитрость с этим окном: чтобы открыть задвижку, надо повернуть ее рукоятку вверх. Понимаешь, что я имею в виду? То же самое со шпингалетом: чтобы выдернуть его из гнезда, надо дергать вверх. Если бы, чтобы открыть ОКНО, можно было бы повернуть рукоятку вниз, это было бы проще простого. Мы бы накинули на нее кусок веревки, повисли бы все трое на другом конце, и под нашей тяжестью рукоятка бы опустилась, а задвижка поднялась.