Когда он выходил из комнаты, я сломя голову кинулась за ним, крикнув ему вдогонку:
— А как же я?
Он обернулся и посмотрел на меня.
— Как же вы?..
— Вы ведь пригласили меня сюда, я актриса и хочу участвовать в вашем фильме.
Мой напор, казалось, его позабавил.
— Это с вашей-то внешностью и вашим ростом?
Я почувствовала, что краснею. Я и без него знала про свой рост и худобу, но мамулины подружки наперебой расхваливали мою внешность и даже убедили меня в привлекательности. Однако сама я не обольщалась на этот счет. Как выгляжу, так и выгляжу, просто это поможет мне в актерской жизни.
— Чем вам не подходит мой рост и внешность?
Я и сама поразилась своей наглости. Вот сейчас он возьмет и вышвырнет меня из студии. Вместо этого режиссер подошел ко мне.
— Если вы прочли книгу, то знаете, что героиня — девочка маленького роста, живущая на берегу моря. Мне она представляется очень романтичной, лирической. Вы же слишком высокая.
— Но я могу сыграть эту роль.
Режиссер потрепал меня по щеке.
— Забудьте об этом, дорогуша. — Он внимательно поглядел на меня. — Но в картине есть другая роль, которая вполне соответствует вашим данным.
Моим кино-дебютом стала роль одной из двух подружек героини. По сценарию это была вполне хорошая роль, и на мою долю приходилось не так уж мало слов, но когда фильм смонтировали, от них, можно сказать, ничего не осталось. И все же это было начало.
После окончания съемок фильма «До свиданья, мальчики» я сразу же получила роль в картине «Потерянная музыка», который снимался в Ленинграде. На этот раз мне дали одну из главных ролей, но она не требовала большого актерского мастерства. В основу фильма была положена слащавая любовная история, в которой мне отводилась роль восемнадцатилетней девушки. В этом фильме, как, впрочем, и во многих других, где я снималась, во главу угла ставились мои внешние данные и абсолютно игнорировался такой фактор, как талант, который — как мне хотелось верить — у меня был Но это было лишь начало, и я с бесконечной благодарностью воспринимала свою работу. А мамуля очень гордилась мной.
Третья моя картина была и вправду хорошей, быть может, самой лучшей из всех, в которых я снималась. Фильм назывался «Двое» и получил золотую медаль на Московском международном кинофестивале. Я сыграла в нем роль глухонемой девушки и в восемнадцать лет проснулась, как говорят, знаменитой. Мамуля смотрела фильм несколько раз и каждый раз ревела, не в силах сдержать слез.
Фильм прошел по экранам всего мира под названием «Баллада о любви». Мне сказали, что его покажут даже в Соединенных Штатах, и я молила Бога, чтобы его посмотрел мой отец, чтобы он узнал меня и приехал в Москву повидаться со мной.
Потому что, как бы блистательно ни начиналась моя карьера, я ни на секунду не забывала об отце, по-прежнему мечтая о встрече с ним. Я хотела этого больше всего на свете. При этом я почти никогда не упоминала о нем вне стен нашего дома. Открыв мне правду, мамуля взяла с меня слово не рассказывать ни о чем своим друзьям.
— Тебя могут обидеть. Довольно и того, что ты сама все знаешь. Для всех остальных — твой отец летчик, который погиб на войне. Обещай, Вика.
Время шло, вестей от Ирины Керк не было, мне становилось все трудней говорить об отце даже с мамулей. Когда я начинала приставать к ней с вопросами, она поджимала губы, и видно было, что ей это неприятно.
— Вика, пусть будет так, как есть. Ты о нем знаешь, этого достаточно. Либо Ирине Керк не удалось разыскать его, либо он умер.
— Но, мамуля, я не могу этого так оставить, он же мой отец.
Она грустно улыбалась.
— Для меня он тоже много значил, но за всю жизнь я не получила от него ни строчки. И вот ведь живу. И ты должна жить.
В тот раз я проплакала, лежа в постели, всю ночь, прижимая к себе его фонарик. Нельзя, чтобы это кончилось вот так, ничем.
Он стал сниться мне по ночам. Один из снов был таким ярким, что, проснувшись, я запомнила его до мельчайших подробностей. Сновидение это прочно вошло в мир моих фантазий, центром которых всегда был отец.
Мне привиделось, будто он в Москве и звонит мне из гостиницы, где остановился. Говорит по-русски, но, как мне показалось во сне, с сильным американским акцентом.
— Виктория, не догадываешься, кто тебе звонит?
— Нет, — ответила я.
— Разве ты забыла, о чем просила Ирину Керк?
Меня как подбросило.
— Не могу поверить!
— Да, да, говорит твой отец. Я здесь, в гостинице, прямо напротив твоего дома.
— Когда я тебя увижу?
Он засмеялся.
— Хоть сейчас, но не говори матери, что я приехал.
— Как я узнаю тебя?
Он снова засмеялся. И столько тепла было в его смехе!
— Не беспокойся, я сам узнаю тебя. Не забудь, мама прислала мне твою фотографию.
Я как сумасшедшая кинулась через улицу к гостинице. К входу вела высокая лестница в несколько маршей. Одним духом я взбежала по ним. Площадка перед входом была запружена людьми, но отца среди них не было. Меня охватила паника. И тут я увидела его — он шел сквозь толпу, которая безмолвно расступалась перед ним.
Он был подтянутым высоким человеком лет пятидесяти. На нем был серый костюм, в руке он держал какую-то газету. Он улыбнулся мне, мы бросились друг к другу, и оба заплакали.
А потом он поцеловал меня и сказал:
— Я очень рад видеть тебя, Виктория. Только не говори ничего маме, мне не хочется огорчать ее. Мне выпал случай провести здесь всего два-три часа, и все. Потом я уеду.
Я снова обвила руками его шею.
— Неужели ты не можешь остаться хотя бы на один день, папа?
Он улыбнулся.
— Нет, законы Советского Союза не позволяют этого. Я приехал, только чтобы взглянуть на тебя. А теперь мне пора.
Он поцеловал меня в лоб, повернулся и исчез в толпе.
Я хотела остановить его, но не могла сделать ни шагу.
Проснулась я вся в слезах, но бесконечно счастливая. Сон остался со мной, став частицей моей жизни. Мне казалось, я на самом деле виделась со своим отцом. Я вплела сон в реальную жизнь, порой приукрашивая его.
Я рассказала некоторым мамулиным подружкам, что повидалась с отцом. Они удивились, но мне удалось убедить их, что я говорю правду. Я даже описала им его. И сказала, что мама ничего об этой встрече не знает, потому что так захотел он. Он с опасностью для жизни пробрался в Советский Союз только для того, чтобы повидать меня.
Многие из них мне поверили, хотя с трудом допускали, что мамуля ничего об этом не знает.
— О, — объясняла я, — у него ведь жена в Америке, а потому он не может остаться здесь. Он приехал только ради меня, потому что любит меня.
Со временем мамуля прознала про мои россказни. Однажды вечером она подсела ко мне. Лицо ее выражало беспокойство.
— Зачем ты все это рассказываешь, Вика? Ты что, не знаешь разницы между сном и реальной жизнью?
— Я видела его, мамуля, так же ясно, как в жизни.
Она улыбнулась.
— Ты увидела его, потому что очень хотела увидеть, вот и вся правда. Но мы обе знаем, что это всего лишь сон. Пусть твой отец и останется в снах, Вика. Только там ему и место.
Я прильнула к ней, и она обняла меня.
— Мне этого мало. Он так мне нужен...
— Знаю, Вика, знаю. Но никому еще не удавалось получить все, что хочется. Очень часто мы не получаем именно того, в чем больше всего нуждаемся. Такова жизнь. Ты знаешь, что у тебя есть отец, ведь ты мечтала об этом. Вот и довольствуйся этим.
Я промолчала. Мне не хотелось обижать мамулю. Но не в моих силах было отказаться от отца. Как можно забыть то, чего у меня никогда не было?
В душе я дала клятву никогда не говорить о нем в присутствии матери.
Роль в популярном кинофильме в восемнадцать лет, люди, узнающие меня на улицах, — в этом было одновременно что-то прекрасное и тревожное. Уж слишком стремительно все произошло, к тому же я понимала, что с актерским мастерством у меня все еще плоховато. Как долго я продержусь на одном таланте? Да и получать роли без диплома тоже будет трудно. На каждую роль, предложенную «вольному актеру», претендует не менее трехсот пятидесяти человек.
Я посоветовалась с мамулей, с другими актерами, мнение которых уважала. Ответ был один: необходим диплом. Получив его, я повышу и мастерство, и зарплату.
Я подала заявление в Институт кинематографии, единственное в этом роде учебное заведение на весь Советский Союз. Конкурс при поступлении всегда бывал очень высок, в нем принимали участие сотни абитуриентов. В тот год, когда я поступала, на каждое из девятнадцати мест было триста шестьдесят претендентов.
Я занималась так, как никогда прежде, успешно сдала экзамены по общеобразовательным предметам и прошла четыре прослушивания, необходимых для поступления на актерский факультет.
Меня приняли в институт, где мне предстояло пройти четырехгодичный курс обучения.
Какое-то время я думала только о занятиях в институте и мечтала о встрече с отцом.
ДЖЕКСОН ТЭЙТ - ИРИНА КЕРК
Пока Ирина Керк жила в Европе, работая над докторской диссертацией, Джексон Тэйт и Хейзл Калли поженились. Вскоре после свадьбы они переехали в Орандж-Парк в штате Флорида.
Летом 1966 года у Ирины Керк вновь появилась возможность съездить в Россию с группой студентов. Поскольку на этот раз она твердо решила разыскать Зою и Викторию, она написала Джеку, спрашивая, нет ли у него каких-либо поручений. Письмо вернулось с пометкой: «Возвратить отправителю. Адрес получателя неизвестен». Ирина позвонила в Вирджиния-Бич, но оператор сообщил ей, что номер отключен. Это озадачило Ирину. Джексон Тэйт снова исчез.
С того момента, как Ирина положила на рычаг трубку, начался отсчет почти пятилетнего перерыва в их контактах. С того же момента вся история приобрела какой-то странный, необъяснимый характер.
Джек и Хейзл утверждают, что установить с ними связь было проще простого. Они оставили на почте свой новый адрес, и, насколько им было известно, вся корреспонденция, поступавшая на их имя в Вирджиния-Бич, аккуратно пересылалась им по новому адресу. Более того, Джек отчетливо помнил, что в одном из телефонных разговоров с Ириной он сказал ей, что с ним всегда можно связаться через военно-морское министерство — надо только отправить туда письмо с просьбой препроводить его адресату. Но она ни разу не воспользовалась этой возможностью, и Джек так никогда и не выяснил почему.