– А если он обедает в офисе? Или пойдет на ленч с коллегой? Вы всегда так работаете: ждете, выслеживаете и полагаетесь на удачу?
Мне пришлось признаться, что это основная часть занятия частного детектива.
– Давайте попробуем другой вариант. Как я сказал, Джексона я беру на себя. Прямо сейчас позвоню ему и назначу встречу, чтобы обсудить… сложившуюся ситуацию. Я не буду прямо ссылаться на сенатора, но, думаю, ему будет интересно.
– Вы подали мне интересную идею, – оживился я. – Уитмен Бертон руководит связями с общественностью комитета. Как вы думаете, возможно, его заинтересует встреча с журналистом из «Икземинера»?
– Дуглас, хочу вам напомнить, что сенатор говорил об участии прессы.
– Не беспокойтесь, никакого участия прессы не планируется. Я просто воспользуюсь помощью одного хорошего знакомого.
– Значит, берем свои задания? И поедем на разных машинах? И как мы потом встретимся и обменяемся данными?
– Предлагаю вам зайти в мой офис, скажем, после трех. Если у вас поменяются планы, оставьте сообщение в телефонной службе.
– Неплохой район, – задумчиво потеребил губу Мортон, изучая адрес на моей визитной карточке. – Кажется, мне уже нравится профессия частного детектива.
Мне не хотелось пользоваться телефоном в доме Роббенов или любом из принадлежащих им гостевых коттеджей (интересно, кстати, как выглядит жилище Мортона, может, архитектор построил его в виде швейцарского шале или русской избы), поэтому я выехал из поместья, вернулся к обычной городской цивилизации, нашел забегаловку с телефонной кабинкой и только тогда позвонил знакомому журналисту в «Икземинер».
Мне пришлось потратить немало времени и пятицентовиков, чтобы убедить Фреда Дормана пригласить пресс-секретаря комитета Уитмена Бертона на «важный разговор», причем самому на нем не присутствовать. Я также старался минимизировать информацию о деле, которым занимаюсь, и совсем не упоминать фамилию Роббен. Хотя я был уверен, что скоро журналисты обо всем пронюхают и без моей помощи.
В результате Фред перезвонил мне через четверть часа и сообщил, что Бертон будет ждать за столиком, заказанном на его, Фреда, имя, в половину второго в ресторане «Элизиум» на бульваре Уилшир.
– Ты специально выбрал самое дорогое заведение, которое вспомнил? – пожаловался я.
– Конечно. Ты же платишь. Мне кажется, Бертон и согласился только потому, что его ни разу не приглашали в подобные места. И помни – потом с тебя обед в том же ресторане, где ты расскажешь мне все подробности.
Я вспомнил, что так и не депонировал чек на текущие расходы, выписанный мне еще вчера Мортоном Джасперсом, и отправился в свой банк. Надо признать, счет из ресторана съест существенную часть этой суммы, так что мне, видимо, снова придется оправдываться перед сенатором.
К счастью, «Элизиум» находился недалеко от моей собственной конторы, так что я прибыл заранее, узнал, где находится забронированный столик, и расположился в баре в ожидании прихода Бертона.
Взяв со стойки несколько свежих газет, я бегло их пролистал. Естественно, об убийстве Каллиопы Пьюфрой не было ни слова, и я сомневался, что смерть чернокожей телефонистки вообще заинтересует центральную прессу. С другой стороны, она стала уже второй жертвой за последние четыре месяца, которая, как и Рэйми, сотрудничала с ЮЗКЗГС. Если Бертон хорошо справлялся со своими обязанностями, то еще до ленча он должен был разослать во все издания гневное коммюнике за подписью Гаррисона, сообщающее, что борцов за права негров в Лос-Анджелесе так просто не запугать.
В пиджаке что-то зашуршало, и засунув руку в карман, я извлек машинописный лист, вылетевший из автомобиля Алана Роббена. Как я и думал, это оказалась сцена из пьесы, а точнее что-то наподобие платоновского диалога, развернувшегося между философом Сократом и котором по имени Теодред. Имя животного показалось мне странным25.
Выглядело это примерно так:
СОКРАТ
Почему ты лежишь целый день щурясь на солнце? Что ты надеешься там увидеть?
КОТ ТЕОДРЕД
Я не вижу ничего. А когда я прикрываю глаза, то размышляю о смерти.
СОКРАТ
Разве животные могут осознать смерть?
КОТ ТЕОДРЕД
Откуда я знаю, что могут осознать животные. Ведь ты сам наделил меня способностью говорить и отвечать на дурацкие вопросы, так что теперь у меня вполне человеческое сознание.
СОКРАТ
Тогда ты должен понимать тщетность своих размышлений. Как человек не может заглянуть за Солнце, так его сознание не может преодолеть преграду между осознанным бытием, называемым нами жизнью, и бытием иного, которое представляет собой непостижимый истинный мир.
КОТ ТЕОДРЕД
И это говоришь мне ты – величайший из мудрецов человечества? Вы, люди, только и делаете, что размышляете о смерти, а потом разводите руками и говорите – мы слишком глупы, чтобы осознать этот феномен. А потом опять по-новой садитесь в кружок и говорите: ну, может, теперь мы что-нибудь поймем?
И так далее до конца страницы. Я усмехнулся. Произведение выглядело довольно претенциозным и наивным, хотя не без доли иронии. Может, у мальчишки и есть задатки психопата, но талантливого.
Убрав листок в карман, я подумывал, не заказать ли мне еще стакан тухлой французской воды за огромные деньги, когда увидел, что мимо бара в ресторан прошествовал Уитмен Бертон.
Глава 27
К моему удивлению пресс-секретарь явился не один. С ним под ручку следовала молодая негритянка, в которой я опознал Тесс Стоктон, отвечавшую в комитете за сбор пожертвований. Девушка нацепила лучшую шляпку на гладкие черные волосы. Также я обратил внимание на миндалевидные глаза – возможно, в ее роду присутствовали не только африканские, но и азиатские корни.
«Элизиум» считался не только дорогим, но и модным прогрессивным заведением. Здесь гордились тем, что не обращают внимание на цвет кожи, а только на толщину бумажника и умение разбираться в винной карте. В отличие от Лас-Вегаса, где Сэмми Девису-младшему26 и другим черным ребятам можно было только выступать на сцене, но не обедать в ресторане, в Голливуде отношение к звездам было намного терпимее. Тем не менее, метрдотель был счастлив, что Фред выбрал для нас столик в отдельном кабинете.
Я дождался, пока пару не проводят на место, и последовал за ними. Судя по всему, молодые люди и правда были парочкой. В присутствии мисс Стоктон на встрече с журналистом не было никакой необходимости, но, видимо, благородный Уитмен решил, что может накормить свою девушку ленчем в шикарном заведении на дармовщинку.
Увидев меня, сотрудники комитета вытянулись в струнку и отложили меню. Бертон бешено завращал белками глаз.
– Вы не мистер Дорман, – наконец изрек он. – Вы… тот частный детектив, который приходил на наше собрание. Идем, Тесс. Нам запрещено с вами общаться.
Видно было, что это решение далось ему с трудом, судя по взгляду, который юноша бросил на хлебную корзинку и вазочки со сливочным маслом, сдобренным травами.
– Подождите, Бертон. Это я вас пригласил. Клянусь, я не хотел вас обманывать, но выбора не было. Вы бы иначе не пришли. Как вы, наверное, знаете, я расследую убийство Абрахама Рэйми по поручению мистера Роббена. Вима Роббена, бывшего сенатора. Он разговаривал сегодня с вашим боссом и все равно попросил меня продолжать расследование. Я убежден, что комитет не имеет отношение к этим смертям, а миссис Пьюфрой убили, потому что она видела или слышала что-то в вечер гибели Рэйми. Вы же оставались вечером в конторе до глубокой ночи, не так ли?
– Я и Юинг Джексон. Мы же вам все рассказали два дня назад.
– А сейчас попробуйте вспомнить какие-то подробности. Может, вы слышали что-то в приемной, когда совещались с Джексоном? Или были подозрительные телефонные звонки? Не торопитесь, сделайте заказ официанту.
Бертон и его девушка снова переглянулись и молчаливо решили, что устрицы в «Элизиуме» стоят небольшой беседы с потенциальным врагом.
– Кто-то из ваших предков азиат? – спросила Тесс, украдкой разглядывая мое лицо.
Это только подтвердило мои выводы о крайнем расизме самих жертв расизма. До нее всех интересовало, как я заработал черные синяки вокруг глаз, а не сами раскосые глаза.
– Возможно, из Вьетнама, – кивнул я. – Для моего отца и деда это такое позорное пятно, что об этом в нашей семье не говорят.
– А моя мать была японкой. Отец познакомился с ней на Гавайях, он сам наполовину маори. Во время войны ее объявили шпионкой и интернировали.
Девушка ожидала от меня какой-то реакции, но не дождавшись, гневно нахмурилась и стала яростно диктовать заказ официанту.
– Я пытался вспомнить, но ничего в голову не приходит, – сообщил Уитмен, разделавшись с устрицами и крабовой запеканкой. – Мы сидели с Джексоном в совещательной комнате, обсуждали программу митинга и где мы разместим прессу и телевидение. Оттуда почти не слышно, что происходит в приемной. Миссис Пьюфрой просто переводила на нас звонки, если вопрос касался митинга. Честно говоря, мы думали, что она давно ушла, когда часов в восемь заглянула в комнату и сказала, что с нее на сегодня работы достаточно.
– Как она выглядела?
– Если честно, не помню. Усталой, наверное, как и все мы.
– И что было потом?
– Ну, миссис Пьюфрой оставила дверь открытой. Примерно через полчаса мы услышали звонок в приемной. Она, видимо, забыла перевести коммутатор на наш телефон. Джексон сходил и взял трубку.
– Джексон?
– Ну да. Не я же. Звонил мистер Гаррисон из мэрии. Он хотел рассказать, что согласовал какие-то последние детали.
– Вы слышали разговор?
– Только отчасти. Джексон поговорил минут пять, потом вернулся и пересказал мне, о чем шла речь.
– Вы уверены, что он отсутствовал не больше пяти минут?
– Господи, ну, может быть, семь. Если вы хотите знать, не мог ли он за это время спуститься, сбегать в парк, зарезать Эйба Рэйми и вернуться, то мой ответ – точно не мог.