. Вы мне деньги, я вам вещи. Честная сделка.
Я подумал, что поторопился с покупкой нового костюма. Теперь я выглядел как парень, у которого водились деньги, а такие как Джерри Данбар справедливо считали, что имеют полное право получить часть из них. Торговаться было бессмысленно, поэтому я добавил еще одну десятку и положил деньги на захламленную столешницу. Данбар быстро ощупал купюры и убрал их в недра пальто. Потом ухмыльнулся.
– Вот если бы этот Рэйми действовал так же, глядишь, я бы и отдал ему барахло. Но он сразу начал качать права, мол, Эдна его ограбила. У Эдны в голове, конечно, солома, и хавальник она ни на минуту не закрывает, но она из самых надежных моих поставщиков. Понимаете, мистер?
– Так вы мне покажете вещи Рэйми или так и будете языком трепать?
– Чемодан у меня, конечно, уже ушел, – продолжал болтать Данбар, копаясь в коробках на полках. – И костюмы тоже. Они хоть и потрепанные, но у меня сестра держит прачечную, она все может почистить и залатать так, что будет почти как новое. Некоторые постояльцы Эдны у меня закупаются, старуха даже не подозревает, что парни тащат в ее богадельню вещички, которые она мне же и продает. Кое-что пришлось выбросить, я же не барахольщик все-таки, а бизнесмен.
– Так что вы мне хотите показать?
– Вот. Все, что осталось от добра вашего Рэйми.
Данбар выложил на стол старую сигарную коробку, которую я открыл и принялся изучать ее содержимое.
– Там были неплохие вещички. Медальон, например, я продал. Но фотографию из него, естественно, вынул. Вот она.
Я увидел обрезанный коричневый снимок чопорной негритянской пары. На голове у женщины была шляпа, украшенная живыми цветами. Наверное, родители Рэйми, решил я, те самые, которые отказались принять его белую жену.
– Вот тут есть совсем непонятные вещи. Решил пока не выбрасывать, вдруг кому-то понадобятся.
– Это канифоль и струны для скрипки, – пояснил я. – А самой скрипки не было?
– Такого добра не припомню.
Я подцепил из коробки цепочку, на которой болтался армейский жетон с именем и личным номером рядового Абрахама Рэйми. Странно, что он оставил его в чемодане. Впрочем, как я понял, погибший не слишком гордился своим военным прошлым, как мне сказали в комитете ветеранов, он ни разу не посетил ни единого мероприятия, на которые ему высылали приглашения.
– Тут какие-то бумажки. Ноты, старые письма и открытки. А вот это моя сестра обнаружила зашитым в подкладку пиджака.
Данбар ткнул пальцем в лист пожелтевший газеты, сложенный несколько раз.
– Там внутри кое-что есть.
Я осторожно развернул газету и увидел старое свидетельство о рождении, выданное в штате Оклахома. Оно было заполнено от руки, чернила почти выцвели, поэтому я не мог с первого взгляда разобрать, что там написано. Но если Рэйми не поленился завернуть документ в газету и зашить в подкладке пиджака, его явно следовало изучить внимательно.
– Я тоже поначалу подумал, что барахло, мистер, – будто прочитал мои мысли Данбар. – Но потом подумал, раз парень хранил эту бумажку, а потом пытался вытрясти из меня свои вещи, наверняка найдется кто-то, кто за это заплатит. Я же бизнесмен в конце концов.
Глава 36
Вернувшись домой, я первым делом справился, не звонил ли мне кто-нибудь. Кроме шквала звонков от репортеров, как оказалось, меня разыскивал только Мортон Джасперс, который сообщил, что будет после пяти в своем клубе «Астор» в Шевиот-Хиллз – элитном районе на границе центрального и западного Лос-Анджелеса. Судя по тому, что в его послании не содержалось требования немедленной встречи, я предположил, что моему новому напарнику не удалось разузнать ничего сенсационного в офисе комитета.
Часы показывали уже половину шестого. Вот что бывает, когда просыпаешься в полдень и узнаешь, что в твоей конторе с утра застрелили человека. Конечно, был велик соблазн отправиться немедленно в «Астор», пока мой новый костюм еще не утратил магазинной свежести, и насладиться хорошим ужином за счет Мортона. Однако мне вначале хотелось самому разобраться с вещами и документами, выкупленными у Джерри Данбара, прежде чем делиться информацией с кем-то еще.
Я вновь перебрал содержимое коробки. Кроме уже изученных вещей там была маленькая балерина, видимо, отломанная от музыкальной шкатулки, значок добровольца пожарной бригады, пара обглоданных оловянных солдатиков времен Гражданской войны, в общем, настоящее барахло, которое даже Данбар не смог продать.
Тогда я внимательно стал изучать бумаги. Среди корреспонденции Рэйми, оставленной в пансионе миссис Браунсвик, также не было ничего интересного. Пара писем от Пиппы, присланных из Швейцарии, приглашения на встречу ветеранов дивизии и старая открытка от некоего Майка из округа Юба в Северной Калифорнии.
Письмо от Тины, написанное мужу во время его службы. Я начал читать.
«Дорогой Абрахам,
Ты не представляешь, как я расстроилась, узнав, что ваш корабль опять бомбили пока вы направлялись к новому месту высадки. Я знаю, что ты не хочешь меня волновать, и все время пишешь только о забавных случаях, которые видел на войне, но, дорогой, мы же договорились, что будем говорить друг другу только правду. И ты же знаешь, что я сильная, к тому же я читаю газеты и знаю, какой ад вы переживаете в Тихом океане.
Иногда я думаю о том, что было бы неплохо, если бы тебя несильно ранили и комиссовали, чтобы ты мог воссоединиться со мной и с нашей Пиппой. Прости меня, дорогой, если я пишу тебе, как какая-то дурацкая домохозяйка, которая ставит свои семейные интересы выше наших идеалов, но сейчас я правда так думаю. Хочу, чтобы ты поскорее вернулся.
У нас с Пиппой все хорошо, я немного приболела в начале года, но сейчас уже совсем поправилась. Пиппа – чудесная, она так быстро учится, все схватывает на лету…».
Милые, глупые дети. Обещали не врать другу, а сами только и дело, что врали, думая, что из лучших побуждений. Я не стал дочитывать письмо до конца, решив передать его при случае Пиппе.
Самое интересное – свидетельство о рождении – я оставил напоследок. Записи, сделанные витиеватым подчерком какого-то чиновника, выцвели, но не стерлись. Поэтому было достаточно настольной лампы, чтобы разобрать, что сертификат был выдан на имя Лероя Гранта Свита, родившегося 21 октября 1919 года в семье Уайетта и Белинды Свит (девичья фамилия Харрис) в городе Овассо, округа Талса, штата Оклахома.
Зачем Рэйми хранил чужое свидетельство о рождении? Может, это был документ какого-то его армейского сослуживца или еще какого-то знакомого. Рэйми зачем-то одолжил чужую метрику, а потом пытался ее вернуть, вот только забыл в чемодане жадной домовладелицы. Но зачем было так тщательно прятать документ, да еще и заворачивать в газету. Я присмотрелся – это был всего один листок, не слишком аккуратно оторванный по сгибу, и я чуть было не отбросил его в сторону, если бы не заметил, что газета была оклахомская. Вдруг Рэйми не случайно хранил ее вместе со свидетельством о рождении?
Я стал внимательно изучать текст на обеих сторонах страницы. Это даже не была первая полоса, очевидно первые были посвящены новостям с фронта, потому что газета была датирована декабрем 1943 года – я вспомнил, что в это время мы воевали у островов Гилберта32, которые успешно захватили. Хотя, не знаю, интересно ли было об этом читать жителям Талсы. Судя по всему, в городе вообще ничего интересного в это время не происходило. Не было громкого ограбления, нераскрытого убийства, даже какого-то мало-мальского скандала. Какие-то дрязги городского совета, проблемы фермеров (почему у фермеров всегда проблемы?), благотворительный бал на нужды фронта, пожар на заводе «Роббен Пластикс».
Знакомое имя сразу же привлекло мое внимание. Правда, заметка была совсем маленькой, из нее было трудно что-то извлечь конкретное. В одном из цехов завода вспыхнул пожар. Двое рабочих погибли, несколько пострадали. К счастью, пожар удалось быстро локализовать, всем пострадавшим и их семьям оказана помощь. Завод вскоре восстановит работу в штатном режиме.
Никакого указания имен, ни слова о причине возникновения пожара или каком-либо расследовании. Это меня не удивило. Время было военное, наверняка завод Роббенов в Талсе, если не работал непосредственно на оборонную отрасль, то уж точно был важным экономическим двигателем округа и штата. Удивительно, что газете вообще дали напечатать такую заметку, наверняка она была и единственной. Однако почему-то Рэйми спрятал газету с сообщением о происшествии на заводе Роббенов вместе с чужой метрикой.
Я посмотрел на циферблат – стрелки показывали начало седьмого. Значит, в Талсе было на два часа позже, девятый час. Звонить кому-то туда в такое время уже не имело никакого смысла. К тому же Талса, насколько я себе представлял, был вовсе не захолустным городком из полутора улиц, вряд ли можно было рассчитывать на то, что редактор газеты «Талса Уорлд» является также ее владельцем и бессменным хранителем местных новостей и сплетен на протяжение многих лет, как мне уже повезло в конце прошлого года, когда речь шла об одной заметке из Миннесоты33.
Выход оставался только один – лететь в Оклахому и попытаться самому разузнать все о пожаре на заводе, Лерое Гранте Свите и о том, как с этим связан Абрахам Рэйми.
Я позвонил в аэропорт и узнал, что ближайший самолет в Талсу вылетает только через день, зато в девять вечера есть рейс в Оклахома-Сити, а если взять в аэропорту машину, то я окажусь в Талсе через полтора часа. Получалось с учетом разницы во времени, что я прибуду в город около трех часов ночи. Не самое удобное время, но как раз останется несколько часов, чтобы отдохнуть, принять душ и позавтракать, а потом приступать к расспросам.
Глава 37
Я не из тех, кто может спать в самолете, каким бы долгим ни был перелет. Мой сосед, лысеющий здоровяк в полосатом костюме, сразу после взлета выпил свой стакан виски, потушил сигарету, натянул шляпу на лицо и принялся тихонько похрапывать. Подобным образом поступила большая часть пассажиров полупустого салона – очевидно бизнесменов, отправлявшихся в Оклахому ночным рейсом, чтобы назавтра прямо с утра приступить к делам.