— Вот именно. Но об этом после. Тебя никто не заметил?
— Никто…
Дед Бикмуш успокоился немного и, одевшись, сел напротив Уметбаева, зажег свою неизменную трубку.
— Давай скидывай тужурку, устраивайся поудобнее.
Вот ведь оно как… И тебя довелось повидать. Возмужал, что ли, ты немного?..
Уметбаев улыбнулся.
— Ну, как там партизаны, сынок?
— Кто живой — тот ничего, дед.
— Стало быть, и погибшие есть?
— Война, дедушка, без жертв не бывает.
— Не бывает… А как сам товарищ Костин?
— Жив-здоров.
— Слава богу. Скажи-ка, тот офицер, который к вам присоединился…
— Редько? Храбрый как лев, дедушка. Мы думали, что он только и умеет на солдат покрикивать во время боя… Ан нет!..
— Смотри-ка!..
— Помнишь, говорил, докажу в первом же бою?..
— Ну?
— И доказал. Мы в тот же день, как уехали отсюда, прорвались через фронт белых и присоединились к красному батальону. А наутро уже пошли в бой. Вот в этом самом бою… Ох и лютый!..
— Скажи ты, а?!
— Прямо смотреть страшно. Так и крошит штыком. Крикнет: «За матушку-родину!» — и вперед… Поранило там его. Костин сказывал, что после госпиталя не пустит его в бой. Пусть, говорит, учит нас военному делу, в штабе работает.
— И то верно.
— Ну, а что потом, я уже не знаю. Послал меня командир в дальнюю разведку, в город ваш… А там схватили меня белые. Только я скоро убежал… Во время допроса из окна выпрыгнул.
— Постой, постой! — перебил его дед Бикмуш. — Это не тебя ли мы там видели?..
— Ты через забор перелез и двух казаков убил! Ну конечно, ты! — радостно заявила Ильсеяр.
— Казаков-то я и впрямь убил, — продолжал Уметбаев, — но и они меня подстрелили. Вот, видите…
Юноша показал на правый рукав куртки и поморщился.
— Уж не оторвало ли часом тебе руку?
— Оторвать-то не оторвало… — Уметбаев расстегнул левой рукой пуговицы и показал подвязанную к шее руку.
Все трое примолкли. Ильсеяр с глубоким состраданием смотрела в глаза раненому, а дед Бикмуш, тяжело вздохнув, произнес:
— Эх, сынок…
Уметбаев взглянул на свою неподвижную руку:
— Вот так-то!.. Но все-таки скрылся от них. Спрятался в подвале у одного хорошего человека. Дней десять провалялся там, пока рука особенно болела. А как стала подживать, решил к своим двигаться. Да трудно знать, где они теперь! И пришло мне в голову: давай переберусь к старым друзьям! — Уметбаев ласково подмигнул Ильсеяр. — Там и дождусь своих. Наш батальон должен бы в этом направлении двигаться. Дня через два, смотришь, и придут!..
Юноша осторожно вложил конец рукава в карман шинели. Ильсеяр, словно боясь причинить боль, едва касаясь пальцами, пощупала пустой рукав.
— Очень больно, Джумагул-абы?
— Теперь уже ничего.
Дед Бикмуш и Ильсеяр спрятали Джумагула в пещере под обрывом, где когда-то запирали Актуша. Там он проспал весь день. А вечером, за скромным ужином, молодой партизан рассказал им свою историю.
Юноша башкир Джумагул Уметбаев попал к партизанам совершенно случайно. Сам он был родом из Белебеевского уезда. Последние три зимы он учился в Уфе в техническом училище, а в летние месяцы работал у уфимского богача приказчиком. После революции, когда дела у богачей сильно запутались, Джумагул вернулся в деревню к отцу. Пожил там немного и решил провести лето в Каенсаре у своей замужней сестры. Только все вышло не так, как задумал Джумагул. Светлые воды Белой вдруг неожиданно обагрились кровью трудового люда. У крестьян прибрежных деревень, недавно лишь вздохнувших свободно, вновь захлестнулось дыхание. За бандой, теснившей красные части, замелькали помещичьи цепи, казачьи нагайки. И вот лучшие сыны деревень стали организовываться в партизанские отряды и уходить на помощь Красной Армии. Собрался к партизанам и зять Джумагула. Однажды поделился он с Джумагулом своей тайной. Подумал, поразмыслил джигит и отправился вместе с зятем.
Вначале он казался мягковатым, но потом освоился, стал настоящим, смелым партизаном. В отряде были люди, воевавшие в японской и германской войнах. У них Джумагул научился владеть винтовкой, даже из пулемета научился стрелять и был вне себя от радости, когда узнал, что командир взвода Храбрый просил Костина «уступить» его, Джумагула, пулеметчикам. Но Костину не хотелось расставаться с «врожденным кавалеристом». Джумагул, однако, не переставал изучать пулемет и даже тосковал, когда приходилось расставаться с ним надолго.
Вот и сегодня, сидя в пещере под обрывом, он поделился своими огорчениями с Ильсеяр, которая принесла ему поесть.
— Скучно… Привык я к своему отряду, трудно без него… Эх, будь «максимка» со мной!
— Зачем?
— Все-таки не один был бы.
— А кем он тебе приходится?
— Да не человек он: «максимка» — пулемет.
— Пулемет?
Ильсеяр вдруг вспомнила тот пулемет, который утянул за собой в воду старосту и офицера. Она вскочила и, сказав: «Ты ешь, Джумагул-абы. Я сейчас…» — побежала к деду Бикмушу, который срезал в тальнике прутья для верши.
— Вряд ли, — протянул старик, выслушав Ильсеяр. — Тогда отец твой и Костину про пулемет говорил. А Костин только рукой махнул. Не удастся вытащить его, не удастся.
Однако дед Бикмуш задумался и добавил:
— Большое было бы это богатство нынче. Шибко пригодился бы он партизанам. Да как его, дьявола, вытащишь?
Дед положил прутья, уселся на пожухлую траву и свернул цигарку. Молча и долго курил ее, пока не стало обжигать пальцы. Потом бросил окурок и поднялся:
— Пойдем, посоветуемся с Джумагулом, что он скажет.
— Пойдем скорее, дедушка!
С Уметбаевым долго разговаривать не пришлось. Услыхав о пулемете, он обрадовался, как мальчишка.
— Вы помните то место?
— Тут рядом. Видишь красный бакен? Вот пониже от него аршин двадцать — тридцать будет, не больше…
— Прекрасно, дедушка! Мы найдем его, так ведь, Ильсеяр? — словно за поддержкой обратился к девочке Уметбаев и уже собрался вылезти из своего убежища.
Старик схватил его за руку:
— Ты куда? Нельзя тебе. Ты только посоветуй нам. Мы уж сами.
Глава 13Пулемет упрямится
Однако найти пулемет оказалось не так легко, как предполагал это Джумагул Уметбаев. Когда начали поиски, солнце еще заметно пригревало землю, а сейчас оно уже закатилось. Угасла и вечерняя заря. На небе показалась тонкая доля луны, вокруг нее одна за другой засветились звезды. А пулемет все еще не нашли. Сначала пробовали захватить его бреднем — не удалось. Забрасывали подпуски с крючками — тоже не получилось. Крючки, зацепившись за что-то, обломились, а некоторые разогнулись. Ильсеяр с дедом Бикмушем вернулись домой усталые и завалились спать. Только один Уметбаев, в которого, как шутил дед Бикмуш, «вселился пулеметный бес», не мог уснуть. Словно улитка, выглядывавшая из своей раковины, он лежал, высунувшись до пояса из пещеры, и все думал…
«Что делать?» В его голове рождались десятки мыслей, но ни одна из них не давала ответа на этот вопрос.
Джумагул, приподняв голову, долго смотрел на реку, на дне которой даром пропадал пулемет. Потом, морщась, скрутил здоровой рукой папиросу. Выкурил ее. Скрутил другую, но, не зажигая, швырнул в сердцах на землю. Тем временем к нему подоспел дед Бикмуш. Значит, хватило ему и короткого сна, чтобы передохнуть.
— Погляди, что я нашел. Ежели из него сделать кошку… — Старик показал Джумагулу длинный железный прут с мизинец толщиной.
— Давай попробуем, дед Бикмуш, — сказал Джумагул. — Я все равно без этого пулемета отсюда не уйду.
Время едва перевалило за полночь. Дед Бикмуш затопил печку. На горячих дубовых углях накалил железный прут и с тысячами мучений согнул его. Затем, остудив, обточил напильником выгнутый конец прута. Таким образом у него получилось нечто подобное кошке. После этого дед Бикмуш разбудил Ильсеяр, и они вдвоем, собрав все имеющиеся в хозяйстве арканы, бечеву с лодки и подпуска, сплели их вместе. Один конец этого довольно крепкого каната они привязали к кошке и подвесили грузило. Прикрепив канат другим концом к лодке, старик с внучкой выехали на середину Белой.
Опустив кошку в воду, они долго, почти не переговариваясь, бороздили реку вокруг того места, где мог лежать пулемет. Наконец крюк зацепил что-то. Ильсеяр дернула за канат и, обрадовавшись, стала изо всех сил тянуть его. Но, как ни тянула, сдвинуть с места не могла. Проверив, прочно ли привязан канат к лодке, дед Бикмуш передал Ильсеяр второе весло. Но, сколько ни напрягались они, лодка даже не шелохнулась. Попробовали грести по течению — тоже ничего не вышло. Тогда они повернули лодку к берегу и вдруг почувствовали, что канат сильно натянулся и лодка тронулась, потянув что-то за собой.
— Пошло!
Дед и внучка с облегчением произнесли это слово и налегли на весла.
Лодка двигалась медленно, рывками: то тяжело, то легче, а то и вовсе останавливалась. Лишь на рассвете они добрались до берега. Дед Бикмуш и Ильсеяр быстро соскочили на берег и стали вытягивать свою находку. Боясь, что вместе с пулеметом из воды вылезут и утонувшие офицер со старостой, Ильсеяр тянула канат, повернувшись спиной к Белой.
Вот из воды показалось что-то черное и уперлось одним краем в песок. Ильсеяр осторожно оглянулась.
— А люди где, дедушка? — шепотом спросила она.
На песке не было не только людей, но и пулемета.
То, что старик и девочка вытянули из воды с неимоверными усилиями, оказалось огромной, со множеством растопыренных корней дубовой корягой.
— Тьфу, будь ты проклята!..
Дед Бикмуш отшвырнул канат. Джумагул, который, ликуя, наблюдал из своего убежища за приближением лодки к берегу, тяжело вздохнул и, опустив голову на здоровую руку, задумался.
Дед Бикмуш и Ильсеяр долго сидели на песке, сердито уставившись на свой улов. Но вот старик встал покряхтывая, отряхнулся и, подняв канат, пошел к лодке.
— Коль не можешь — не берись, а взялся — не лечись! Помнишь, так говорил Андрей. Пошли, Ильсеяр!