Ильсеяр догнала деда, шагавшего к будке.
— Дедушка, стреляют-то на этой стороне, — сказала она и, словно испугавшись своего собственного голоса, прижалась к деду Бикмушу и повторила шепотом: — На этой, дедушка.
— Да, Ильсеяр.
— А красные придут и не уйдут уже больше, дедушка?
— Теперь уж нет.
— Тогда они тоже близко совсем подходили, а вот ушли. А зачем они ушли, дедушка?
— Тогда это было тогда, а нынче — это нынче, — заявил дед Бикмуш уверенно. — Давай-ка мы с тобой поднимемся на гору. Оттуда видней.
— Давай, дедушка.
На горе дул слабый, но по-осеннему холодный ветер. Тучи, которые не так давно едва виднелись на горизонте, заволокли половину неба. А здесь над головой еще мерцали звезды. Внизу, на Белой, светились огни бакенов.
Ильсеяр и дед Бикмуш молча смотрели туда, откуда доносились орудийные выстрелы. Вот Ильсеяр, не отрывавшая взгляда от окаймленного лесом дальнего берега, вдруг вскрикнула:
— Дедушка, пароход!
— Где?
— Да вон же, вон, уже до леса доплывает!
— Может, это бакены?
— Да нет же, пароход, дедушка.
Дед Бикмуш долго всматривался в даль и произнес, почесав подбородок:
— Не ошиблись твои глаза, внучка. И впрямь пароход. Похож на скорый, шибко идет очень.
— Дедушка, смотри, сзади еще один показался.
— Еще один?
— Ох, дедушка, вот этот несется так несется!.. А вдруг дядя Костин возвращается со своими, а, дедушка?
— Э, нет… Не Костин. Рассказывал ведь Джумагул, что они пробились к красным. Давеча с пристани на катере приезжали, велели бакены поярче засветить. Стало быть, неспроста. Беляки, значит, удирают. Ну пойдем, спустимся, что ли. Хоть бы скорее пронесло их…
Небо становилось все более черным от надвигавшейся тучи. Тучи заслонили и первые алые проблески зари. Далеко, на самом краю неба, вспыхнула зарница, будто кто-то взмахнул тонким золотым клинком. Внезапно на гору налетел порывистый ветер, пригнул до земли окружавшие одинокую могилу березки. Осыпавшиеся сухие листья шурша покатились под гору.
— О-о… Не к добру это! Быть буре. Ты беги к Джумагулу, а я пойду верши выну.
— Сейчас, дедушка. Ну и торопятся же.
— На свою бы голову торопились!
— Да, дедушка.
— А бакены у тебя не погаснут?
— Что ты, дедушка, нет!
Ветер с воем закружил по склону горы. Березки опять склонили головы к земле. Оторвавшиеся сухие листья взвихрились, завертелись вокруг деревьев, словно не хотели расставаться со своими ветвями. На землю упали крупные капли дождя.
Дед с внучкой, торопя друг друга, начали спускаться с горы.
Внизу Ильсеяр попыталась разыскать на реке пароходы, но, не увидев их, поднялась обратно на несколько шагов.
— Дедушка, а дедушка, — вдруг сказала Ильсеяр. — А хорошо бы, если этот пароход тоже сел на мель. Правда?
— На мель?
— Да.
— А зачем это нам?
— Красные бы догнали его и захватили в плен.
— Вот ты к чему. Погоди, погоди… Ежели он сам не сядет, мы его можем посадить.
— Как?
— Очень просто! Переставим бакены. Вот тебе, как говорится, кума, и подарочек…
— Ой, дедушка, давай так и сделаем!
Ильсеяр прыгнула, радуясь возможному событию. А в голове ее уже кружился рой мыслей о том, как лучше переставить бакены.
— Сказать-то сказал, а получится ли? — вслух подумал дед Бикмуш и, нахлобучив глубже шапку, обхватил Ильсеяр за плечи. — Что же, Ильсеяр, так и быть, в добрый час.
— В добрый час, дедушка. А сами удерем в лес, туда, где партизаны прятались. Там нас век не найдут. Так ведь, дедушка?
— Да, внученька. Теперь иди. В момент слетай предупреди Джумагула. Нет, его не возьмем, только предупредить надо. Смотри не задерживайся. А я за веслами схожу.
Ильсеяр побежала к яме, где сидел Уметбаев.
— Джумагул-абы, пароход! Джумагул-абы! — закричала она на бегу. — Мы его на мель посадим. Жди нас, скоро вернемся!
Уметбаев, который проснулся от канонады или oт того, что ветром сдуло полотнище, прикрывавшее яму, спросонок не мог сообразить, что происходит. Услышав крик Ильсеяр, он выбрался наверх.
— Что там, какой пароход? Погоди, Ильсеяр!
Однако девочка не расслышала его. По тому, как быстро она убежала, Уметбаев понял, что дело у нее срочное.
— Пароход. Как понять — хорошая это весть или плохая?
Уметбаев спустился обратно в яму, погасил фонарь и, вытянув на всякий случай пулемет, подкатил его к краю обрыва, откуда хорошо проглядывалась вся Белая.
В это время Ильсеяр с дедом были уже в лодке.
— Надо торопиться, дедушка. Видел, как летит пароход, не опоздать бы нам, — говорила, волнуясь, Ильсеяр.
Дед Бикмуш еще раз прошептал:
— В добрый час, — и, крепко упершись ногами, начал грести.
— Держи прямо на красный бакен! — сказал он Ильсеяр, сидевшей с гребком на корме.
Девочка направила лодку на бакен, светящийся красным огоньком.
Только лодка не торопилась. Встречный ветер мешал движению, крупные капли все усиливающегося дождя непрестанно били по ней, будто тоже хотели задержать ее. Волны кренили лодку из стороны в сторону, ударяли с носа, с бортов.
— Правильно ли идем? — спросил дед Бикмуш.
— Правильно, правильно, дедушка, — успокоила его Ильсеяр.
Через некоторое время дед Бикмуш опять нетерпеливо спросил:
— Ну как, подъехали, что ли?..
— Нет еще, дедушка.
— И парохода не видать?
— Нет.
— Гм…
— А что, дедушка?
Дед Бикмуш не ответил. И лишь спустя некоторое время пробормотал:
— Хоть бы ветер утих малость…
Но ветер не утихал. Ветер становился все яростнее и яростнее. С каждым порывом ветра злее и выше поднимались волны. Ничуть не стесняясь, они уже забирались в лодку.
Дед Бикмуш греб, широко забирая веслами. Погружая их в воду, он слегка приподымался и после каждого взмаха кряхтел. Ильсеяр понимала, что дед кряхтит от крайней усталости. Ей очень хотелось помочь ему, но нельзя было выпускать гребок из рук, иначе лодка могла опрокинуться. Иногда девочку так и подмывало крикнуть деду: «Скорее же, дедушка! Скорее!» Но старик все равно не мог грести быстрее, и Ильсеяр молчала, боясь напрасно рассердить его.
Вот на какое-то мгновение наступило затишье. Дед Бикмуш раза два сильно взмахнул веслами, и этого оказалось достаточно, чтобы достигнуть цели. Когда снова налетел ветер, Ильсеяр уже крикнула:
— Доехали!
Дед Бикмуш обернулся и, схватившись за бревенчатую раму бакена, проворно снял красный фонарь и поставил его в лодку.
— К белому! — коротко сказал он и опять навалился на весла.
Ильсеяр тотчас повернула лодку — и к белому бакену. Теперь ветер подгонял их сзади, и добраться до бакена было не так трудно. Несколько взмахов — и дед Бикмуш сложил весла, снял белый фонарь и заменил его красным.
— Готово. Пароход сейчас пойдет по эту сторону бакена. Прямо на мель. А нам этого только и надо! — довольный, сказал он и снова взялся за весла.
Лодка качнулась несколько раз на волне вместе с бакеном и скользнула в сторону.
— Держи к берегу.
В голосе деда Ильсеяр услышала такое же радостное, гордое волнение, какое чувствовала в эту минуту сама.
«Вот бы сейчас запеть «Интернационал», как пели заключенные в тюрьме,— подумала она. — И чтобы его подхватили сейчас и дедушка, и Уметбаев, и весь окружающий их мир — ветер, бушующие волны, гулкий лес!..»
На повороте засветился голубой огонек. Это показалась пароходная мачта. Тут же засияли и боковые огни на капитанском мостике.
— Идет! — проговорил дед Бикмуш.
Ильсеяр обернулась и повторила за ним:
— Идет! — Но не успела добавить: «Ой-ой, гонит, ведь это же скорый…» — как на пароходе погасли все огни и его сразу не стало видно, будто он растворился во тьме.
— Почему погасили огни, дедушка?
— Стало быть, наши близко. Боятся, как бы не заприметили и не стали стрелять по ним…
Ильсеяр улыбнулась. Ей так хотелось кинуться на шею дедушке, но нельзя было трогаться с места, и она только воскликнула:
— Эх, дедушка!
По этому возгласу дед Бикмуш понял, что́ переживает, какими чувствами полна сейчас Ильсеяр. И она даже в скупом свете прихваченного с бакена фонаря, мерцавшего сквозь сплошные дождевые нити, разглядела довольную ухмылку деда.
Так они плыли спокойно... Но вдруг лодка сразу отяжелела. Это выскочила просмоленная пакля, которой их соседка Гюльбану заделала днище, и в пробоину забила вода. Дед Бикмуш, первым заметивший беду, закричал:
— Вода! Смотри!
Ильсеяр стремительно протянула ногу и прижала босую пятку к пробоине. Вода почти перестала просачиваться, но лодку, накренившуюся от порывистого движения Ильсеяр, одна за другой захлестнули две волны и до половины наполнили водой. В ту же минуту в зловещем мраке раздался треск, скрежет: пароход на полном ходу наскочил на мель.
Оглянувшись, Ильсеяр увидела, что пароход, словно большой остров, взгромоздился на середине реки.
Казалось, настала минута безудержной радости, ликования. Но надвигавшаяся опасность затмила все. Как ни налегал дед Бикмуш на весла, лодка ничуть не подвигалась к берегу. Мощными волнами ее отбивало к середине реки, уносило вниз по течению. Вот они уже поравнялись с убежищем Уметбаева. Ильсеяр по совету дедушки несколько раз окликнула его. Однако или крик Ильсеяр не дошел до Уметбаева, или ему нельзя было подавать голос, берег ответил им молчанием. А вода в лодке все прибывала. Она добралась до голени Ильсеяр, потом поднялась до скамеек. Дед Бикмуш греб изо всей силы, но лодку несло все дальше и дальше вниз. Встречные бакены, словно плыли они вверх по реке, мгновенно оказывались позади них.
— Мы вовсе не приближаемся к берегу, дедушка.
— Вижу.
— Что же будем делать?
Дед Бикмуш оставил весла и стал снимать казакин.
— Ничего не выйдет, внучка, прыгай в воду! — сказал он и, подождав, пока Ильсеяр прыгнула навстречу вздыбившейся волне, бросился за ней.