Дочь бакенщика — страница 4 из 35

Ильсеяр живо повернулась к нему:

— А ты чьей хочешь победы?

— Ежели бы только от моего хотенья зависело…

— Ну скажи, дедушка… А, дедушка…

— По мне бы — красные.

— И папа говорит — красные.

— И папа, конечно. Вся беднота одного желает.

— Да… А почему дядя Муса и дядя Гайса ходят в белых? Они ведь тоже бедные?

— Их беляки силой забрали.

— Зачем?

— Солдаты им нужны.

— Что же они сами в солдаты не идут?

Дед Бикмуш, словно ища подмоги, оглянулся кругом. И помощь действительно явилась — загудел аэроплан.

Старик схватил внучку за руку и шепнул:

— Скорее под дуб. Как бы не заметил, еще бомбу сбросит.

Они затаились под развесистыми ветвями. Здесь было спокойно, и сверху невозможно было их увидеть. Но дед Бикмуш прикинулся встревоженным. Ему хотелось отвязаться от вопросов внучки. А для Ильсеяр аэроплан над головой уже не был редкостью: она настойчиво ткнула деда в спину и зашептала:

— Дед, а дед, скажи!.. Почему сами в солдаты не пойдут?

— Тише.

— Да не видно им, дедушка, скажи, а?

Дед Бикмуш почесал затылок, поморщился:

— Ну и липучая же ты, внучка.

Ильсеяр сделала вид, что не поняла деда.

— Почему ты не отвечаешь, дедушка? — спросила она, ластясь к нему.

— Уф!..

— Эй, Ильсе-яр!

Ильсеяр повернулась на оклик. И, как будто торопилась увидеть отца после долгой разлуки, перебежала вприпрыжку песчаную полосу и полезла вверх по откосу.

Глава 3Гость

В будке сидел незнакомый старик.

Увидев его, Ильсеяр остановилась у порога. Старик прервал разговор и внимательно посмотрел на нее. Потом повернулся к Мэрдану и, как бы выражая согласие, едва заметно кивнул головой. Мэрдан тоже ответил ему кивком и подошел к окошку. Ильсеяр сразу заметила их молчаливые знаки и поняла, что тут кроется тайна и что неспроста давеча на берегу шептались отец с дедом.

Вот незнакомый старик опять обернулся к Ильсеяр:

— Ну как дела, красавица?

Ильсеяр не ответила.

— Ай-яй-яй, уж не рыба ли тебе язык откусила, когда ты купалась?

Ильсеяр смущенно опустила голову:

— Не откусила.

— Тогда ничего… — улыбнулся старик и, слегка отпустив пояс, вынул из-за пазухи большое румяное яблоко.

— На-ка, умница, возьми. Да иди же, бери, не стесняйся, — протянул он яблоко Ильсеяр.

Ильсеяр взглянула краешком глаза на его руку и, придвинувшись бочком, взяла яблоко.

— Спасибо, дедушка…

Ильсеяр сказала это так тихо, что старик понял ее лишь по движению губ.

— Ну, Ильсеяр… Рыба-то здорово клюет?

«Скажешь — не клюет, на смех поднимет. Скажешь — клюет, будет неправда». Ильсеяр решила лучше промолчать и подошла, вроде как по делу, к столу.

— Теперь понятно. Ей не нравится, что я зашел к вам, потому и не разговаривает… Пожалуй, уйду, — проговорил гость и в самом деле вышел из будки.

Ильсеяр смутилась. Она опустилась на корточки возле отца, который возился со скатертью, собираясь, по деревенскому обычаю, готовить место для чая на полу.

— Папа…

— Да он шутит, дочка. Сейчас вернется…

— А кто он, этот дед?

— Прохожий, дочка. В Каенсар идет. Заблудился и зашел к нам. Вот как выпьем чаю, ты его проводишь до большака, который через лес за избушкой лесника проходит. Только поведешь не по полянке, а по тропке дяди Андрея.

— Что же, он один не сумеет пойти?

— Не сумеет, не здешний он. Первый раз в наших краях.

— A-а… Тогда я его до самого Каенсара доведу, через гору…

— Не надо. Устанешь. Хватит, если проводишь до большака. Оттуда ведь прямая дорога, сам найдет.

— Ладно… — протянула Ильсеяр и, взяв из рук отца хлеб, стала резать его большими ломтями.

Чай вскипел.

Гость возвратился в будку, пошучивая, что он решил остаться, что поживет у них пару месяцев и тогда все станут с ним разговаривать.

Скоро вернулся и дед Бикмуш. Серая кошечка Фатима, которая смирно умывалась на подоконнике, сразу соскочила и, мурлыча, пошла ему навстречу.

— На твою долю и наловил-то всего, — сказал дед Бикмуш, бросив на пол три рыбешки, нанизанные на веревочку.

Рыбки затрепыхались, а Фатима кинулась на них с проворством, присущим лишь кошкам.

— Не клюет, шельма, — проворчал дед Бикмуш, вешая свою белую войлочную шляпу. — Не клюет… Думал — угощу гостя рыбкой. Не вышло. Уж ты не обессудь.

— А мы и так обойдемся, — сказал гость, посыпая солью ломоть хлеба. Потом он налил в блюдце чай и стал шумно тянуть его.

Все молчали, а Ильсеяр следила за каждым движением незнакомца, отца и дедушки.

«Почему это папа сам чаю не пьет, все гостя потчует да то и дело выглядывает из будки? А дедушка-гость что-то уж спешит очень?»

Гость действительно торопился. Он выпил, обжигаясь, еще одну чашку и, вскочив, снял с гвоздя свою котомку.

Отец почему-то не стал удерживать гостя. Даже вроде выпроводил его скорее и сам вышел за ним. Это показалось довольно странным Ильсеяр. Она бы выбежала вслед, да постеснялась чужого человека. Конечно, можно было и у деда порасспросить о нем, но Ильсеяр не успела. Только она раскрыла рот, как Мэрдан с гостем возвратились обратно.

Старик свернул цигарку, затянул покрепче пояс.

— Пора, — сказал он Мэрдану и, выжидающе взглянув на него, спросил: — Значит, Ильсеяр, говоришь, проводит?

— Проводит, проводит… — ответил Мэрдан и ласково провел рукой по головке дочери.

— Проводи дедушку-гостя в лес, доченька, ладно?

— Ладно.

— Иди, обуй лапти, а из лесу — прямо домой, с ягодами там не замешкайся. Запоздаешь.

— Хорошо, папа.

Дед Бикмуш высунул голову из окошка, глянул на солнце:

— Отдохнул бы малость, гость. Рано ты двинулся,— сказал он.

Но тот спешил.

— Пора. Путнику лучше быть в дороге.

— И то верно. Так вы до лесу по раннему холодку доберетесь.

— Это уж как Ильсеяр своих лошадок погонит…

«Занятный дед какой! Откуда же у нас лошадям-то быть?» — подумала Ильсеяр.

Гость надвинул низко на лоб войлочную шляпу и вышел из будки.

— Ладно, прощайте… Пойдем, умница…

— Счастливого пути.

Старик взял Ильсеяр за руку и пошел сначала медленно, потом все быстрее, а когда будка скрылась из глаз, зашагал не по возрасту легко и быстро. А у самого спина сгорблена крючком, борода и волосы седые, даже брови совсем побелели. Пожалуй, он был старее деда Бикмуша, ходил же куда шибче его. Ильсеяр, как отправлялась с дедом, всегда опережала его, даже утомлялась, поджидая в дороге, а тут чуть ли не бегом, и то едва поспевала.

Они шли молча до самого леса. Гость заговорил лишь в лесу, когда Ильсеяр повела его в сторону от тропинки.

— Дорога-то ведь слева осталась, Ильсеяр, — озабоченно сказал он.

— Так мы напрямик выйдем.

— А не заблудимся?

Ильсеяр уже почти освоилась с гостем, поэтому и ответила ему, как привыкла говорить с отцом и дедом Бикмушем.

— Фи, — сказала она.

Это, видимо, означало: «По таким ли еще местам я хаживала, тут я и с завязанными глазами не заблужусь».

Старик так и понял ее и зашагал без колебания за Ильсеяр, пробираясь меж деревьев и разросшихся кустарников. Через некоторое время он спросил:

— Далеко еще?

— Папа сказывал, что одиннадцать верст.

— Он тоже здесь ходит?

— Ага.

— А ты часто сюда приходишь?

— Ага.

— Зачем?

— К дяде Андрею.

— Кто это дядя Андрей?

— Лесник. Лес сторожит.

— И он у вас бывает?

— Ага.

— И не боишься одна по лесу ходить?

— Фи.

В лесу становилось все темнее. Когда они углубились версты на две, мрак сгустился еще больше. Здесь началась такая чащоба, что и пробираться уже было трудно. Ветви деревьев вверху сплелись друг с другом, и свет едва пробивался сквозь заросли. Поэтому путники и не заметили, как набежали тучи. Только выбравшись на поляну у лесного озерка, они увидели, что небо стало почти сплошь свинцовым.

Старик взглянул на тяжелую черную тучу, плывшую низко, чуть не задевая верхушки деревьев.

— Ого-о… — протянул он, — кругом обложило. — И, подумав, что Ильсеяр испугается надвигавшейся грозы, хотел уже сказать ей что-нибудь в успокоение, но девочка весело вскрикнула:

— Ох и здорово будет сейчас! Такой польет дождь!.. Пойдем, дедушка, торопись, — и потянула старика за руку.

Тот удивился.

— Здорово, говоришь, будет?

Налетел ветер, закачались деревья.

— И-и, дедушка, видать, ты не бывал в лесу, когда дождь льет, когда гроза настоящая.

Старик промолчал, а потом коротко ответил:

— Не приходилось.

— А мне приходилось.

— Бывалая, значит, ты девочка.

— Ага.

Так дошли они до срезанного когда-то молнией, обугленного с одного боку могучего дуба. Влево от него вела стежка к дому лесника. Увидев за деревьями избушку, дед спросил:

— Большак вон за той избушкой проходит?

— Да, дедушка, — ответила Ильсеяр и что-то хотела еще добавить, но старик прервал ее.

— Вот и хорошо. Спасибо тебе. Отсюда я и сам дорогу найду. Иди, возвращайся.

Ой… А ведь Ильсеяр еще не узнала ни имени гостя, ни сколько ему лет, ни того, зачем он идет в Каенсар.

И о детях его, о том, как их зовут, не успела расспросить. Ильсеяр собиралась поговорить с ним обо всем, когда грянет гром и польет дождь и они будут вынуждены укрыться под деревом… А тут, как назло, ни грома, ни дождя настоящего, чтобы прятаться.

Старик погладил Ильсеяр по мягким золотистым волосам, дал ей еще одно яблоко и, сказав: «До свиданья, милая», — пошел быстрыми шагами по тропинке влево.

Что-то грустно стало Ильсеяр; жалко было расставаться с этим удивительным дедом. Растерянная, она постояла немного и окликнула его:

— Дедушка! — Ильсеяр сначала хотела сказать, что хочет проводить его еще немного, но замялась и спросила:— Не заблудишься, дедушка?

— Нет, нет… Ты иди, тебе домой пора.