— Я планировал сломать тебе руку в качестве воспитательной меры, — любезно заметил Файон. — Так что не преувеличивай. В дальнейшем ты бы стала послушной, и мы бы продолжали хорошо ладить.
Ясмин все ещё стояла спиной в дерево, а сеть плавала вокруг неё, словно воздушный забор, запирающий ее наедине с мастером Файоном.
— О, наш брак делается все более привлекательным. Пообещайте сломать мне еще и ногу, тогда я точно соглашусь.
Ясмин истерически расхохоталась. Сеть плавала около руки, словно примериваясь, с какой руки начать дрессировку. Сломать девчонке руку, чтобы хорошо с ней ладить — слышала ли она что-то глупее?
Интересно, в тотеме Аквилегии ломали руку самому Файону? Ну, чтобы он согласился дать клятву. Может быть. Всплыла же у него в голове безотказная техника перелома, едва он встретил упрямого оппонента.
— К тому же, — безмятежно продолжил Файон, игнорируя ее хохот, — твои ученики перешли к мастеру Эгиру. Не стоит подозревать меня во всех происходящих с тобой несчастьях.
Он даже не старался казаться искренним. Смотрел на неё все тем же терпеливым взглядом кота, поджидающего маркированную мышь.
Верно. Не узнай Ясмин об этой ловушке, винила бы Эгира во всех несчастьях, а мастер Файон стал бы для неё спасителем. Лучше быть приемным и бесправным цветком чужого тотема, чем жить с заблокированным даром.
Особенно после оружия четвёртого порядка. Это даже не фантомные боль, а боль совершенно реальная, от которой ночами выворачивает внутренности. Именно поэтому в Варде так невысока преступность и нет тюрем. Зачем? Заблокируй дар и выпусти бывшего мастера на свободу, и месяца не пройдёт, как он повесится на собственном поясе. Максимум протянет полгода и умрет от болевого шока.
Если бы Абаль не рассказал ей об этом, Ясмин и дальше продолжала бы быть оставаться милой с Эгиром и мастером Файоном. Посчитала бы произошедшее за очередные козни мастеров, желающих принизить дар Бересклета. Теперь же с виду стандартная ситуация с переходом учеников от мастера к мастеру приобретала характер капкана. Выберешься живой, но с перебитыми ногами.
Осознавать это было невыносимо. Получается, Эгир понимал с самого начала, что обрекает Ясмин на безрадостное существование вне системы. Что либо она униженно станет приемным цветком, отдавая собственных детей на славу чужого тотема, либо умрет в течении месяца, не вынеся мучений. Неужели человеческая жизнь настолько ничтожна в справедливой законопослушной Варде?
— Верно, — усмехнулась Ясмин, ощущая собственный голос чужим и хриплым. — Для мастеров, блюдущих кодекс чести, виновным в моем падении оставался бы мастер Эгир и расчетливый тотем Таволги. А вы явились бы спасителем, тернового венца на вас нет.
— Из терна не плетут венков, милая Ясмин, — с все той же терпеливой улыбкой объяснил мастер Файон.
Это было странно. Ни ее реакция, ни отказ его не расстраивали, словно он по-прежнему владел ситуацией и знал о Ясмин больше, чем она сама.
— Я дам тебе время подумать. Например, до вечера.
Он отпустил ее, и его лицо снова стало добродушной непроницаемой маской. Чистым листом, на котором можно писать любые эмоции. Мастер Файон сделал шаг назад, и ещё один. Сеть сплетать вокруг него как воздушное одеяло, ластясь к рукам, как послушный кот. Ясмин вглядывалась в темноту его фигуры, пока не заболели глаза, а когда моргнула, оказалось, что она уставилась в ствол тонконогого каштана. Мастера Файона не было на поляне.
На негнущихся ногах она бросилась к распростертому на траве Консулу и упала рядом с ним на колени.
— Мастер Белого клинка, — позвала она. — Вы можете говорить?
Спрашивать, жив ли он, было глупо. Он смотрел осмысленно, но едва ли мог двигаться.
— Нужно… врем… время.
Мастер Файон провернул на нем одну из своих техник, как со ней или Абалем. Ничего страшного, но двигаться невозможно. Я повернулась в сторону Низы, но та была уже далеко. Одинокая, согнутая вопросительным знаком фигурка брела в сторону ведомства, не смея оглядываться.
Что ж. Это тоже информация. Как бы мастер Файон не унизил ее, она будет ему верна. Бедная женщина, пойманная на крючок иерархической системы Варды, в которой ты никто без сильного тотема или дара.
На плечо Ясмин опустилась рука, и та дрогнула. Без Абаля она упорно чувствовала себя беззащитной ланью, на которую открыта охота. За спиной стоял незнакомец, замотанный темной вуалью по самые глаза, отдаленно напоминая не то бедуина, не то араба. Она взирала на него снизу вверх, вбирая глазами странности его одеяния и темный нетрактуемый взгляд.
— Мое имя мастер Молнии, и я виновен в том, что вы пострадали.
Мастер Молнии попытался виновато свесить голову, что выглядело немного дико, как если бы гепард пытался изобразить перед ней поклон. Можно сказать, это противоречило его сути. Гордый, не привык склоняться перед другими.
— Вы не виноваты, — тут же прервала его Ясмин, — И я не пострадала.
Тот словно не услышал.
— Когда вернётся мастер Тихой волны, вы вольны выбрать мне наказание.
— Я не пострадала, лучше помогите мне отнести мастера Белого клинка в ближайшую клинику, кажется он не может двигаться.
— Нет, — ещё более холодно отказался бедуин. — Он был нерасторопен и оказался пойман сетью. Через четверть двоечасия очнётся и придёт в клинику сам. А когда вернётся мастер Тихой волны, выберете ему соответствующее наказания.
Ясмин хмуро посмотрел на Консула. Что он заладил со своими наказаниями. Ей нравится мастер Белого клинка, а от сети и Абаль не смог защититься. Она закрыла глаза, медленно копаясь в силе и умениях данного ей дара. Кажется, это возможно. С улыбкой она вытянула руку и на ладони качалась знакомая белая горошина. Ясмин бережно опустила ее перед поверженным мастером Белого клинка, и та, выгнувшись шатром, раскинула над ним светлые лепестки.
Оба Консула уставились на неё в потрясении.
— Это на случай, если мастер Файон вернётся, — неловко пояснила она. — Мой цветок — неплохой щит.
Сказала и вдруг почувствовала огромную радость, пронзившую ее от застылка до пальцев ног. Это — ее цветок, ведь у настоящий Ясмин не было дара пятого порядка. Результат, который принадлежит только ей и никому больше.
Все эти месяцы, она слепо копировала жизнь настоящей Ясмин, словно марионетка на теневой леске, но этот день первый из дней, которые принадлежали только ей одной.
Верн уже не был врагом Ясмин, он стал ее другом. Хрисанф больше не был сообщником Ясмин, его она ощущала братом. Этот цветок — ребёнок ее сердца.
И Абаль… При мысли об Абале сердце дрожало перепуганный арфой. До полудня всего несколько часов, и она увидит его снова.
— Пойдём, — сказала она мастеру Молнии, и улыбалась всю дорогу до ведомства.
— Почему мы сидим по двое и переписываем в акупунктурные карты?!
Вик, конечно, не выдержал первым. После ухода детей Таволги и завуалированного предательства Луна он был на взводе, и Ясмин старательно доводило его до ручки. Пусть взорвется сейчас, в вакуумных условиях и под ее контролем, чем выдаст пламенный спич на зачете.
Вскочил, рассерженный, резкий, жилистый, как молодой пёс. Некрасивый, но неожиданно обаятельный в своей вспыльчивости и идейности. Ясмин только этого и ждала, тут же отложила книгу, за которой пряталась от взвинченных подростков, и взглянула на группу.
— Почему же? — тут же спросила Ясмин у Вика.
Тот непонимающе таращил на неё бурые обиженные глаза. «Это я спросил!», «Отвечай!» — примерно это было написано у него на лице.
— Выйди к кафедре и ответь всей группе, — терпеливо направила она его.
Тот, загребая ногами, выполз к кафедре, и в группе послышались первые смешки, настолько уморительно выглядела его обида на Ясмин. Та выдержала небольшую паузу и спросила:
— Кто поможет Вику с ответом?
В классе тут же затаились, смех стих.
— Потому что это основа, — Вейгел поднялся, словно выражая таким образом уважение к Ясмин. Тонкий, резкий. Настоящий ледяной принц. — Как бы ты ни был силён, если не знаешь акупунктуры, твоя сила будешь течь впустую. Ты растратишь резерв в никуда.
— Верно, — одобрительно кивнула Ясмин. — Из всей группы лишь половина пробудила оружие первого порядка, чем же вы собираетесь сражаться? Фоновой силой, которую даёт даже непроснувшееся оружие. Но эта сила невелика, а резерв мал, и если выпускать силу впустую, то вы умрете в первые минуты боя. Если это будет настоящий бой. Ещё вопросы?
— А почему мы приходим так рано?
Кая. Ясмин и не сомневалась.
— Выходи к нам, Кая, — позвала она добрым голосом, но Кая на удивление весело проскакала через аудиторию, чтобы встать рядом с Виком. — У тебя есть предположения?
Та уставилась на Ясмин веселыми синими глазищами, в которых не то бурлило море, не то стояла летняя ночь.
— У меня есть две версии. Чтобы побольше заниматься или чтобы не сталкиваться с другими мастерами, которые начнут судачить про тотем Таволги. Ну… Расспрашивать там или приставать с соболезнованиями…
Умница, хоть и болтливая. На самом деле, Ясмин хотела выиграть немного времени до официального начала рабочего дня. Прощупать остов свой утлой лодчонки и найти все прорехи. И она нашла.
Прорехи было всего две. Лун и Литола. Лун откровенно не тянул и попал в чёрный список у бывших друзей, а Литола все больше погружалась в депрессию. Чистейшее ПТСР. Ясмин смотреть на неё было больно. Ей же всего четырнадцать. Варда сошла с ума, если позволяет союзы между детьми. С виду помолвка, а на деле рабство без права разорвать контракт. Насколько она знала третьему сыну тотема Крестовника, который брал Литолу в жены, было почти тридцать, и он славился дурным нравом.
Ясмин с улыбкой взглянула на Каю.
— Это верная версия, Кая, можешь вернуться на место.
— Первая или вторая? — вот же неугомонная.
— Обе. Садись. И ты, Вик, тоже иди. А теперь внимание, зачёт в конце следующей недели, и судя по знанию карт, вы сдадите их на крепкий трояк. То есть, на три бала из пяти возможных, а что это значит? — она назидательно подняла палец, прохаживаясь между рядами. — Это значит, что едва втиснитесь в требования комиссии. Поэтому мы поступим следующим образом, мы будем работать в парах, чер