– Пора вернуться! Тебя ищут! – сказал он.
– Ещё минутку! – молила она. – Ещё один миг!
– Пора вернуться! Все гости уже разошлись!
– Ещё одно мгновение! Последнее…
И вот Хельга опять очутилась на террасе, но… все огни и в саду, и в дворцовых покоях были уже потушены, аистов не было, гостей и жениха – тоже; всё словно ветер развеял за эти три кратких мгновения.
Хельгу охватил страх, и она прошла через огромную, пустынную залу в следующую. Там спали чужеземные воины! Она отворила боковую дверь, которая вела в её собственный покой, и вдруг очутилась в саду – всё стало тут по-другому! Край неба алел, занималась заря.
В три минуты, проведённые ею на небе, протекла целая земная ночь!
Тут Хельга увидала аистов, подозвала их к себе, заговорила с ними на их языке, и аист, подняв голову, прислушался и приблизился к ней.
– Ты говоришь по-нашему! – сказал он. – Что тебе надо? Откуда ты, незнакомка?
– Да ведь это же я, Хельга! Ты не узнаёшь меня? Три минуты тому назад я разговаривала с тобой тут, на террасе!
– Ты ошибаешься! – ответил аист. – Ты, верно, видела всё это во сне!
– Нет, нет! – сказала она и стала напоминать ему о замке викинга, о Диком болоте, о полёте сюда…
Аист заморгал глазами и сказал:
– А, это старинная история! Я слышал её ещё от моей прапрапрабабушки! Тут, в Египте, правда, была такая принцесса из Дании, но она исчезла в самый день своей свадьбы много-много лет тому назад! Ты сама можешь прочесть об этом на памятнике, что стоит в саду! Там же высечены лебёдки и аисты, а на вершине памятника стоишь ты сама, изваянная из белого мрамора!
Так оно и было. Хельга увидела памятник, поняла всё и пала на колени.
Взошло солнце, и как прежде с появлением его спадала с Хельги безобразная оболочка жабы и из неё выходила молодая красавица, так теперь из бренной телесной оболочки, очищенной крещением света, вознёсся к небу прекрасный образ, чище, прозрачнее воздуха; солнечный луч вернулся к отцу!
А тело распалось в прах; на том месте, где стояла коленопреклонённая Хельга, лежал теперь увядший лотос.
– Новый конец истории! – сказал аист. – И совсем неожиданный! Но ничего, мне он нравится!
– А что-то скажут о нём детки? – заметила аистиха.
– Да, это, конечно, важнее всего! – сказал аист.
Суп из колбасной палочки
– Ну и пир задали нам вчера во дворце! – сказала одна пожилая мышь другой мыши, которой не довелось побывать на придворном пиршестве. – Я сидела двадцать первой от нашего старого мышиного царя, а это не так уж плохо! И чего только там не подавали к столу! Заплесневелый хлеб, кожу от окорока, сальные свечи, колбасу, – а потом всё начиналось сызнова. Еды было столько, что мы словно два обеда съели! А какое у всех было чудесное настроение, как непринуждённо велась беседа, если бы ты только знала! Обстановка была самая домашняя. Мы сгрызли всё подчистую, кроме колбасных палочек – это на которых колбасу жарят; о них-то и зашла потом речь, и кто-то вдруг вспомнил про суп из колбасной палочки. Оказалось, что слышать-то про этот суп слышали все, а вот попробовать его или тем более сварить самой не приходилось никому. И тогда был предложен замечательный тост за мышь, которая сумеет сварить суп из колбасной палочки, а значит, сможет стать начальницей приюта для бедных. Ну скажи, разве не остроумно придумано? А старый мышиный царь поднялся со своего трона и заявил во всеуслышание, что сделает царицей ту молоденькую мышь, которая сварит самый вкусный суп из колбасной палочки. Срок он назначил – год и один день.
– Ну что ж, срок достаточный, – сказала другая мышь. – Но как же его варить, этот самый суп, а?
Да, как его варить? Об этом спрашивали все мыши, и молодые и старые. Каждая была бы не прочь попасть в царицы, да только ни у кого не было охоты странствовать по белу свету, чтобы разузнать, как готовят этот суп. А без этого не обойтись: сидя дома, рецепта не выдумаешь. Но ведь не всякая мышь может оставить семью и родной уголок; да и житьё на чужбине не слишком сладкое: там не отведаешь сырной корки, не понюхаешь кожи от окорока, иной раз придётся и поголодать, а чего доброго, и в лапы кошке угодишь.
Многие кандидатки в царицы были так встревожены всеми этими соображениями, что предпочли остаться дома, и лишь четыре мыши, молодые и шустрые, но бедные, стали готовиться к отъезду. Каждая избрала себе одну из четырёх сторон света – авось хоть кому-нибудь повезёт, – и каждая запаслась колбасной палочкой, чтобы не забыть по дороге о цели путешествия; к тому же палочка могла заменить дорожный посох.
В начале мая они тронулись в путь и в мае же следующего года вернулись обратно, но не все, а только три; о четвёртой не было ни слуху ни духу, а назначенный срок уже близился.
– В любой бочке мёда всегда найдётся ложка дёгтя, – сказал мышиный царь, но всё-таки велел созвать мышей со всей округи.
Собраться им было приказано в царской кухне; здесь же, отдельно от прочих, стояли рядом три мыши-путешественницы, а на место пропавшей без вести придворные поставили колбасную палочку, обвитую чёрным крепом. Всем присутствующим велели молчать, пока не выскажутся путешественницы и мышиный царь не объявит своего решения.
Ну, а теперь послушаем.
– Когда я отправилась странствовать по белу свету, – начала мышка, – я, как и многие мои сверстницы, воображала, что давно уже разжевала и проглотила всю земную премудрость. Но жизнь показала мне, что я жестоко заблуждалась, и понадобился целый год и один день, чтобы постичь истину. Я отправилась на север и сначала плыла морем на большом корабле. Мне говорили, что коки должны быть изобретательны, однако нашему коку, по-видимому, не было в этом ровно никакой нужды: корабельные трюмы ломились от корейки, солонины и прекрасной заплесневелой муки. Жилось мне восхитительно, ничего не скажешь. Но посудите сами – могла ли я там научиться варить суп из колбасной палочки? Много дней и ночей мы всё плыли и плыли, нас качало и заливало волнами; но в конце концов корабль всё-таки прибыл в далёкий северный порт, и я выбралась на берег.
Ах, как всё это странно: уехать из родного уголка, сесть на корабль, который вскоре становится для тебя родным уголком, и вдруг очутиться за сотни миль от родины, в совершенно незнакомой стране! Меня обступили дремучие леса, еловые и берёзовые, и как ужасно они пахли! Невыносимо! Дикие травы издавали такой пряный запах, что я всё чихала и чихала и думала про колбасу. А огромные лесные озёра! Подойдёшь поближе к воде – она кажется прозрачной, как хрусталь; а отойдёшь подальше – и вот уже она темна, как чернила. В озёрах плавали белые лебеди; они держались на воде так неподвижно, что сначала я приняла их за пену, но потом, увидев, как они летают и ходят, сразу поняла, что это птицы; они ведь из гусиного племени, по походке видно, а от родни своей не отречёшься! И я поспешила отыскать свою собственную родню – лесных и полевых мышей, хотя они, сказать правду, мало что смыслят по части угощения, а я только за этим и поехала-то в чужие края. Когда здесь услышали о том, что из колбасной палочки можно сварить суп – а разговор об этом пошёл по всему лесу, – всем это показалось невозможным, ну а мне-то откуда было знать, что я в ту же ночь буду посвящена в тайну супа из колбасной палочки.
Вот несколько эльфов подошли ко мне, и самый знатный сказал, указывая на мою колбасную палочку: «Это как раз то, что нам нужно. Конец заострён превосходно!»
И чем дольше он смотрел на мой дорожный посох, тем больше восторгался им.
– Я, пожалуй, могу одолжить его вам на время, но не навсегда, – сказала я.
– Ну конечно, не навсегда, только на время! – закричали все, выхватили у меня колбасную палочку и пустились с ней, приплясывая, прямо к тому месту, где зеленел нежный мох; там её и установили. Эльфам, видно, тоже хотелось иметь свой майский шест[9], а моя колбасная палочка так подошла им, как будто её сделали по заказу. Они тут же принялись её наряжать и убрали на славу. Вот это, скажу вам, было зрелище!
Крошечные паучки обвили шест золотыми нитями и украсили развевающимися флагами и прозрачными тканями. Ткань была такая тонкая и при лунном свете сияла такой ослепительной белизной, что у меня в глазах зарябило. Потом эльфы собрали с крыльев бабочек разноцветную пыльцу и посыпали ею белую ткань, и в тот же миг на ней засверкали тысячи цветов и алмазов. Теперь мою колбасную палочку и узнать было нельзя – другого такого майского шеста, наверное, в целом мире не было!
Тут, словно из-под земли, появилась несметная толпа эльфов. На них не было никакой одежды, но мне они казались ещё более красивыми, чем самые нарядные из одетых. Меня тоже пригласили взглянуть на всё это великолепие, но только издали, потому что я слишком велика.
– Да так, как мы это только что делали, – сказал с улыбкой самый знатный эльф. – Ты сама всё видела, но вряд ли даже узнала свою колбасную палочку.
«Ах, вот о чём они говорят», – подумала я и рассказала им всё начистоту: зачем я отправилась путешествовать и чего ждут от меня на родине.
– Ну скажите, – закончила я свой рассказ, – какой будет прок мышиному царю и всему нашему великому государству от того, что я видела все эти чудеса? Ведь не могу же я вытряхнуть их из колбасной палочки и сказать: «Вот палочка, а вот суп!» Таким блюдом не насытишься, разве что после обеда.
Тогда эльф провёл своим крошечным пальчиком по лепесткам голубой фиалки, потом дотронулся до колбасной палочки и сказал:
– Смотри! Я прикасаюсь к ней, а когда ты вернёшься во дворец мышиного царя, прикоснись этим своим дорожным посохом к тёплой царской груди – и тотчас на посохе расцветут фиалки, хотя бы на дворе была самая лютая стужа. Значит, ты вернёшься домой не с пустыми руками. А вот тебе и ещё кое-что».