Я надеюсь, что путь, по которому Вы сейчас пойдете, может послужить Вашему спасению в вечности.
Корри тен Бум
К концу июня Блумендальский дом принял более ста жильцов, изувеченных, покрытых шрамами. Некоторые из них побывали в концентрационных лагерях, другие годами прятались на чердаках и в чуланах, а третьи потеряли всю свою семью во время бомбежек.
В этом убежище каждый гость узнал, что помимо них пострадало бесчисленное множество других людей. Все они нуждались в исцелении. «У каждого была своя обида, которую нужно было простить, – вспоминала Корри, – донесший в гестапо сосед, жестокий охранник, солдат-садист. Как ни странно, людям было труднее всего простить не немцев или японцев, а своих же соотечественников-голландцев, которые перешли на сторону врага».
Эти бывшие коллаборационисты теперь превратились в изгоев. По всей Голландии им брили головы и выставляли напоказ на улицах. Большинство из них изгнали из своих же домов и квартир, они не могли найти работу. Над ними публично смеялись. Корри верила, что эти заблудшие души тоже нуждаются в исцелении, поэтому она попыталась впустить некоторых в дом Блумендал, но гнев, кипевший в тех, кто пострадал, приводил только к спорам и дракам. Корри сменила тактику и организовала приют для предателей в Бейе. Дом, который когда-то был центром подпольного Сопротивления, теперь служил тем самым людям, которые их предали.
Вскоре у Корри появились врачи, психиатры и диетологи, которые вели в доме Блумендал бесплатный прием; она лично организовывала утренние и вечерние богослужения. Гости могли приходить и уходить, когда им заблагорассудится. Многие из них вернулись в норму, занимаясь выращиванием цветов и овощей в саду, как и предсказывала Бетси. Другие выздоравливали, совершая долгие ночные прогулки по саду.
С коллаборационистами в Бейе дело обстояло немного сложнее. Их никто не навещал, они не получали почту. В конце концов жители Блумендаля решили проявить милосердие и прощение в простых добрых жестах по отношению к отверженным. «Те люди, о которых вы говорили, – сказал однажды Корри житель ее приюта, – интересно, не угостить ли их домашней морковью».
Планы Корри осуществились: Блумендал и Бейе превратились в действующие центры исцеления и прощения.
Однажды ночью Корри почувствовала беспокойство. Она, как обычно, скучала по Харлему и Бейе, но было что-то еще, непонятный зов, который она не могла точно определить.
Было уже за полночь, когда она добралась до Бартельйорисстраат. Тускло светили уличные фонари, луна и звезды величественно нависали над городом. Подойдя к Бейе, Корри скользнула руками по входной двери магазина. Часы были единственным делом ее жизни, любая дочь могла бы только мечтать о той глубинной связи, которая объединяла Корри, ее отца и их совместную работу. Теперь в их доме жили другие люди, и Корри было от этого не по себе. Бейе был частью ее самой.
Отца больше нет. Бетси тоже нет. Бейе, как такового, больше нет. Она завернула за угол в боковой переулок – то самое место, где она впускала в дом бесчисленных евреев и беглых голландцев, – и положила руки на холодный камень. Подойдя ближе, прижавшись лицом к стене, она все поняла.
Более пятидесяти лет Бейе служил укрытием, надежным убежищем для нее самой. Но Равенсбрюк научил ее, что этот великолепный дом – со всеми воспоминаниями, связанными с ним, – был всего лишь голограммой; ее истинное убежище было во Христе.
Пока она стояла, прислонившись к камню, зазвонили колокола Гроте Керк, своевременно пролив на ее душу покой, вызвав ностальгию, ведь всю свою жизнь она днем и ночью слышала эту прекрасную музыку. Она направилась к Гроте Маркт и посмотрела на возвышающийся собор и шпиль церкви. Глядя на звезды, она сказала: «Спасибо тебе, Иисус, что я жива».
Как раз в этот момент куранты заиграли классику Мартина Лютера «Могучая крепость – наш Бог», и Корри внезапно осознала, что подпевает не по-голландски, а по-немецки. Бог изящной иронией напомнил ей о своей милости и заботе через немецкий гимн.
В течение последующих недель и месяцев Корри выступала с речами по всей Голландии и в других странах Европы. Центр Блумендал существовал на пожертвования, которые и без того поступали регулярно, но ей не терпелось донести свое послание до как можно большего числа людей.
Осенью 1945 года Корри почувствовала непреодолимое желание продолжить свое служение в Америке. Поездка в Соединенные Штаты казалась неосуществимой мечтой, но однажды она предметно поговорила с турагентом и узнала, что туда отправлялось грузовое судно, буквально на следующей неделе. Она храбро отправилась в путешествие, прибыв в Нью-Йорк с пятьюдесятью долларами в кармане.
Она поселилась при Христианской Молодежной Женской Ассоциации и начала нарабатывать связи. В Америке она никого не знала, но у нее были адреса группы евреев-христиан, которые регулярно встречались в городе. Она связалась с ними, и они пригласили ее выступить. По приезду Корри обнаружила, что большинство из них бежали из Германии, поэтому она заговорила с ними на их родном языке.
Примерно через неделю она отправилась в офис YWCA, чтобы оплатить свой счет. К ее удивлению, клерк сказал, что гостям предоставляется для проживания максимум неделя, Корри придется искать другое жилье. Денег у нее было совсем немного, друзей еще меньше, ситуация сложилась неоднозначная.
Когда она повернулась, чтобы уйти, служащий окликнул ее и отдал ей письмо. Почта? Корри удивилась: никто не знал, где она остановилась.
Она открыла конверт и прочитала: «Я слышала, как вы обращались к еврейской общине, – писала женщина. – Я знаю, что снять комнату в Нью-Йорке практически невозможно. Мой сын сейчас в Европе, так что приглашаю вас пожить в его комнате, пока вы здесь».
В течение следующих нескольких недель Корри встретилась с рядом проповедников и христианских лидеров. Она познакомилась с человеком по имени Ирвинг Харрис, редактором журнала «Евангелист». Он предложил ей записаться на прием к Абрахаму Верейде, видному христианскому лидеру, в Вашингтоне, округ Колумбия. Несколько дней спустя Корри ужинала с Верейде вместе с тремя приглашенными им профессорами, и они задавали ей вопросы в течение всего вечера. На следующее утро Верейде приступил к делу, организовав выступление Корри уже во второй половине того же дня. После этого одна из присутствующих на лекции дам вручила ей чек.
«Корри, нужно продолжать делиться этим вашим сообщением везде, куда бы вы ни пошли». Верейде продолжал знакомить ее с нужными людьми, и вскоре Корри начала получать приглашения выступить по всей стране. В течение нескольких месяцев она произносила речи в церквях, тюрьмах, университетах, школах и клубах. Прошел почти год, прежде чем она снова почувствовала призыв вернуться домой, в Европу. Снова и снова ее мысли возвращались к тому, что Бетси говорила в Равенсбрюке – им нужно начать проповедовать в самой Германии.
«Корри, прочувствуй всю горечь происходящего, – говорила Бетси. – Этот вот концентрационный лагерь, Равенсбрюк, используется для уничтожения многих, многих жизней. По всей Германии есть много других подобных лагерей. После войны они им больше не понадобятся. Я молюсь, чтобы Господь дал нам возможность поработать в одном из них. Мы воспользуемся этим страшным местом, чтобы возрождать людей к жизни».
В свое время Корри категорически отвергла эту идею. Никогда больше она не хотела переступать порог Германии. Но теперь слова Бетси эхом отдавались в ее голове: «Немцы – самые израненные из всех людей на Земле».
Корри подумала о состоянии Германии: земля лежала в руинах и щебне, бесчисленное множество их мужей, отцов и братьев пропали без вести, около девяти миллионов человек остались без крова.
Теперь она готова была переступить их порог.
В Германии она получила множество предложений выступить, однажды ее пригласили поговорить с сотней семей, живущих на заброшенной фабрике. Границы между импровизированными комнатами создавали развешанные простыни и одеяла, но крик ребенка или гневные крики соседей раздавались по всему зданию. Корри не видела ничего вокруг, кроме страдания и отчаяния. Как же она могла помочь этим людям? Теперь у нее была своя жизнь, она путешествовала и выступала с речами в то время, как здешние нужды казались ей такими чужими…
Стало понятно, что, если она хочет оказать действительно значимое влияние на людей, то есть только один способ сделать это.
Ей придется пожить с ними.
Глава 27Возлюби врага своего
И вот Корри переехала на фабрику, исполненная твердого намерения разделить бедственное положение немцев и их ежедневное бремя. В течение нескольких месяцев она дарила им любовь, утешение и заботу, ничего не прося взамен.
Однажды директор благотворительной организации навестил Корри на фабрике. Он сказал, что наслышан о ее работе, и предложил еще одну возможность для осуществления ее особого служения. «Мы нашли подходящее место: бывший концентрационный лагерь, который только что передан правительством в общественное пользование».
Корри была поражена. Еще одно предсказание Бетси сбывалось.
Она отправилась с этим человеком в Дармштадт, полуразрушенный бывший концентрационный лагерь, и прошла между колючей проволокой к серым баракам. До боли знакомое зрелище.
Внутри барака Корри решила, что нужно кардинально поменять обстановку.
«Оконные рамы. Их нужно вставить в каждое окно и выкрасить зеленой краской. Ярко-желто-зеленым, цветом новой жизни, что появляется весной».
Слева: концентрационный лагерь Дармштадт. Справа: Дармштадтский лечебный центр Корри. Обратите внимание на обилие цветов, цветочные ящики на каждом окне
В 1946 году, спустя год после ее собственного заключения в подобном лагере, Корри открыла в Дармштадте рекреационный центр, аналог приюта, в который она превратила дом Блумендаля в Голландии. Дармштадт был значительно больше территориально, он мог вместить сто шестьдесят жителей. Вскоре заведение заработало на полную мощность, и у него даже появился список ожидания. Немецкая лютеранская церковь согласилась помочь с администрированием, а другая благотворительная организация, лютеранское сестринство Марии, помогала в работе с прибывшими женщинами и детьми. Корри продолжала выступать, чтобы собрать деньги для Дармштадта, и вскоре пасторы и проповедники различных церквей начали строить вокруг него свои дома. Теперь у Корри было целых три центра для исцеления страждущих.