В последние дни я начала испытывать к полковнику зачатки симпатии. Мне хотелось узнать его лучше, мне нравилось разговаривать с ним… но теперь… я не знала, что и думать.
В носу засвербило и мне стало очень жалко себя. И стыдно за свой вчерашний страх и за паническое бегство. А потом вспомнилось то, что я увидела ночью у крыльца, и ко всей мешанине чувств добавилось сомнение в собственном душевном здоровье.
Я опасалась, что фон Морунген захочет подняться ко мне и потребовать утреннего осмотра своего бездушного механизма, поэтому все же выскользнула в коридор и черным ходом, через людскую — там было пусто — вышла на улицу. Надо разыскать Курта и попросить, чтобы он отвез меня в Ольденбург.
Отъезд, несомненно, будет иметь неприятные последствия. Полковник дал отцу ссуду на сумму моего вознаграждения за год. Теперь придется вернуть эти деньги и искать иной выход. Отец будет вновь настаивать на браке с Лео. И теперь не отвертеться…
Солнце приятно пригревало, я медленно шла вдоль стены замка. Прежде чем завернуть за угол и выйти к парадному крыльцу, огляделась — пусто. Раз никого нет, можно осмотреть арку, где вчера показалась безголовая тень. Хотелось бы верить, что мне все привиделось. Но то существо было очень… реальным. И очень пугающим. Словно кобольд, что родился прямо из камня стен. Не успев при этом отрастить себе голову. И двигался он не так, как ходят обычные люди.
Неужто я и впрямь видела призрак замка Морунген? Нет, не может такого быть, не верю! Может, заставить Кербера обнюхать это место? Вдруг пес учует след? Приведет меня к логову этой… потусторонней твари? Или в комнату того, кто решил испугать меня в обличье призрака.
Не без опасений я нырнула под арку и подошла вплотную к изваянию, которое держало каменный свод костяными руками.
Скелет как скелет. С медным механическим сердцем. И с головой. Таких полно в замке. То существо не походило на скелет. Но и на человека тоже не походило… и что-то оно держало в руке… или лапе. Что-то длинное…
И тут я увидела предмет, которым вполне мог быть вооружен вчерашний призрак. Лопата! Такой работал садовник Эмиль. Она была аккуратно прислонена к стене за изваянием и выглядела так прозаично, что я нервно засмеялась.
Вот, значит, как. Призраки таскают с собой лопаты. Чтобы копать себе могилы?
Осторожно потрогала отполированную рукоятку: мокрая и холодная. Значит, лопата все же побывала под ночным дождем. Мог ли шутник Эмиль нацепить балахон и разыграть меня? Нет, тень была намного ниже его ростом. И куда, спрашивается, Эмиль дел свою голову?
Надо поговорить с госпожой Шварц. Она хорошо знает местные легенды. Может, слышала что-то и о безголовом привидении, которое развлекается тем, что бродит по ночам по замку и пугает юных девушек.
Все больше недоумевая, я решила отправиться в садик и немного посидеть на скамье среди акаций. Ноги у меня были как ватные. Отдохну, потом пойду искать камердинера.
В садике пели птицы, пахло мокрой травой и розами. Я шла по тропинке, горько вздыхая, потом отвела рукой большую ветку и чуть не уткнулась в спину сидящего на скамье мужчины.
Короткие темные волосы, широкие плечи, черный сюртук. Фон Морунген локтями опирался на колени, голова его была понурена, как у человека, погруженного я тяжкие раздумья. Когда он услышал шорох, повернулся и поднялся. Я тоскливо глянула через плечо — нет, сбегать поздно. Да и не нужно. Что я, заяц — нырять в кусты?
— Госпожа Вайс, — хмуро сказал Железный Полковник. — Удачно, что вы пришли сюда. Давайте поговорим. Я хочу извиниться.
Однако при этом он так насупился, словно собирался устроить разнос.
Под глазами у фон Морунгена были темные круги, на подбородке щетина. Но одет он был безукоризненно. И от него не несло перегаром. Я уловила знакомый аромат гвоздики и лимона. И он не выглядел как человек, терзаемый раскаянием. Сердит, огорчен — не более.
Я враждебно молчала, но уходить не спешила.
— Не желаете со мной разговаривать? — его голос едва заметно дрогнул. Я внутренне порадовалась, когда уловила эти признаки смущения.
— Отчего же, говорите, — сказала я неприязненно.
— Я напугал вас вчера.
— Не то слово.
— И вел себя неподобающим образом.
— Совершенно неподобающим.
— Представляю, что вы подумали.
— Ничего хорошего. Я думала, что вы… хотите… — мой голос охрип, я прокашлялась, вспомнила слова камердинера и мужественно закончила: — Хотели поступить со мной, как пьяный солдат с неуступчивой маркитанткой.
— Что вы несете? — фон Морунген дернулся, как от пощечины. Лицо его стало изумленным и обиженным. Он кивнул на дорожку вглубь садика:
— Давайте пройдемся.
— Не уверена, что для меня безопасно гулять с вами наедине.
— Майя! — разъярился он. — Я ничего бы с вами не сделал. И никогда не сделаю. Слово офицера. Вы все неправильно поняли.
— Ну конечно! Неправильно поняла. Еще скажите, я сама виновата, что вы начали… начали… трогать меня и… вести себя, как пьяный медведь.
— Я просто надел на вас это чертово ожерелье. Да, мне хотелось дотронуться до вас. Ничего удивительного. Вы красивая девушка. Полная жизни. У вас очень нежная кожа… с веснушками. Как капли меда. И пахнете вы медом. Как я признался вам, ваше общество мне приятно. Оно меня согревает. Вчера я просто… несколько преступил границы. Но дальше я бы не зашел, уверяю вас. Я считаю вас другом. Мне очень жаль, что я отпугнул вас … излишней дружелюбностью.
Он проговорил это медленно, холодно, почти с ненавистью, глаза его твердо смотрели в мои. Я всей кожей почувствовала, как ему муторно. Да что там — нам обоим было очень неловко. Я видела, что барон говорил искренне. Но при этом он подбирал какие-то неправильные слова.
Веснушки! Пахну медом! Разве говорят такое девушке, которую считают другом? Любая смутится и насторожится, услышав подобные комплименты!
… однако со стыдом я отметила, что меня тронуло его признание. И было приятно, что он видит во мне красивую девушку, а не просто инструмент собственного благополучия.
И внезапно поверилось, что барона не стоило опасаться вчера и не нужно опасаться впредь.
Нет, он не был безобидным человеком, но в одном отношении я могу быть спокойна. Нежеланные ухаживания с его стороны мне, пожалуй, не грозят.
— Следующий раз, — холодно сказала я, — вам нужно поинтересоваться, приятны ли вашему предполагаемому другу ваши прикосновения. И еще вам не следует пить. Дурная привычка.
Полковник дернул плечом.
— Я не был пьян, — ответил он коротко.
— Тем хуже.
В ответ он промолчал, а когда заговорил снова, его голос стал хриплым и звучала в нем досада, которую он пытался спрятать за ворчливым тоном.
— Обычно я позволяю себе лишь пару бокалов вина. Вчера принял чуть больше. Хотелось забыться. Иногда находит, знаете ли.
Он немного прошел вперед, и я увидела, как напряжены его плечи, а пальцы на сцепленных за спиной руках сжимались и нервно двигались. Железный Полковник был в смятении.
Вчера мне следовало сразу же уйти из библиотеки, как только я застала там его одного. И сейчас мне следовало холодно попрощаться и уйти, собрать вещи и уехать. Но эта прямая спина, эти нервные пальцы, и выражение в его глазах — обычно колючих, но теперь потухших и усталых — почему-то сильно меня задели.
Я обогнала его и положила ладонь ему на плечо.
— Август, — сказала я шепотом. — Что случилось? Что вас так встревожило? Из-за этого вы вчера и сегодня сам не свой?
Он мигом ощетинился и дернул плечом, сбрасывая мою руку.
— Ничего не случилось. Не берите в голову, Майя. Хоть у меня в груди бьется железное сердце, я человек, и у меня тоже бывают приступы хандры.
Наверное, ему было противно и неприятно казаться передо мной размазней, подверженной человеческим слабостям. Но я не отставала: уперлась ладонью в его грудь, заставляя остановиться и посмотреть на себя.
— Август, я не слепая. Поделитесь, что вас гнетет, станет легче. Я же ваш друг — сами сказали.
Его милость выпрямился во весь свой немалый рост — явно в попытке припугнуть, заставить заробеть — и глянул на меня исподлобья.
Та Майя, которой я была неделю назад, которая боялась вызвать недовольство людей, боялась резких слов, растерялась бы и отступила. Но новая Майя не сдавалась. Я спокойно встретила его взгляд и не сдвинулась с места.
— Что вы ко мне пристали! — огрызнулся он. — Да, я поступил вчера как мерзавец и признаю это. Уезжайте теперь, если хотите. Обойдусь без вас. Возвращать деньги от вас не потребую.
Я стиснула зубы. Как же с ним непросто!
— Вижу, в довесок к железному сердцу вам досталось и железное упрямство, — заметила я миролюбиво. — Уверена, вас расстроил князь. Вы не хотите искать жену? Не хотите принимать гостей? Но отказать князю не могли? Или что-то другое? Ваш друг разбудил в вас какие-то неприятные воспоминания?
Август поиграл желваками.
— Невесты тут ни при чем. Что за глупость вы говорите! Да, — продолжил он неохотно, — в другом вы правы. Помните, вчера князь упомянул гибель пятого батальона в лесах под Кармаденном?
— Да, припоминаю.
— Его рассказ меня потряс, — признался барон через силу. — Даже сам не ожидал…
— Вы хорошо знали тех солдат?
— Верно. Они были храбрые, неунывающие, толковые. Шестеро были награждены Серебряной Звездой. Руководил ими лейтенант Морис… мой старый друг. Помню его еще желторотым новобранцем. Отличные были ребята… ни один не вернулся. Ни один из девяносто человек. Половина пропала без вести, истерзанные тела остальных нашли через неделю.
— Что же произошло?
— Батальон совершал рейд по приказу полковника Бройда, честолюбивого дурака. Их заманили в ловушку и перерезали, как свиней. А Бройд даже не провел расследование. Доложил, что вылазка была частью грандиозного плана по захвату Кармаденна и позволила оттянуть вражеские силы. На войне как на войне, и жертва, по его словам, была неизбежна. Будь я там, ничего бы не случилось. Я слежу по газетам за ходом кампании, и вижу, что ведется она безобразно. Столько просчетов, ошибок… столько ненужных смертей.