Но то, что тогда ей казалось гневом, вызванным неспособностью Алана ее понять, на деле было страхом. Внезапным, опустошающим ощущением одиночества, очень похожего на страх ребенка, который боится, что его покинут. Этим, наверное, и объясняется то, как она вела себя тогда – вскочила, наговорила ерунды, убежала.
Ах, если бы можно было вернуться назад и сделать все иначе, прожить тот момент заново. Тот день. И следующий. И еще много-много дней подряд. Дни, когда в их жизни появились сначала Беа, потом Рыж, потом Тип. Теперь все трое растут и потихоньку отдаляются от нее.
Джульетта поднесла к губам стаканчик и опрокинула его. Ничего не вернешь. Время идет в одном направлении. И не останавливается. Даже не замедляется никогда, чтобы дать человеку подумать. Единственный путь назад – память.
В тот день, когда она вернулась в «Лебедь» и они вдоволь нацеловались, и помирились, и уже лежали в обнимку на узкой кровати с такими симпатичными железными спинками, Алан взял ее лицо обеими руками, посмотрел ей прямо в глаза и торжественно поклялся никогда больше не оскорблять ее предложением сидеть дома.
И тогда Джульетта, поцеловав его в самый кончик носа, дала ответное обещание не препятствовать ему, если он когда-нибудь решит торговать обувью.
В пятницу утром Джульетта сразу перечитала свою первую статью из серии «Письма из провинции» и послала ее мистеру Таллискеру по телеграфу. Название было временным – «Женщины на совете войны, или День с Министерством обороны», но она держала пальцы за то, чтобы редактор согласился и оставил его как есть.
Довольная тем, что статья удалась, Джульетта решила устроить перерыв и, оставив Типа играть с солдатиками в саду, прогуляться со старшими детьми до старого амбара в конце поля. Они сделали там какое-то открытие и очень хотели поделиться с ней.
– Смотри! Здесь лодка.
– Так-так, – сказала со смехом Джульетта.
И объяснила детям, что маленькую гребную лодочку, висящую в этом самом амбаре на этих самых стропилах, она видела еще двенадцать лет назад.
– Та самая?
– Скорее всего, да.
Рыж, который уже успел найти лестницу, вскарабкался по ней наверх и теперь висел, зацепившись за лодку одной рукой, в состоянии подозрительного нервного возбуждения.
– Можно мы спустим ее, ма? Скажи «да», пожалуйста!
– Осторожно, Рыж.
– Мы умеем грести, – подхватила Беа. – Да и вообще, река тут совсем мелкая.
Тут же вспомнились Тип, утонувшая девочка, опасность.
– Пожалуйста, мамочка, пожалуйста!
– Рыж, – сказала Джульетта строго. – Ты сейчас свалишься и проведешь остаток лета в гипсе.
Но он ее, разумеется, не услышал и тут же принялся скакать на перекладинах лестницы.
– Слезай уже, Рыж, – сказала Беа, недовольно поморщившись. – Как, по-твоему, мама поднимется посмотреть, если ты занял всю лестницу?
Пока Рыж спускался, Джульетта, стоя на полу, рассматривала лодку. Алан за ее спиной шептал ей прямо в ухо, что, если все время держать их на коротком поводке, ни к чему хорошему это не приведет:
«Будешь над ними так трястись, они превратятся в пугливых хлюпиков, которые от нас ни на шаг! И что мы тогда будем с ними делать? До конца жизни им сопли вытирать? Нет уж, спасибо!»
– Ладно, – сказала Джульетта, подумав, – если мы сможем ее спустить и если в ней не окажется дырок, не вижу, почему бы вам двоим не отнести ее на реку.
В приступе бурной радости Рыж прыгнул на тоненькую Беа и порывисто обнял ее, хотя та отбивалась как могла, а Джульетта тем временем заняла его место на лестнице. Она обнаружила, что лодку удерживала наверху система веревок и блоков; последние, хотя и заржавели от времени, все еще делали свою работу. Она нашла веревку с крюком, который держался за балку, отцепила его и сбросила вниз, на пол, потом спустилась сама и стала тянуть за свободный конец, опуская лодку вниз.
Про себя Джульетта надеялась, что лодка, виденная ею еще двенадцать лет назад, окажется непригодной для плавания; но, хотя внутри было полно паутины и в придачу лежал толстый слой пыли, тщательный осмотр днища показал, что причин для беспокойства нет. Лодка была суха, как лист, ни следа гнили; похоже, кто-то не так давно приложил немало труда, приводя ее в порядок.
Джульетта задумчиво провела пальцем по изгибу лодки от верхнего края борта до киля, когда что-то вдруг привлекло ее внимание. Что-то блеснуло на солнце.
– Ну, ма-а-ма? – Рыж тянул ее за рубашку. – Можно мы уже понесем ее к воде? Ну, мо-ожно?
Блестящий предмет крепко застрял в бороздке между двумя кусками дерева, но Джульетта все же умудрилась выковырять его оттуда.
– Что это? – спросила Беа, привставая на цыпочки, чтобы заглянуть матери через плечо.
– Монета. Старая. Кажется, двухпенсовик.
– Ценная?
– Да нет, вряд ли. – Она потерла монетку пальцем. – Но симпатичная, правда?
– Да какая разница? – Рыж скакал с ноги на ногу. – Можно мы уже спустим ее? Ну ма-а!
Задавив остатки материнской тревоги и отогнав всяческие «а вдруг?», Джульетта объявила лодку годной и сама помогла детям дотащить ее до края поля, откуда смотрела потом, как они, сгибаясь по обе стороны своей неудобной ноши, скрываются с ней вдали.
Тип был еще в саду, когда Джульетта вернулась. Солнечный свет пятнами пробивался через кудрявую крону японского клена, зажигая в мягких прямых волосах ребенка золотые и серебряные прядки. Он опять принес солдатиков и играл в какую-то замысловатую игру, задействовав палочки, камешки, перья и другие занимательные штуковины, разложенные по кругу.
Она заметила, что Тип болтает, как сорока, а подойдя ближе, услышала его смех, тонкий, как звон колокольчика. От него сразу сделался светлее и этот солнечный день, и все их будущее, но тут малыш наклонил голову, и Джульетта поняла: он прислушивается к чему-то, неслышному ей. Ясный день померк для нее, будто тень нашла на солнце.
– Тебе весело, малыш Типпи? – спросила она, подходя и садясь с ним рядом.
Он кивнул, взял одно перо и начал вертеть его пальцами.
Джульетта смахнула с его коленки сухой лист.
– Расскажи мне – я тоже люблю шутки.
– Это была не шутка.
– Нет?
– Это просто Берди.
Джульетта была к этому готова и все равно почувствовала, как у нее холодеет в животе.
Тип добавил:
– Она меня смешит.
Джульетта подавила вздох и сказала:
– Ну что ж, это хорошо, Типпи. Когда живешь среди людей, важно уметь выбирать тех, кто может тебя рассмешить.
– А папочка тоже смешит тебя, мама?
– Еще как. Никто больше так не умеет, ну, только вы трое.
– Берди говорит… – Тут он умолк.
– Что, Типпи? Что она говорит?
Он покачал головой и стал смотреть на камешек, который теперь катал по своей коленке.
Джульетта попробовала зайти с другой стороны.
– Тип, а Берди сейчас с нами?
Кивок.
– Прямо здесь? Сидит на земле?
Еще кивок.
– Какая она?
– У нее длинные волосы.
– Правда?
Он оторвал взгляд от камешка и стал смотреть прямо перед собой:
– Да, они рыжие. И платье тоже длинное.
Джульетта проследила за его взглядом и выпрямила спину, заставив себя улыбаться во весь рот.
– Здравствуй, Берди, – сказала она. – Как приятно наконец познакомиться с тобой. Я Джульетта, мама Типа, и я уже давно хочу сказать тебе спасибо. Типпи говорил мне, что ты сказала ему, чтобы он заботился обо мне, и я хочу, чтобы ты знала: он очень хороший мальчик. Каждый вечер помогает мне убирать после чая посуду, складывает со мной одежду, пока двое других бесятся, словно дикари. Я очень им горжусь.
Маленькая ладошка Типа скользнула в ее ладонь, и Джульетта пожала ее.
«Быть родителем – это же так просто, – услышала она насмешливый голос Алана. – Примерно как с завязанными глазами вести самолет с дыркой в крыле».
Глава 21
В пятницу, в шесть часов вечера, все четверо, одетые с чужого плеча, вышли из дома и зашагали по тропинке к деревне. До места доскреблись относительно быстро: уже в шесть тридцать, всего после пары остановок – сначала у поля, чтобы полюбоваться на большеглазых коров с длинными ресницами, потом для того, чтобы дать Типу подобрать понравившиеся ему камешки, – они пересекли треугольную деревенскую лужайку и встали у дверей «Лебедя».
Миссис Хэммет предупредила их, чтобы они вошли в парадную дверь, как обычно, но повернули не налево, в паб, а направо, в гостиную.
Сама она была уже там, пила коктейль с другой гостьей – высокой женщиной лет пятидесяти, в очках с такой изумительной черепаховой оправой, какой Джульетта не видела никогда в жизни. Они обернулись, когда Джульетта с детьми ввалилась в парадную дверь, и миссис Хэммет воскликнула:
– Всем добро пожаловать! Проходите, я так рада, что вы смогли выбраться.
– Извините, мы опоздали. – Джульетта с улыбкой кивнула на Типа. – По дороге нам попались камешки, очень важные, их нужно было собрать во что бы то ни стало.
Женщина в очках сказала:
– Этот мальчик мне нравится. – Легкий акцент наводил на мысль об Америке.
Дети довольно спокойно выстояли процедуру знакомства и произнесли все положенные фразы, которые Джульетта вбивала в них по пути. Затем она отправила их в холл, заметив там пару глубоких кожаных кресел, – отличное место, где трое голодных отпрысков смогут дождаться ужина, никому не мешая.
– Миссис Райт, – сказала миссис Хэммет, когда Джульетта вернулась, – это доктор Лавгроув. Доктор Лавгроув остановилась у нас, в номере наверху. Для нее это тоже повторный визит в нашу деревню. Сороковой год, наверное, особенный – всем захотелось вернуться именно сейчас!
Доктор Лавгроув протянула руку.
– Очень рада встрече, – сказала она, – и, пожалуйста, зовите меня Адой.
– Спасибо, Ада. А я Джульетта.
– Миссис Хэммет рассказывала, что вы с детьми живете сейчас в Берчвуд-Мэнор?
– Да, в воскресенье приехали.
– Много лет назад там была школа, я в ней училась.