— Он был бы рад нашему браку, — тихо говорит Ричард, поднимаясь на ноги. — Он был бы рад узнать, что мы поженились, несмотря ни на что.
Мгновение я смотрю на него, и вопрос о действительности нашего брака крутится на кончике моего языка. Но я вижу в его лице серьезную печаль, а затем он поворачивается и занимает место среди четырех рыцарей, которые простоят у гроба, пока рассвет не освободит их от бдения.
Изабель приезжает с Джорджем в Фотерингей, и мы стоим с ней бок о бок в красивых темно-синих платьях королевского траурного цвета, пока мимо нас проходят король с королевой и вся их семья. Они провожают гробы на церковное кладбище. Я вижу, как Эдуард целует руку статуи, затем Джордж, потом Ричард следует их примеру. Джордж очень нежен и благочестив в этой сцене, но на него никто не смотрит, все не отрывают глаз от маленьких принцесс. Десятилетняя Елизавета, изысканно красивая, идет впереди; она ведет за руку свою сестру Мэри, а за ними следуют послы всех стран христианского мира, приехавшие почтить главу королевской семьи Йорков.
Эта пышная пантомима изобилует символами и знаками траура. Глядя на царственного Эдуарда и его братьев, на маленького принца, благоговейно замершего перед гробом, на очаровательную Элизабет с дочерями, никто не посмеет задуматься, имеют ли они право оказывать своему предку королевские почести. Я тоже не смогу решить этот вопрос, но думаю, что все они больше похожи на актеров, чем на настоящую королевскую семью. Королева Елизавета так величественна и красива, а ее дочери — особенно принцесса Элизабет — настолько уверены в себе и своей значимости. В ее возрасте я всегда боялась наступить на материнский шлейф, но маленькая принцесса идет, высоко подняв голову, не глядя ни налево ни направо, словно уже чувствует себя будущей королевой.
Я должна бы восхищаться ею — кажется, все вокруг обожают ее — и, возможно, если бы у меня была дочь, я указала бы ей на принцессу и сказала своей маленькой девочке, что она должна учиться самообладанию у кузины. Но сколько бы я ни молилась, девочки у меня так и нет, поэтому я не могу смотреть на принцессу Елизавету без раздражения и считаю ее испорченной и жеманной — не по годам развитой зверушкой, которой лучше бы сидеть в классной, а не выступать, словно в танце, в придворной церемонии, упиваясь всеобщим вниманием.
— Маленькая шлюшка, — тихо говорит мне на ухо сестра, и мне приходится опустить глаза, чтобы скрыть улыбку.
Все придворные церемонии у Эдуарда заканчиваются банкетом и отличным представлением. Ричард сидит рядом с братом, мало пьет, а ест и того меньше, а вокруг в зале и красиво убранных палатках пируют больше тысячи гостей. В течение всего ужина играет музыка и рекой льется хорошее вино, а между сменами блюд поет хор и подают фрукты. Королева Елизавета в короне и синем покрывале на голове сидит по правую руку от своего мужа, словно его первый советник; она смотрит по сторонам с безмятежностью красивой женщины, уверенной в своей безопасности и отсутствии соперниц.
Она ловит мой взгляд и дарит мне ледяную улыбку, которой всегда дает понять нам с Изабель, что даже посреди торжественных похорон своего свекра не забывает, что ее отец умер позорной смертью от руки нашего отца. Мой отец вывел ее отца на городскую площадь в Чепстоу, обвинил его в государственной измене и публично обезглавил без суда и следствия. Его старший сын Джон умер рядом с ним, последнее, что он видел в этой жизни, была окровавленная голова его отца на плахе.
Изабель, сидя рядом со мной, вздрагивает, словно кто-то прошел по ее могиле.
— Ты видишь, как она смотрит на нас, — шепчет она.
— Ах, Иззи, — упрекаю я ее. — Чем она сможет навредить нам теперь? Когда король так сильно любит Джорджа? Когда Ричард в такой чести при дворе? Когда мы стали герцогинями королевского Дома? Наши мужья вместе воевали во Франции и вернулись оттуда добрыми друзьями. Не думаю, что она сильно любит нас, но ничего поделать с нами не может.
— Она может наслать на нас порчу, — тихо говорит Изабель. — Ты сама знаешь, что она умеет вызывать бурю. И каждый раз, когда у моего Эдуарда режется зуб или начинается лихорадка, мне кажется, что она сглазила нас или воткнула булавку в магическую куклу. — ее рука тревожно ощупывает живот под платьем. — Я ношу специально благословленный пояс, — продолжает она. — Джордж получил его от своего астролога. Он должен отвести дурной глаз и защитить меня от нее.
Конечно, мои мысли сразу обращаются к Миддлхэму и моему мальчику, который может упасть с пони, или пораниться на уроке фехтования, простудиться или заразиться лихорадкой, надышаться миазмами или выпить гнилой воды. Я качаю головой, чтобы отогнать страх.
— Я сомневаюсь, что она вообще думает о нас, — твердо говорю я. — Бьюсь об заклад, что она думает только о своей собственной семье, двух драгоценных сыновьях, братьях и сестрах. Мы для нее ничто.
Изабель не соглашается.
— У нее есть шпионы в каждом доме, — возражает она. — Поверь мне, она думает о нас. Одна фрейлина сказала мне, что она каждый день молится, чтобы не оказаться снова в убежище, и чтобы ее муж не потерял свой трон. Она молится за уничтожение своих врагов. И не только молится. За Джорджем следят постоянно и повсюду. Я знаю, что она шпионит за мной в моем собственном доме. Наверняка она подослала кого-нибудь и к тебе.
— Ох, Иззи, ты говоришь совсем как Джордж!
— Потому что он прав, — она в это искренне верит. — Он прав, что не доверяет королю и боится королевы. Вот увидишь. Однажды ты услышишь, что я умерла внезапно и без уважительной причины, и это случится от того, что она пожелала мне зла.
Я прерываю ее.
— Замолчи! — я оглядываюсь на высокий стол.
Королева моет пальцы в золотой чаше с розовой водой и вытирает их льняным полотенцем, которое на коленях протягивает ей слуга. Она не похожа на женщину, которая подсылает шпионов в дома невесток и втыкает булавки в детские изображения. Она выглядит совершенно безобидной.
— Иззи, — мягко говорю я. — Мы боимся ее, потому что помним, как много зла причинил ей наш отец. Его грех лежит бременем на нашей совести, и мы боимся своих жертв. Мы боимся ее, потому что она помнит, как мы собирались украсть у нее трон — мы обе — и мы обе были замужем за мужчинами, которые подняли против нее оружие. Она знает, что и Джордж и мой первый муж хотели убить Эдуарда и заключить ее в башню. Но, когда мы потерпели поражение, она приняла нас. Она не обвинила нас в измене и не бросила в тюрьму. Она никогда не проявляла к нам ничего, кроме уважения.
— Это верно, — отвечает сестра. — Ничего, кроме вежливости. Ни гнева, ни жажды мести, ни доброты, ни тепла, никакого человеческого чувства. Разве она не говорила нам, что никогда не забудет того, что совершил наш отец? Разве ты не помнишь, как ее мать вызвала холодный ветер, который задул все свечи?
— Одну свечу, — поправляю я.
— Разве она говорила тебе, что чувствует ярость? Что никогда не простит нас? Разве она хоть раз говорила с тобой или со мной, как говорят друг с другом женщины?
Я нехотя качаю головой.
— Нет. Ни одного неосторожного слова. Ее злоба хранится глубоко в ее душе, как ледяная глыба. Она смотрит на нас рыбьими глазами, как та самая Мелюзина, эмблема ее Дома, полурыба-полуженщина. Она холодна, как рыба, и я клянусь, что она замышляет мою смерть.
Я качаю головой слуге, который подносит нам новое блюдо.
— Прими его, — с тревогой подсказывает Изабель. — Она прислала нам это с высокого стола. Не отказывайся.
Я зачерпываю ложку соуса.
— Ты не боишься, что оно отравлено? — спрашиваю я, пытаясь посмеяться над нашими страхами.
— Смейся, если хочешь, но одна из придворных дам рассказала мне, что у нее есть секретная шкатулка с эмалью, а в ней клочок бумаги с двумя именами. Эти имена написаны кровью, и она поклялась, что эти люди не будут жить.
— Что за имена? — шепчу я, опуская ложку, мой аппетит исчез. Я больше не могу притворяться, что не верю Изабель и не боюсь королеву. — Какие имена она хранит в тайне?
— Не знаю, — ее голос звучит совсем тихо. — Фрейлина тоже не знает. Она видела только бумагу, но не слова. Что делать, если там наши имена? Что, если там кровью написано «Анна и Изабель»?
Мы с Изабель можем вместе провести неделю в Фотерингее, прежде чем отправиться в Лондон ко двору. Изабель собирается родить ребенка в их лондонском доме Л'Эрбере, и на этот раз я смогу разделить с ней ее затворничество. Ричард не возражает против моего желания остаться с Изабель, если я буду время от времени посещать с ним двор, чтобы сохранить хорошие отношения с королевой и показать, что мы не говорим ни одного дурного слова о королевской семье.
— Как хорошо нам будет снова побыть вместе, — говорит Изабель. — С тобой я чувствую себя лучше.
— Ричард говорит, что я могу остаться только на несколько недель, — предупреждаю я. — Он не желает, чтобы я слишком долго жила под кровом Джорджа. Он говорит, что Джордж снова злословит о короле, и не хочет, чтобы я оказалась под подозрением.
— В чем король может его подозревать? Или это она подозревает?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. Иззи, Джордж открыто грубит ей. И после похорон он стал вести себя еще хуже.
— Потому что именно он должен был организовать похороны отца, но король не доверяет ему, — обиженно отвечает сестра. — Это он должен был сидеть рядом с королем, но его не пригласили. Как думаешь, он не замечает, что им пренебрегают? Ущемляют его каждый день!
— Они поступают так, потому что он стал невыносим, — возражаю я. — И с каждым днем становится все хуже и хуже. Он косится на королеву и шепчется о ней, прикрывая рот рукой, он неуважительно обращается к королю и небрежен с его друзьями.
— Потому что она никого не подпускает к Эдуарду. Рядом с ним всегда либо она, либо ее сыновья Греи, либо Уильям Гастингс. — вспыхивает Изабель. — Король должен держаться своих родных братьев. Правда в том, что хотя он и говорит, что простил Джорджа ради их отца, на самом деле он ничего не прощает и не забывает. А если и забудет на одну минуточку, она обязательно напомнит все-все-все.