В этот миг, когда Каю пятилась к крошечной койке, вся теплая и шелковистая, а снаружи кричали чайки и бились волны, Раффи обнаружил, что ему все равно.
После она уснула. Лежа на боку лицом друг к другу, они свернулись, будто половинки круга, оставив между собой расстояние и соприкасаясь лишь там, где Раффи опустил ладонь на изгиб ее талии. Волосы рассыпались у нее по лбу, колыхнувшись от дыхания. Раффи поднял руку, чтобы убрать их, и Каю шевельнулась лишь с тем, чтобы поудобнее устроить голову на подушке.
Раффи сел, провел ладонью по лицу. Ему полегчало – он действительно давно ни с кем не был – и теперь его разум снова принялся работать, прокручивая ставшие неотступными тревоги. Приятно было отстраниться от всего хотя бы на час. Приятно было отстраниться от всего с ней.
Но долгой передышка быть не могла.
Он немного подождал, готовый к чувству вины и к тому, что лицо Нив проявится на изнанке его век. Ничего не происходило. Ему было тепло и томно, и, да, по-прежнему беспокойно, но он совсем не чувствовал себя виноватым.
Это должно было принести облегчение. Дать ответ на то, была ли их с Нив любовь чем-то большим, нежели дружба. Вместо этого, мучительно ясно ощущая присутствие рядом другой женщины, Раффи опасался, что осознание всего только еще больше усложнит ситуацию.
Она сказала, что это не должно ничего значить. Ему хотелось бы, чтобы не значило.
Каю заворочалась во сне, на ее полных губах заиграла улыбка. Короли, она была такой красивой. Безумно раздражающей, навязчивой и умной настолько, что это вредило ей самой, – но красивой.
Он заглушил яростный стон ладонью.
В углу комнаты лежала сумка. Ее сумка. Из нее, разметавшись по камню, выплескивалась богато расшитая ткань. Раффи встал, собираясь положить наряд обратно внутрь – платье выглядело дорогим, оно могло испортиться, валяясь в этой пыли. Непохоже было, что жрицы много времени тратили на уборку.
И ему нужно было отдалиться от тепла Каю прежде, чем он снова к нему потянется.
Раффи вытащил платье из сумки целиком, чтобы сложить его как следует и убрать назад. Но когда он это сделал, нечто порхнуло обратно на пол. Он нахмурился и подобрал это нечто.
Бумаги. Перевязанные бечевкой. В глаза ему бросилась строка, написанная сверху: Ее Святейшеству, Верховной Жрице.
В ушах у него нарастал грохот сердца.
Раффи не стал тратить время на раздумья о правах Каю и тайне переписки. Он порвал бечевку зубами и сел на пол обнаженным, пробегая глазами послания.
Послания обо всем. И все подписанные Сестрой Окадой Каю, послушницей Ордена Пяти Теней.
Это напоминало боль от вправляемых костей – так мучительно все вставало на свои места, складываясь в единую картину у него в голове. Внезапное прибытие Каю в Валлейду аккурат после того, как страну покинули остальные жрицы. Перехваченное письмо от Кири – только вот на самом деле она его не перехватывала, верно? Оно изначально и было написано ради нее – подходящее средство для того, чтобы втереться к нему в доверие. Чтобы забраться в его постель.
Короли. Боль была жгучей.
– Я не стану их ей отдавать.
Вокруг ее талии стелилось тонкое покрывало. Каю села в кровати, пока он читал, и наверняка наблюдала за ним. Но даже теперь она не выглядела напуганной. Знала, что он не причинит ей вреда.
Проклятые Короли и тени, каким глупцом он оказался.
– Я прибыла сюда лишь для того, чтобы укрыться от отца. – Сейчас, когда она наконец во всем признавалась, слова лились быстро, будто давно ждали этого мига. – И стала жрицей для того, чтобы он не смог вынудить меня вернуться домой. Мне казалось, что Рильт достаточно далеко от материка, чтобы его не касались политические игры, но, когда я приехала, все жрицы уже примкнули к ордену Кири, а сразу после меня появилась и сама Кири, и, едва она узнала, что я вхожу в список тех, кто может наследовать трон Валлейды…
– Она послала тебя шпионить за нами. – Раффи медленно поднялся, сжимая в кулаке ворох записок. – Доносить ей о любых шагах, что мы предприняли ради возвращения Нив.
– Я ни одно из них не отослала. – Каю покачала головой, разметав черные волосы по все еще голым плечам. – Раффи, я не отослала ей ни одного письма. Я перестала писать их в тот день, когда пробралась в твою спальню. Я никогда не хотела всем этим заниматься. Я на твоей стороне.
– Ты единственно и только на своей собственной стороне, Каю. Я не полный идиот.
– Ты его не знаешь. – Ясно было, что Каю на грани паники – так звучал ее голос, так она прижимала покрывало к груди. – Ты не знаешь, насколько он ужасен, Раффи. Я не прожила бы и года. Я должна была сделать хоть что-то.
– И определенно сделала.
Раффи швырнул бумаги на пол, подхватил разбросанную одежду и стал натягивать ее, не проверяя, не вывернуто ли что-нибудь наизнанку. Если он останется здесь, если будет ее слушать, он может ее простить. А он уже совершил достаточно глупостей для одного дня.
– Я хочу помочь тебе, Раффи. Я… – Она запнулась, склонила голову еще ниже – еще надежнее скрыла лицо за потоками черных волос. Заговорив снова, Каю шептала: – Я ничуть не люблю Королей. Я хочу им смерти. Я хочу помочь Нив любым способом, хочу вернуть ее назад. Потому что ты хочешь ее вернуть, и ты заслуживаешь счастья.
Она могла бы вскрыть ему грудную клетку, вырвать живое и бьющееся сердце и выжать его голыми руками. И то было бы менее больно.
– Я не могу… – Раффи не знал, как договорить. Пока она сидела там, обнаженная и облитая светом солнца, идущего к закату за окном, а ее золотистую кожу окутывало белое покрывало, а ее волосы струились черной рекой.
Поэтому он не договорил. Раффи открыл дверь и бесцельно шагнул в коридор, желая лишь оказаться подальше от предательницы, в которую он, возможно, уже начал влюбляться.
Глава тридцать втораяНив
Глупая маленькая королева.
Она с трудом воспринимала свое тело как нечто материальное, и все же дернулась, пытаясь отстраниться от голоса, нападавшего на нее одновременно со всех сторон. От того же голоса, что в пещере Змия предупреждал о лживости Солмира и обо всем ждавшем ее впереди.
Тогда Нив его не послушала. И, вопреки тому, что она сама приняла все решения, приведшие ее сюда, – вопреки тому, что она понимала, куда может идти дорога, на которую она ступила, не дав Рэд вывести себя из Сердцедрева, – ей все равно хотелось свернуться в комок, будто в утробе, и укрыться от голоса Вальхиора и от всего, что он мог означать.
Слишком поздно, Нивира. В череп к ней змеей скользнул смешок, дружелюбный и теплый, и оттого еще более леденящий. Теперь тебе некуда деться.
Она вздрогнула.
Наберись храбрости, Королева Теней. Невыносимо было слышать его задушевность. Игра скоро окончится, так или иначе.
Полученная от Левиафана сила скручивалась и корчилась в ее венах, словно тени обратились щупальцами. Магии было больше, чем когда-либо прежде, больше, чем ушло у нее на то, чтобы открыть Сердцедрево. Так много, что она едва не захлестывала Нив, и та застыла на тонкой грани: можно было и дальше цепляться за себя – за свою душу, – а можно было рухнуть в магию с головой.
Никогда прежде она не чувствовала подобного. Видела, как Солмир держался изо всех сил, когда теневая магия грозила затопить его, но сама никогда не вмещала столько силы, чтобы ей казалось, будто она ускользает, будто нужно вцепляться в саму себя скрюченными пальцами. Даже когда она только очнулась и от испуга вытянула магию напрямик из Тенеземья, та отозвалась лишь болью. А не ощущением, что… что она пропадает. Рассыпается.
Божественность нелегко выносить, проворковал Вальхиор у нее в голове.
– Заткнись, – ответила Нив, не понимая, что говорит вслух, до тех пор, пока на губах у нее не треснула корочка засохшей крови.
Чувствительность возвращалась постепенно. Сначала закололо иглами и булавками в ногах, потом в животе, потом в руках. Нив не размыкала век, выжидая, когда тело снова станет цельным и прекратит расходиться по швам. И понимая, что ей предстоит увидеть. Кости и Королей.
Святилище, затягивавшее богов, чтобы их убить.
Нив глубоко вдохнула. И открыла глаза.
Ее разум смог воспринять обстановку лишь частями. Сначала пол, на котором она лежала, – из гладкого серого камня, образовавшего совершенный круг. Потом стены – из громадных исковерканных костей, изгибающихся так, будто их свернули в пустотелую гору. Вглядевшись, она поняла, что кости эти остались от некоего подобия хвоста; мелкие внизу, они постепенно становились крупнее на пути вверх и были усеяны острыми шипами.
Нив запрокинула голову, следуя взглядом за витками чудовищных костей. Там, на вершине Святилища, словно колокол на вершине башни, завис огромный череп с провалами на месте рептильих глаз; вытянутые челюсти размером с повозку были все еще полны зубами. Костяная морда то ли выражала насмешку – насколько могли что-либо выражать мертвые божества, – то ли застыла в пронзительном вопле.
– Дракон. – Это произнес не Вальхиор и не Кальрес, а некий незнакомый Нив голос. Он прозвучал вслух, а не в ее голове, низкий и грубый, словно шум трущихся друг о друга камней. – Первый павший среди Древних. На вкус его выпитая сила была как дым и жгучее пламя.
Нив медленно отвела взгляд от черепа и посмотрела на Королей во плоти.
Вернее, как выяснилось, в камне.
Поначалу она решила, что ей это кажется. Не было ни теней, ни прекрасных мужчин, в мгновение ока обращавшихся тлеющими трупами – ничто не напоминало проекции, которые посылали Кальрес и Вальхиор во владения Змия. Вместо этого четыре огромных фигуры застыли на четырех огромных тронах. Пятый пустовал.
Сидевшие на тронах были втрое выше Солмира и ничуть не походили на морок, что порождали их тени. Все они были с ног до головы укутаны тонким белым полотном, скрывавшим конечности и лица. На всех были короны, торчавшие сквозь ткань так, что казалось, будто острые осколки растут прямо из невидимых под ней голов. Высеченные из одинакового камня, они были неотличимы друг от друга.