Пока росло Сердцедрево – врата, которые они с Рэд сжали до размера ключей силой равной любви и своей готовностью сделать все ради спасения друг друга, – Вальхиор смеялся, смеялся и смеялся.
Ты сыграла свою роль безупречно, Королева Теней.
Там, где упал ключ, свернулись корни, белый ствол потянулся к разломанному костяному потолку Святилища. В туманном сером небе показалась прореха, за открывшейся дверью мелькнул цветной мир.
Нив схватила руку Солмира и потащила его за собой. Возражал ли он, пытался ли вырваться – она не знала.
Вступая в Древо, она старалась не слышать голос, старалась держаться за себя среди мечущихся теней. Ствол отворился, и тьма внутри его оказалась заполнена мерцающей круговертью, похожей на звездное небо, похожей на место между мирами, на коридор, ведущий из одного в другой.
Когда она шагнула внутрь, Вальхиор прошептал, пропел у нее в костях:
Я же говорил, что мы это приветствуем.
Глава тридцать девятаяРэд
Диколесье стало золотым.
Все началось оттуда, где на окраине леса выросло Сердцедрево, пылая, словно солнце с лучами в форме ветвей: потоки света просочились в прожилки каждого листка, взвились по каждому стволу. Полная противоположность ям, наполненных тенями, – деревья не гнили, а… словно просыпались. Золотое сияние коснулось каждой крупицы лесной магии и обратило ее в свет, так что равнина вокруг стала казаться тусклой и сумрачной.
Рэд тяжело поднялась со снега, прикрывая глаза рукой. Все еще ни следа Нив.
Сердце у нее зачастило, она почти ощутила тяжелый удар ужаса.
– Рэд, – хрипло позвал Эммон.
Он поморщился и сел на земле рядом с ней; к волосам у него прилип снег. Эммон не отводил глаз от ее руки, а потом взял ее в свою со смесью изумления и страха.
Рэд проследила за его взглядом, и сердце у нее застучало еще сильнее. Она уже привыкла к тому, что вены у нее больше не голубые, но сейчас они не были и зелеными – они сияли, будто их все, до последнего сосуда, покрывала позолота. Рэд быстро посмотрела на Эммона, ожидая чего-то похожего; ожидая, что они оба светятся под стать своему лесу.
Но Эммон изменился не так, как она. У него слегка мерцали запястья и костяшки, однако это было несравнимо с сияющими линиями, пронизавшими Рэд.
Пронизанная-Золотом. Все встало на свои места в один момент. Королева Теней, Пронизанная-Золотом. История уже предначертана звездами, роли написаны, и они с Нив их прилежно играют.
То, что Рэд заметила перемены, словно запустило события, и она ощутила, как ее куда-то потянуло – это притяжение родилось глубоко внутри, в том самом месте, где она чувствовала силу Диколесья задолго до того, как заявила на нее права и сделала ее частью себя. Потянуло к Сердцедреву – и лишь присутствие рядом Эммона смягчило эту тягу. Ее влекло в двух направлениях сразу, и она застыла между Волком и Древом, словно у обоих было по половинке ее души.
Эммон посмотрел на нее. Она не видела такого страха в его глазах с того дня, когда пропала Нив.
Остальные тоже выбирались из снега там, куда их забросило Древо, взметнувшееся из-под земли. Каю дрожала, темные волосы промокли от липкого снега. Раффи помог ей встать и обхватил за плечо рукой.
– Нам что-то нужно сделать? – спросила Лира, поднимаясь и отряхивая снег с брюк. Она кинула взгляд на Рэд, потом на Эммона, замечая золотые вены и то, что у Рэд они светятся ярче. – Оно само ничего не делает.
Эммон согнал с лица страх, стиснул челюсти и крепче сжал руки Рэд. Внутри их обоих шелестело и колыхалось Диколесье, взволнованно, но не болезненно. Оно беспокоилось, ждало, предчувствовало.
Но все еще молчало.
Рэд посмотрела на Файфа. Он крепко прижимал ладонь к Знаку, глаза стали отстраненными. По шее у нее побежали мурашки.
Позвоночник заныл, и сплетавшиеся вокруг него корни напомнили ей о том, как Диколесье только зарождалось и растило внутри ее побеги в том подземелье дворца Валлейды. О том, как оно влекло ее прочь от Нив, обратно в свои границы.
Теперь оно влекло ее к Сердцедреву. К сестре, а не от нее.
Эммон же подобной тяги не чувствовал. Она видела это в его глазах; в том, как его взгляд метался между ней и Древом позади нее; в полуоскале его рта. Он чувствовал, что ее тащат прочь, но более ничего. Рэд тянулась к Древу, Эммон тянулся к Рэд. Ее сердце рвалось пополам, как прежде, а две ее семьи неспособны были ее поделить.
Эта магия, которую она вплела в себя, оказалась эгоистичной. Она не желала соседствовать с другими нитями любви, ноющими внутри ее.
Файф мучительно сжал губы. Он перевел взгляд с Рэд на Эммона, словно только что получил приказ и не знал, как его выполнять. Снова потер Знак на предплечье.
В разуме Рэд распустилось нечто вроде понимания – рядом с цветущими ветвями скрытого в ней леса.
Земля снова задрожала, затряслась так сильно, что взметнулся снег, и всем пришлось крепче держаться на ногах, чтобы не упасть. Голоса в деревне поблизости стали громче. Рэд уже готова была увидеть, как ее жители взбираются на холм с факелами и вилами, но, судя по всему, Сердцедрево ограждала та же магия, что не позволила людям увидеть теневую рощу. Диколесье само разбиралось со своими заботами и не желало зрителей.
Внутри у нее уже горела, обвиваясь вокруг костей, солнечно-яркая, сияющая магия леса. Рэд казалось, будто ее наполнили углями, будто, если она откроет рот, из него польется свет. Она не замечала, что приближается к Древу, пока Эммон не поймал ее запястье рукой, не коснулся кожи таким знакомым и родным узором шрамов.
– Рэд… – в его голосе сплелись тревога, страх и усталость. – Постой…
Грохнул новый взрыв, сотряслась земля, у Рэд застучали зубы. Воздух вокруг Древа задрожал, почти видимый из-за мощи удара.
Сердцевина Древа раскрылась, ствол плавно изогнулся, расходясь в стороны и обнажая пустоту. Которую заполнял мерцающий, бесконечный свет, словно прямо на солнце нацелили телескоп. Это было прекрасно и жутко, это резало ей глаза и одновременно тянуло ее все ближе, и свет Древа пел в унисон со светом в ней.
Пустота начала медленно темнеть, словно из глубины, из корней огромного Древа что-то поднималось. Что-то громадное, что-то ужасное.
Но пока необъятная тень возносилась все выше, Рэд могла думать лишь о том, что Нив идет домой.
Тонкое кружево тьмы ползло по Сердцедреву, извивающиеся струйки теней плыли по золотым прожилкам одновременно с тем, как полость в стволе становилась темнее. Но чернота не захватывала золото – вместо этого тьма и свет сплелись вместе, и две противоположности закружились в танце, который разрисовал ствол витиеватыми узорами, повторяющими резьбу на стенах Края. На одно слепящее, словно пронзенное лучом маяка, мгновение Сердцедрево застыло над ними, испещренное черно-золотыми рисунками, ставшее совершенным связующим звеном для Диколесья, Тенеземья и того, что лежало между ними. Рэд тоже казалась себе маяком на краю побережья, горящим ради того, чтобы позвать сестру домой.
Земля под ней дрожала и вздымалась, готовая извергнуть нечто. Тени заполняли пустоту в стволе Древа, вливаясь в него, пока не вытеснили все золото…
А потом с очередным грохотом тьма из середины Древа рванулась наружу.
Рэд отлетела назад, упала на спину, из легких у нее выбило воздух. Диколесье внутри ее тела раскалилось добела – не намеренно обжигая, а лишь моля о движении и с бешеной, безграничной энергией распускаясь цветами вокруг ее сердца и обвиваясь лозой вокруг ее ребер лишь с тем, чтобы все это немедленно увядало и рождалось снова, в нескончаемом круговороте жизни и смерти.
Отражения, изнанки друг друга, ходячие вихри горя и утрат. Она уже теряла Нив, теряла Эммона, а теперь они теряли ее.
Уверенность в этом расцвела в ней вместе с бутонами, и ветвь протянулась под ее лопатками, подтверждая ее правоту. Лес так и не заговорил, но наконец сказал ей то, чего она не хотела слышать, наконец дал ей понять, чем придется заплатить.
Спасая Нив, она так или иначе утратит себя. Возможно, умрет. Возможно, окажется где-то еще, в каком-нибудь странном подобии загробного мира, отлитом для нее лесом, который она сделала своим домом, и магией, пронизавшей ее так же плотно, как корни – почву.
Пока от понимания этого у нее звенело в ушах, Рэд села, посмотрела на Древо.
И не увидела его. Сердцедрево оказалось окутано бурлящей темной стеной. Сперва Рэд подумала, что это теневые твари, которые слепились в пелену, отгородившую Нив от нее, но тени были не черными, а цвета угольно-серого дыма над потушенной свечой, и молчаливыми. Как будто ослабевшими оттого, что кто-то высосал их силу.
Рядом с Рэд присел Эммон, оскалив зубы и глядя на тени сощуренными зелено-янтарными глазами. С рычанием рванулся к стене и тут же был отброшен назад вихрем дыма.
Сама же Рэд чувствовала, что ее туда влечет. Манит.
Лира перевела широко раскрытые глаза с места, где Эммон снова поднимался на ноги, к темной бурлящей стене, заслонившей Древо. Потом бросила взгляд на Рэд, и беспокойство в нем сменилось острой тревогой.
– Рэд…
Та посмотрела вниз на свои руки.
Вены в них разгорались все ярче, светились все сильнее. И в то же время лес за тенями терял свой блеск – сияние выливалось из пропитанных магией деревьев и текло к Рэд. Как будто золотой свет прошелся по чаще, собирая всю блудную магию, и теперь доставлял ее обратно в подобающий сосуд.
Эммон посмотрел на лес, потом на нее, стискивая зубы и сжимая руки в кулаки. И попытался встать между Рэд и Диколесьем, словно защищая ее от него в последний раз.
Но было уже поздно.
– Оно тебя не заберет. – Его шепот казался эхом прошлого, отголосками уже завершенной битвы, вновь вставшей у их порога. – Мы все это делали не для того, чтобы хренов лес просто забрал тебя, Рэд.
Но она чувствовала, как понимание того, что оно точно заберет ее, гудит у нее меж костей, во всех местах, куда проникало Диколесье, делая ее чем-то иным – не совсем божеством, не совсем монстром, не совсем человеком. Рэд еще ни разу не чувствовала тяжести вероятного бессмертия, как, она знала, случалось с Эммоном. Она сочла, что это придет со временем, что бесчисленные годы лягут на нее так же, как легли на ее Волка, пока они будут рука об руку шагать во чрево бесконечности.