Эммон не ответил, полностью погрузившись в ту ужасную историю, которую рассказывал.
– А потом он умер, – так, словно даже сейчас, столетия спустя, эта концовка оказалась для него полной неожиданностью, произнес он. – Он умер, и в тот же миг границы рухнули. Мертвая рука разжалась. Теневые твари вырвались наружу. Потом все было по наитию. Я вспорол себе руку, прижал ее к земле. И Диколесье… воскресло, я думаю. Вросло в меня. Это было больно. – При этом воспоминании он обхватил себя руками. – Я вот все время думаю… отцу было так же больно, как и мне? Так и не знаю до сих пор. Он теперь под ним, а я все еще здесь, – шепотом закончил Эммон.
Они стояли там, мужчина и женщина на краю тьмы, оглушенные тяжестью этой ужасной истории.
– Тогда я стал Волком, – тихо сказал Эммон. – И был один, пока не пришли Файф и Лира.
Рэд не знала, что сказать. Эта история определила всю ее жизнь – а он был одним из ее участников, ему тоже пришлось существовать в тени происходящего и среди тех кровавых теней, что история оставила, когда закончилась. Рэд хотелось утешить его; но все в его позе говорило о том, что он не хочет быть утешен.
– Лес был в таком плохом состоянии, что даже появление нового Волка не закрыло все разрывы, – ровным голосом продолжал Эммон. Он изгнал из себя все чувства – или, наоборот, запрятал далеко вглубь. – К тому же оставались те теневые твари, которые вырвались наружу в тот момент, когда Диколесье было мертво.
Последний кусочек мозаики встал на место.
– И тогда пришла Кальденора, – сказала Рэд. – И Диколесье высосало ее досуха, чтобы исцелить себя, насколько это было возможно.
Не хорошее, не плохое. Но голодное. И в отчаянии.
Краткий вздох был ей ответом.
– Ничто и никогда здесь не заканчивалось хорошо, Рэд.
Он повел плечом, сбрасывая ее руку, и двинулся к Диколесью. Пальцы Рэд сомкнулись в пустоте, где он только что был. Эммон уже шагал между деревьями.
Один. Исполненный решимости всегда оставаться в одиночестве, даже когда она была рядом.
Рэд последовала за ним и вошла в лес – пересечение границы отозвалось легким покалыванием по всему телу. Они молча шли сквозь туман.
Внезапно из сумрака появилась рука Эммона и вцепилась в ее. Рэд почти удивленно хмыкнула. Она поскользнулась на листьях и тут увидела, из чего он ее вытащил. Идеально круглый участок земли, пораженной теневой гнилью, был почти не различим в полумраке. Как будто кто-то пролил черную краску на холст, которым был лес. Но в центре этой бреши дерева не было.
Страж-древо уже пропало. Перед ними была дыра в Тенеземье.
Губы Эммона сжались. Рука на ее локте задрожала.
Магия защекотала пальцы Рэд. Она была готова применить ее.
– Что будем делать?
Эммон покачал головой:
– Я тебе уже говорил. Ты ничего тут не можешь сделать, Рэд.
– Что-то можно сделать всегда. Не думаешь же ты, что я буду просто стоять и смотреть? Вот как ты решил?
Он застыл, и его молчание и поза сами по себе были ответом.
Рэд вытащила кинжал. Эммон молниеносно перехватил ее руку – он держал ее за локоть, но сейчас вцепился в запястье, дернул к себе так, что Рэд почти уткнулась носом ему в грудь. Она не стала вырываться, но и кинжал не выпустила – его зажало между ними, на уровне груди.
– Нет, – почти прорычал он. – Не твоя.
– Но один раз это уже…
– И Диколесье чуть не поглотило тебя, – резко ответил Эммон. Янтарные глаза его полыхали, белки наливались зеленью. – Я не позволю этому случиться снова.
– Значит, я просто должна позволить тебе истечь кровью? Дать Диколесью сожрать тебя, когда у тебя уже не останется крови поливать его ею?
Их переплетенные руки задрожали, и Рэд не знала, кто из них является причиной этой дрожи.
– Если это то, что ему нужно, – да.
Звук был тихим. Если бы после заявления Эммона между ними не повисла тишина, они бы его и не услышали. Тонкий скрежет, словно бы рядом рвали железо. От неожиданности Рэд клацнула зубами. Странный зуд распространялся по ее телу от пальцев ног, пробирая до костей.
Эммон побледнел. Не выпуская руки Рэд, он взялся за свой кинжал второй рукой. Не сводя глаз с отравленной теневой гнилью земли, осторожно, как олень, знающий, что охотник его видит, попятился.
Звук раздался снова – на этот раз громче. Поверхность ямы зашевелилась – что-то двигалось под ней. Глаза Эммона расширились.
– Рэд, – почти шепотом произнес он. – Беги.
Но она не успела даже шевельнуться. Яма взорвалась. Тьма устремилась вверх, сгущаясь, застывая на ходу. Это была не та наспех слепленная из костей и теней грубая подделка, с которой Рэд уже довелось столкнуться в самый свой первый день в Диколесье. У этой твари было тело, противоестественное и ужасное – червь, слепленный из липкой гнили и покрытый черной чешуей. В распахнутую пасть этой твари Эммон вошел бы не нагибаясь. Пасть была усеяна рядами острых зубов, как у падальщика. Существо покачивалось из стороны в сторону, воздвигаясь все выше и выше. Оно хлопало челюстями, и скрежет рвущегося металла возносился к сумеречному небу.
Толчок, с которым тварь вырвалась на свободу, отбросил Рэд назад. От удара о землю у нее потемнело в глазах. Девушка окончательно пришла в себя только в тот момент, когда почувствовала, что Эммон вырывает кинжал из ее руки. То ли сам собирался его применить, то ли хотел не дать ей сделать это.
– Беги!
Эммон вскочил, оскалился и загородил Рэд собой, оказавшись лицом к лицу с тварью, вырвавшейся из разрыва. Для теневой твари это существо было слишком материально – очевидно, то было одно из чудовищ, загнанных в Тенеземье.
Теперь оно казалось еще выше, как будто продолжало вытягивать свое тело из дыры. Эммон, сжимая оба кинжала в одной руке, ударил ими по ладони другой, сделав два надреза поперек испачканной грязью линии жизни.
– Рэд, уходи!
Рэд, не вставая, начала отползать, отпихиваясь каблуками от корней и камней. Крик застрял в ее горле. Она не могла отвести глаз от Эммона. Сила клубилась в ее груди, распускаясь, выбрасывая усики во все стороны, как плеть вьюнка, жесткая, твердая – почти оружие.
Эммон ударил порезанной рукой по отравленной тенями почве. Клацнули острые зубы монстра, Волк отпихнул его пасть раненой рукой – жестом почти отчаяния. Брызги крови полетели во все стороны. Там, где они падали на землю, почва на мгновение светлела, но это было словно дождь, падающий на горящий дом, – слишком мало, слишком слабо. Существо взревело.
Рэд поднялась на ноги. В волосах ее запутались ветки. Она стиснула зубы. Грудь ее горела, сердце стучало как бешеное, но не от страха, больше нет – ее кровь по жилам гнала ярость. Ярость, которую она испытала, увидев, что Эммон снова истекает кровью – что ему снова приходится это делать.
Магия осколка Диколесья поползла по ее венам, как плети вьюнка. Рэд действовала инстинктивно, не думая. Рэд вытянула руки, растопырив пальцы, согнув их, словно когти, – и Диколесье, ставшее с ней единым целым, сделало то же самое. Рэд зарычала. Вкус земли наполнил ее рот. Вены ее засияли зеленью. Она втянула в себя всю магию, какую только могла пропустить через себя тонкая нить ее связи с лесом.
Она приказал лесу наброситься, и он это сделал.
Плети вьюнка обвили огромное тело твари по всей длине, стиснули так, что чешуя – да и само существо – начала лопаться, рваться на части. Тварь завопила, звук рвущегося металла стал оглушительным. Существо металось из стороны в сторону, все сильнее запутываясь в устремившихся к нему ветвях, насаживая себя на шипы – те стали длинными и острыми, как лезвие меча. А потом с громоподобным звуком рухнуло на землю, разлетевшись на куски. Вонь разложения окатила Рэд. Те ошметки плоти, которые упали на отравленную тенями землю, медленно утонули в ней. Те, что оказались за пределами круга теневой гнили, лишившись целостности, начали немедленно разлагаться – разлагалось и огромное тело, разъедая само себя как кислота, превращаясь в кучу гноя. Еще один крик, еще один – последний – удар мощным телом вслепую, и чудовище исчезло.
Рэд медленно выпрямила пальцы. И следом за ней Диколесье убрало в ножны свое оружие – огромные шипы стремительно усыхали, ветви втягивались обратно, плети вьюнка заскользили по подстилке, скрываясь под кустами. Лес вернулся к своему обычному состоянию и затих.
На земле по-прежнему зиял черный круг – пораженный теневой гнилью участок, – но под ним ничего не шевелилось. На краю него стоял на коленях Эммон. Глаза его были широко распахнуты. Он посмотрел на Рэд, поднялся и двинулся к ней так, словно она была магнитом, а он – железом.
Рэд не чувствовала ни рук ни ног. Она хотела двинуться навстречу Эммону, такому теплому, но взяла себя в руки.
– Что это было? – спросила она.
– Я велел тебе бежать. – Эммон поднял было окровавленную руку, словно хотел прикоснуться к Рэд, и безвольно опустил ее. – Ты не знаешь, что могло случиться, ты могла…
Рэд схватила его порезанную руку, прижала к себе и потянула Эммона за ней.
– Оставить тебя в покое? Ты все время просишь меня сделать это. Но я тебя не оставлю, Эммон.
Он не сводил глаз с ее губ. Он протянул руку, желая коснуться ее щеки. Но вразрез с этим явным желанием, которое выражал всем телом, произнес:
– Это для твоего же блага.
– Я не оставлю тебя, – снова пробормотала она.
Они стояли так близко друг другу, что Рэд почти не пришлось двигаться вперед, чтобы прижаться своими губами к его.
На миг они оба застыли, от неожиданности как громом пораженные, а затем бросились друг на друга, как вырывается из легких давно затаенный вздох, как обрушивается со склона холма вода.
Одной рукой Эммон сжимал ее бедро, второй гладил основание шеи. Рэд прихватила его нижнюю губу зубами весьма собственническим жестом. Он тихо застонал, обхватил за талию и плотно прижал к себе. Рэд запустила пальцы в его волосы, пряди выбились из хвостика и обвили ее запястья. Когда пальцы Рэд коснулись кожи под волосами, у него перехватило дыхание.