Рэд молча смотрела на них. Файф однажды сказал, что их отношения довольно сложны. Но было ясно, что они оба на свой лад любят друг друга. Просто любят.
Грудь Рэд сдавило.
В руках у Файфа был холщовый мешок, вроде того, что Рэд с Эммоном вчера принесли от Ашейлы. Одна из завязок ослабла, и из мешка торчало что-то алое. Заметив девушку, Лира поспешно упихала вещь обратно в сумку.
– Рэд!
Та приветственно улыбнулась, потерла глаза, надеясь, что тусклое освещение скроет следы слез на ее лице.
– Ходили на Край?
– Забирали остатки припасов.
Лира развязала свою сумку, вытащила оттуда бутылку вина и помахала ею.
– Вальдрек утверждает, что это – неразбавленное. Я склонна ему верить, поскольку вы с Эммоном спасли его зятя.
Последние слова Лира произнесла небрежно, но на ее тонком лице промелькнуло любопытство. Она посмотрела на Рэд так, будто видела все, что та пыталась скрыть за фальшивой улыбкой и торопливо вытертыми глазами.
Рэд отвела взгляд.
– А в другой сумке что?
Файф и Лира обменялись взглядами – и мнениями – и пришли к какому-то соглашению.
– Ну, его же здесь нет, чтобы отдать это ей, – в конце концов произнес Файф.
Он протянул мешок Рэд:
– Твой плащ.
Их поведение казалось странным, потому что это действительно оказался ее плащ – тщательно залатанный. Но у Рэд не было сил, чтобы размышлять об этом. Она взяла сумку и, не проверяя содержимое, перекинула через плечо.
– Спасибо.
Еще один молчаливый обмен мнениями. Файф двинулся к столовой, осведомившись на ходу:
– Эммон здесь?
– Да найдем мы его. Он, наверное, опять переводил, пока у него глаза слипаться не начали.
Лира подбадривающее посмотрела на Рэд – «ты всегда можешь поговорить со мной, если захочешь», – а вслух произнесла:
– Если хочешь, пойдем с нами. Я заставлю Файфа заварить нам чаю.
Рэд изобразила на лице подобие улыбки и покачала головой:
– Но все равно спасибо.
Теперь она заметила грязь и кровь на брюках Лиры. Лезвие меча выглядело так, словно его только что наспех вытерли.
– Столкнулись с чем-то в лесу?
– Да, с парочкой теневых тварей. – Лира хотела браво фыркнуть, но получилось не очень. – Хорошо, что Файф оказался поблизости. Он заметил одну из них раньше меня. Сумел бросить в нее пузырек с кровью, прежде чем тварь успела слепить себе тело.
– Я и не знала, что Файф тоже ходит патрулировать.
– А он не патрулировать ходил, я так думаю. – Лира пожала плечами, и в ее темных глазах промелькнула тень грусти. – Он просто проверял, не появились ли на границе слабые места.
Как и жители деревни, пытающиеся прорваться с Края через лес. Так много людей, угодивших в сети Диколесья, так много людей, страстно желающих вырваться из них.
Рэд вспомнила первый разговор, который услышала благодаря зеркалу, – о смерти Айлы. Она прикусила губу. Тогда Эммон сказал, что она может покинуть лес когда захочет. Для него, Файфа и Лиры, накрепко привязанных к Диколесью, единственным вариантом покинуть его оставались только слабые места на границе.
– И они там действительно есть?
Лира переступила с ноги на ногу, пузырьки с кровью у нее в сумке звякнули.
– Честно? Я так не думаю. Не на границе с Валлейдой и не такие большие, чтобы мы смогли пройти. За эту границу Диколесье держится просто зубами.
После паузы она добавила:
– Я не думаю, что Файф действительно верит, что найдет слабое место. Но, понимаешь, надежда… это как сапог не по размеру. Носить – больно, а босиком – еще больнее.
Рэд ее прекрасно понимала. Она знала, что такое надежда. То, что сжигает изнутри. Запах волос Нив, узор, в который складывались шрамы на тыльной стороне рук Эммона…
– А ты хотела бы найти слабое место на границе, если оно там есть? Тогда ты покинешь лес?
Вопрос казался простым, но это была обманчивая простота.
Лира вздохнула, взмахнув длинными ресницами.
– Я не знаю. Внешний мир… я так давно не бывала там. Наверняка там все изменилось. Да и кто знает, что произойдет с нами, если мы покинем лес, и я… Просто не знаю. – Она потерла предплечье. – Знак удерживает нас привязанными к лесу, а не барьер на границе. Даже если мы найдем слабое место, то, скорее всего, не сможем пройти сквозь него. А если лес отпустит нас… – Лира опустила руку. – Если Файф уйдет, то и я тоже. Мы будем держаться вместе, он и я.
У Рэд снова сдавило грудь – на этот раз так сильно, что ей стало почти нечем дышать. Она слабо улыбнулась Лире.
– Приглашение на чай все еще в силе, – сказала та. – Только намекни, и я заставлю Файфа вдобавок испечь что-нибудь.
Рэд почти искренне улыбнулась ей и стала подниматься по лестнице, таща на плече сумку со своим заплатанным плащом. Голоса Лиры и Файфа слились в неразборчивое бормотание и стихли.
Рэд со вздохом села на неприбранную кровать, поставила сумку рядом и спрятала лицо в ладонях.
Она должна уйти. Таков был план, не так ли? Вернуться в Валлейду, остановить Нив, сделать все то немногое, что она могла, чтобы Диколесье оставалось сильным. Но тем не менее идея покинуть Эммона казалась неправильной. Рэд могла испытывать обиду, гнев, грусть, смущение – и много других чувств, которые не могла даже определить, – но оставлять его было неправильно. Одна мысль об этом отзывалась острой болью в груди. Не только из-за чувств, которые она к нему испытывала. Их магия, их связь друг с другом и с лесом. Рэд была предназначена для Диколесья, и при мысли о том, чтобы покинуть его, она испытывала почти физическую боль.
Эммон не будет никого удерживать. Она знала это. Если она вернется в Валлейду и останется там, если Лира и Файф смогут найти слабое место на границе Диколесья и выскользнут наружу, Эммон им еще и припасов на дорогу соберет. Он отошлет всех прочь, а сам иссохнет в борьбе с тенями.
Он был твердо намерен страдать один.
Рэд покачала головой и распустила завязки на мешке, который дал ей Файф. На алом засияло золотое. Рэд нахмурилась и вытащила починенный плащ из сумы. У нее перехватило дыхание.
Ее плащ был не только починен. Он был переделан.
Лес заполонил плащ, лес во всем богатстве своих обличий протянулся по алой ткани от плеча до плеча. На левом золотой нитью были вышиты летние, пышные деревья; осенние деревья, теряющие листья, и голые зимние деревья расположились в центре, а правое плечо покрывали изображения весенних деревьев, на которых бурно распускалась листва. Деревья были изображены полностью, от макушек до корней, которые замысловато сплетались и уже на самом подоле плаща становились фигурой волка в прыжке.
Рэд зажала рот руками. Свадебный плащ.
Такова была древняя свадебная традиция Валлейды. Рэд никогда не думала, что ей удастся стать частью и этого ритуала. Невеста надевала плащ, на котором были вышиты изображения земель и владений ее нового супруга, как символ нового дома, который они создадут вместе. Как правило, свадебные плащи были белыми и расшивались серебром. Но ее свадебный плащ оказался алым, расшитым золотом – это было не только дорого, но и крайне редко встречалось.
Символ Рэд как жертвы превратился в нечто иное – символ новой жизни, которую она создала для себя. Будущее, сшитое из обрывков прошлого, которые ей остались.
Она все еще чувствовала припухлость на губе от поцелуя Эммона.
Рэд стянула с себя одежду и залезла под плащ. Ей было неважно, утро сейчас, день или ночь. Она позволила теплу своего свадебного плаща и запаху листьев и библиотеки убаюкать себя.
Когда Рэд проснулась, она была в комнате одна. Девушка выбралась из мятой кучи, в которую превратились простыни и плащ, кое-как расчесала взлохмаченные волосы. Кто-то растопил камин, и теперь в нем весело плясало пламя. Одеяло Эммона лежало все так же смятым и нетронутым на полу между кроватью и камином. Глаза Рэд сузились.
Если Волк рассчитывал избежать прощаний, он ошибался. Рэд не собиралась покинуть Крепость тихо и незаметно. Да пропади они пропадом, все его доводы и объяснения! Он не мог рассчитывать, что после этих двух поцелуев она просто исчезнет из Крепости.
Ее одежда кучей валялась на полу. Рэд оделась, накинула на плечи свой – новый – свадебный плащ. Она была уже на полпути к лестнице, когда колени ее подогнулись. Видение обрушилось на нее, чуть не сбив с ног: тьма, битком набитая шипами и листьями. Рэд схватила воздух грудью, прижала руки к вискам. Осколок магии распустился в ее груди, жилы ее налились темной зеленью.
Нить, связывающая ее и Эммона, натянулась – и даже резче, чем в тот день, когда им пришлось выручать Бормейна.
И снова Рэд увидела его руки: большие, исполосованные шрамами, погруженные в землю. Вены сияют изумрудным светом, кора покрывает запястья вместо кожи. Корни, оплетающие кости, тянутся к корням, пронизывающим землю, – потому что в этом теле не осталось почти ничего, кроме них, барьер между человеком и деревом почти стерся.
Ее горло – горло Эммона – наполнилось землей. Страж-древа стояли вокруг него почти идеальным кругом. На коре цвета кости не было ни пятнышка теневой гнили. Одно дерево было выше других. На его стволе был странный прямоугольный шрам, как будто с него содрали полосу коры. Что-то оплетало его корни, поблескивая…
Видение исчезло, Рэд вернулось в собственное тело. Сердце ее стучалось в ребра.
Эммон что-то сделал. Отдал слишком много крови, и осталась только магия.
И Диколесье пожирало его.
Рэд скатилась по лестнице. Может, Файф и Лира были где-то рядом, но она не стала даже пытаться искать их. У нее не было на это времени. Эммон распадался, разваливался на куски.
Рэд распахнула дверь Крепости, подбежала к воротам, приложила руку к холодной стали. Ворота, словно узнав ее, немедленно открылись.
Она не знала, где это все происходит, но ноги, казалось, сами вели к Эммону, и она положилась на них. Рэд мчалась сквозь Диколесье, с каждым биением сердца, с каждым выдохом повторяя только одно: «Держись! Держись!»