Вдохнув, она попыталась крикнуть, но через мгновение он вновь оказался сверху, тяжелый и разъяренный, и она защищалась, как могла, отбивалась так, что в конце концов они упали со стола. Обнаженные конечности молотили сильно и беспорядочно, все попытки Кэроу вырваться ни к чему не приводили. Он сел ей на ноги и уставился на нее. На мгновение безумие словно исчезло из его глаз. Он перестал рычать и снова стал выглядеть почти человеком, красивым, но все же внушающим ужас и… растерянным.
Схватив ее запястья, он разжал ладони, увидел хамсы и вновь перевел взгляд на лицо. Осмотрел с головы до ног так, будто обнажен не он, а она. Затем издал низкий рык, заставивший ее содрогнуться.
– Кто ты?
У нее не было сил говорить. Сердце учащенно билось. Раны горели огнем. Да и ответа на этот вопрос она не знала.
– Кто ты?
Потянув за запястья, он швырнул ее на каменный стол и прыгнул сверху. По-звериному гибкие движения, острые зубы, вполне способные разорвать горло… Кэроу вдруг ясно представила, как ее попытка нарушить запрет закончится прямо здесь, в луже крови.
Она сделала решительный вдох.
И закричала.
18. Не сражайся с монстрами
– Девушка? – Изил покосился на Акиву. – Ты… говоришь о Кэроу?
Кэроу? Акива знал это слово. На языке врага оно означало «надежда». Выходит, у нее были не только хамсы, но и химерское имя.
– Кто она? – спросил Акива.
Старик, хоть и был явно напуган, все же взял себя в руки.
– Зачем тебе знать это, ангел?
– Задавать вопросы буду я! – вскипел Акива. – А ты отвечай.
Ему не терпелось двинуться в путь, на встречу с остальными, но загадка не давала покоя. Уйти, так и не разгадав ее, он не мог.
Полный желания быть полезным, Разгут выдал:
– На вкус она нектар и соль. Нектар, и соль, и яблоки. Пыльца и звезды. На вкус она как сказка. Лебедь белая в ночи. Сливки на языке лисицы. На вкус она – надежда.
Акива стоял с каменным лицом. Отвратительный доклад не на шутку его рассердил. Подождав, пока лепет Разгута иссякнет, он выдавил чуть слышным голосом:
– Я не спрашивал, какова она на вкус. Я спросил, кто она.
Пожав плечами, Изил махнул рукой, пытаясь изобразить безразличие.
– Просто девушка. Она хорошо рисует. Добра ко мне. Что еще ты хочешь знать?
Эта словоохотливость подсказала Акиве, что старик пытается защитить девушку. Благородно, но смешно. Времени на игры не осталось, и Акива решил применить более радикальные меры. Ухватив Изила за рубаху, а Разгута за один из торчащих костных отростков, он легко взмыл в небо, словно эти двое весили не больше пушинки.
Несколько взмахов крыльями, и внизу замерцали огни Марракеша. Изил, зажмурив глаза, истошно кричал, а Разгут хранил молчание. На его лице отразилась такая невыразимая тоска, что сердце Акивы пронзила жалость – больнее, чем деревянный обломок, которым ткнула в него Кэроу. Это его удивило. Многие годы он учился глушить в себе чувства и уже поверил, что жалость и сострадание уничтожены навсегда, но сегодня вдруг ощутил уколы и того и другого.
Как хищная птица, медленно спланировав по спирали, он опустил двоих на увенчанный куполом пик самого высокого в городе минарета. Они принялись яростно карабкаться вверх, чтобы найти опору, но безуспешно: бешено молотя руками и ногами по скользкой поверхности, они сползли к декоративному парапету, спасшему их от падения с высоты в несколько сотен футов на крышу мечети.
Лицо Изила посерело, дыхание сбилось. Когда Разгут переместился на спину старика, того качнуло к краю. В ужасе Изил приказал ему сидеть смирно и за что-нибудь зацепиться.
Акива стоял над ними. За его спиной лунный свет озарял кряжистый силуэт Атласских гор. Ветерок играл пламенными перьями крыльев, заставляя их плясать, а глаза горели неярким светом тлеющих углей.
– Значит, так. Хотите остаться в живых – рассказывайте! Кто эта девушка?
Изил взглянул вниз, и лицо его перекосило от ужаса.
– Она не имеет к тебе отношения, она невинна… – затараторил он.
– Невинна?! На ней хамсы, она перевозит зубы для старого колдуна. Она не кажется мне невинной.
– Ты не понимаешь. Она просто выполняет его поручения.
Нечто вроде прислуги – и все? Тогда откуда у нее хамсы?
– Почему именно она?
– Она приемная дочь Продавца желаний. Воспитывалась у него с младенчества.
Переварив информацию, Акива опустился на колени, чтобы лучше видеть лицо Изила.
– Откуда она взялась? – Он чувствовал, что ответ на этот вопрос очень важен.
– Я не знаю. Не знаю! В один прекрасный день она появилась, он баюкал ее на руках, и с тех пор она всегда была в лавке. Без всяких объяснений. Станет Бримстоун что-то объяснять – держи карман шире! Разве превратился бы я тогда в мула? – Он указал на Разгута и зашелся безумным смехом. – «Будь осторожнее в своих желаниях», – наказывал мне Бримстоун, но я не послушал.
Слезы брызнули из уголков старческих глаз, а он все смеялся и смеялся.
Акива замер. К сожалению, слова горбуна звучали правдоподобно. С какой стати Бримстоун станет докладывать что-то своим прихлебателям, особенно таким идиотам, как этот? Но если Изил не знал правды, на что оставалось надеяться Акиве? Старик был единственной зацепкой, времени и так уже потеряно много.
– Тогда скажи, где ее найти, – потребовал Акива. – Она была добра к тебе. Разумеется, ты знаешь, где она живет.
В глазах старика мелькнула тревога.
– Этого я рассказать не могу. Зато… зато… расскажу кое-что другое. Кое-какой секрет! О твоем племени. Спасибо Разгуту, о серафимах я знаю куда больше, чем о химерах.
Он торговался, все еще надеясь защитить Кэроу.
– По-твоему, ты можешь сообщить о моем племени нечто, чего не знаю я?
– Разгут рассказывал…
– Сказки Падшего. Ты хотя бы знаешь, почему его изгнали?
– Я-то знаю. А ты?
– История моего племени мне известна.
Изил захохотал. Одной щекой он прижимался к куполу минарета, и смех прозвучал сдавленно.
– Как книги плесенью, обрастает история мифами, – изрек он. – Может, лучше спросить очевидца?
Акива бросил равнодушный взгляд на Разгута, повторявшего вполголоса нескончаемый напев: «Забери меня, прошу, брат, забери меня домой. Я раскаялся, я достаточно наказан, возьми меня домой…»
– Мне нет нужды спрашивать.
– Неужели? Один человек однажды сказал: «В этой жизни нужны лишь невежественность да уверенность в себе – и успех обеспечен». Марк Твен. У него были роскошные усы. Большинство мудрецов носят усы.
Со стариком произошла какая-то перемена. Акива увидел, как оторвав голову от купола, он глянул вниз, за каменный выступ, на котором стоял. Безумие его уже не бросалось в глаза, если он вообще не притворялся душевнобольным. Эта попытка собрать остатки мужества не оставила Акиву равнодушным. Как и попытка уйти от ответа.
– Расслабься, старик, – бросил Акива. – Я пришел не для того, чтобы убивать людей.
– Тогда зачем? Даже химеры не преступают порог этого мира. Здесь не место для монстров…
– Для монстров? А я и не монстр.
– Да ладно. Разгут тоже так о себе не думает. Правда, монстр ты мой?
Он произнес это почти с любовью, и Разгут проворковал:
– Не монстр. Серафим, существо бездымного огня, выброшенное в другой век, в другой мир. – Он пожирал глазами Акиву. – Я такой же, как ты, брат. Такой же, как ты.
Сравнение Акиве не понравилось.
– С тобой у меня нет ничего общего, калека, – сказал он язвительным тоном, от которого Разгута передернуло.
Изил утешительно похлопал по руке, крепко ухватившейся за его шею.
– Ничего, ничего, – произнес он полным сострадания голосом. – Он просто не понимает. Монстры не ощущают себя таковыми. Помнишь историю, как дракон, пожиравший девушек, оглядывался, не понимая, что народ называет монстром его.
– Я знаю, кто такие монстры. – Тигриные глаза Акивы потемнели.
Как же хорошо он это знал! Смысл слова «жизнь» стерся благодаря войне с химерами. Они являлись в сотнях звериных обличий, и сколько бы ты ни убивал, их становилось все больше и больше.
– Один человек сказал: «Сражающийся с монстрами рискует сам стать монстром. Если долго всматриваться в бездну – бездна начнет всматриваться в тебя». Ницше. Выдающиеся усы.
– Просто скажи мне… – начал Акива, но Изил перебил его:
– Хоть раз ты спрашивал себя, монстры затевают войну или, наоборот, война порождает монстров? Я видел жизнь, ангел. В партизанских отрядах мальчиков заставляют убивать собственные семьи. Такие вещи вырывают душу, и из людей вырастают звери. Армии нужны звери, ведь так? Прирученные, выполняющие грязную работу. Хуже всего, что вырванную душу невозможно вернуть. Почти невозможно. – Он посмотрел на Акиву проницательным взглядом. – Однако шанс есть… если однажды ты сам решишь ее отыскать.
Акивой овладела ярость. С крыльев посыпались искры, разносимые ветром по крышам Марракеша.
– Зачем это мне? Там, откуда я пришел, душа нужна не больше, чем зубы мертвецу.
– Мне кажется, это говорит тот, кто все еще помнит, каково это – иметь душу.
Акива помнил. Воспоминания резали ножом, и ему не хотелось, чтобы они вернулись.
– Позаботься о собственной душе, а мою оставь в покое.
– Моя душа чиста. Я никого не убивал. А ты… ты только посмотри на свои руки.
Акива не попался на крючок, но пальцы рефлекторно сжались в кулаки: каждая полоса означала убитого врага, и таких полос на руках было неисчислимое множество.
– Сколько их? – спросил Изил. – Ты знаешь? Или потерял им счет?
Трясущийся безумец, подхваченный Акивой с мощенной булыжником площади, окончательно потерял страх. Изил присел, насколько позволил ему вцепившийся в спину Разгут, который бросал полные отчаяния взгляды то на человека-мула, то на Акиву. В нем еще не угасла надежда, что ангел прилетел спасти его.
Вообще-то, Акива знал, сколько убитых отмечено на его руках.
– Как насчет тебя? – бросил Акива. – Сколько зубов за все эти годы? Вряд ли ты считал.