– Я говорила Бримстоуну, что не покину его, и я сдержу слово. Чего бы мне это ни стоило, даже без твоей помощи.
– Как ты собираешься сделать это?
– Есть способы, – уклончиво ответила она. – Но было бы проще, если бы ты взял меня с собой.
Действительно, проще. Акива был куда более предпочтительным попутчиком, чем Разгут.
Однако он сказал:
– Я не могу. Портал охраняется. Тебя тут же убьют.
– Похоже, вы, серафимы, только этим и занимаетесь.
– Монстры сделали нас такими.
– Монстры… – Кэроу вспомнила смеющиеся Иссины глаза, хлопотунью Ясри… Она и сама порой называла их монстрами, но только в шутку, так же, как называла бешеной Зузану. Из уст Акивы, однако, это слово прозвучало отвратительно. – Чудовища, дьяволы, монстры. Если бы ты был знаком с моими химерами, ты бы так о них не говорил.
Он опустил глаза и ничего не ответил, нить разговора затерялась в неловкой тишине. Кэроу обхватила ладонями большую керамическую чашку – чтобы согреть руки после прогулки по крыше собора, а заодно чтобы ненароком не направить причиняющую боль магию на Акиву. Он сидел напротив точно в такой же позе – обхватив свою чашку, и она не могла не заметить его татуировки – множество черных полос на пальцах.
Каждая полоска была слегка выпуклой, как рубец, и Кэроу подумала, что в отличие от ее татуировок эти пометки сделаны путем примитивной процедуры – с помощью надрезов и сажи. Чем дольше она смотрела на них, тем сильнее проявлялось странное ощущение чего-то знакомого или почти знакомого. Она словно лавировала на самом краю осмысления, металась между знанием и незнанием. Это нечто было неуловимым, как крылья пчелы в полете.
Акива заметил ее взгляд и почувствовал себя неловко. Он дернулся и закрыл одну ладонь другой.
– У них тоже есть магические свойства? – спросила Кэроу.
– Нет, – ответил он, как ей показалось, немного резко.
– Что тогда они означают?
Он промолчал. Кэроу протянула руку и провела по татуировкам кончиком пальца. Они были нанесены пятерками: каждые четыре линии по диагонали перечеркивала пятая.
– Это счет, – ответила она сама себе, скользя от одной пятерки к другой на указательном пальце, – пять, десять, пятнадцать, двадцать.
При каждом прикосновении словно вспыхивала искра, неудержимо хотелось переплести свои пальцы с его, и даже – боже, что с ней такое? – поднести его руку к губам и поцеловать метки…
А затем внезапно, неизвестно откуда, пришло прозрение. Кэроу поняла, что за счет велся при помощи отметин, и отдернула руку. Она неотрывно смотрела на него, а он сидел молча, готовый согласиться с любым ее приговором.
– Это убийства, – тихо сказала она. – Убитые химеры.
Он не отрицал. Не собирался защищаться – так же, как и в тот раз, когда она напала на него. Его руки лежали неподвижно, и она поняла, что он борется с желанием спрятать их.
Ее трясло от вида этих отметин – двадцать штук только на одном указательном пальце.
– Так много, – сказала она. – Скольких же ты убил!
– Я воин.
Кэроу представила своих химер мертвыми и в испуге прикрыла рот рукой. В его рассказе война представлялась чем-то далеким. Но реальный Акива сидел прямо напротив нее, и тот факт, что он – убийца, теперь тоже стал реальным. Как и разбросанные по столу Бримстоуна зубы, эти отметины означали кровь, смерть – только не волков и тигров, а смерть химер.
Она смотрела на него не отводя глаз и… кое-что увидела. Мгновение раскололось, словно яичная скорлупа, и обнажило другое мгновение, почти неразличимое – почти, – а затем прошло. Акива остался таким, каким был, и ничего не изменилось, но этот проблеск…
Кэроу услышала собственный глухой голос, который, должно быть, исходил из яичной скорлупы.
– Теперь их у тебя больше.
– Что? – Акива смотрел на нее растерянным взглядом, а затем – словно вспышка молнии – пришло понимание.
Широко раскрыв сверкающие огнем глаза, он резко наклонился вперед и опрокинул чай.
– Что? – повторил он, на этот раз громче.
Кэроу отпрянула. Акива схватил ее за руку.
– О чем ты? Чего у меня теперь больше?
Она тряхнула головой. Отметины – вот что она имела в виду. В то расколовшееся на две части мгновение ей кое-что открылось. Перед ней сидел реальный Акива, а затем внезапно она увидела невероятное: Акива улыбался. Не мрачной ухмылкой, а лучистой от изумления улыбкой, до того прекрасной, что защемило сердце. Из уголков глаз бежали веселые морщинки. Он абсолютно изменился. Если и без улыбки он был прекрасен, то с ней – просто восхитителен.
Но Кэроу могла поклясться, что он не улыбался.
И что у того Акивы, который существовал лишь мгновение, было меньше отметин, а на некоторых пальцах – совсем не было.
Ее ладонь все еще оставалась в его руке, лежащей в луже разлитого чая. Подошедшая официантка стояла в нерешительности. Кэроу высвободила руку, откинулась назад, и официантка принялась вытирать стол, бросая на них взгляды. Закончив, она робко произнесла:
– Мне просто интересно… как вы сделали это?
Кэроу недоуменно посмотрела на нее. Девушка была одного с ней возраста, щекастая и румяная.
– Вчера вечером, – пояснила она. – Вы летали.
Ах, это.
– Вы там были? – спросила Кэроу, удивленная странным совпадением.
– Если бы, – ответила девушка. – Я смотрела по телевизору. Сегодня все утро в новостях передают.
«Ничего себе», – подумала Кэроу. Рука потянулась к телефону, который весь последний час то пиликал, то отрывисто фыркал, и включила экран. Куча пропущенных звонков и сообщений, в основном от Зузаны и Каза. Черт!
– У вас были тросы? – спросила официантка. – Их вроде не обнаружили.
– Никаких тросов. – Кэроу одарила ее своей фирменной ухмылкой. – Мы взаправду летали.
Девушка улыбнулась в ответ, решив, что ее разыгрывают.
– Не хотите говорить, и не надо, – сказала она притворно сердитым тоном и оставила их в покое, не забыв, однако, принести Акиве еще чаю.
Он все еще сидел, откинувшись на спинку стула, и внимательно изучал ее глазами-молниями.
– Что? – спросила она, ощутив неловкость. – Почему ты так на меня смотришь?
Он провел пальцами сквозь густые, коротко стриженные волосы, на мгновение задержав ладонь на лбу, и смущенно ответил:
– Не могу не смотреть.
Кэроу ощутила прилив радости. Этим утром суровость исчезла с его лица. Губы слегка раскрылись, взгляд стал не таким подозрительным, да к тому же она увидела – или вообразила? – мелькнувшую улыбку. Нетрудно было представить, как он улыбается по-настоящему.
Возможно, для нее.
«О боже! Будь кошкой, – напомнила она себе. – Кошкой, которая не даст себя погладить и никогда – ни за что – не заурчит».
Она вкратце рассказала ему, что узнала от официантки, но не была уверена, понял ли он хоть что-нибудь. Имел ли он представление о телевидении, не говоря уже об Интернете. Или о телефонах, если уж на то пошло.
– Подожди минутку, – сказала она и набрала номер Зузаны, которая ответила после первого же гудка.
– Кэроу! – взорвался ее голос в трубке.
– Это я…
– О господи! С тобой все в порядке? Я видела тебя в новостях. И его тоже! Ну и дела, Кэроу! Ты хоть поняла, что умеешь летать?
– Да, знаю, знаю. Клево, правда?
– Это не клево! Это ужасно! Я думала, ты погибла.
Зузана была на грани истерики, и несколько минут Кэроу успокаивала ее, не отводя взгляда от Акивы и стараясь сохранять кошачью надменность.
– С тобой правда все в порядке? – спросила Зузана. – Он тебе часом нож к горлу не приставил?
Кэроу быстро пересказала Зузане события прошлой ночи, не забыв упомянуть, что он не хотел причинить ей боль, и закончив фразой: «Мы… э-э-э… встречали рассвет на крыше собора».
– Какого черта? Это что, свидание?
– Нет, не свидание. Честно говоря, не знаю, что это было. Понятия не имею, что он делает здесь.
Она взглянула на него, и голос ее дрогнул. Нет, ее смутила не улыбка и не метки на руках. Непонятно откуда, но она знала, что на правом плече у него множество рубцов. Наверное, заметила, как он осторожничает с ними… Однако откуда ей известно, как они выглядят?
И какие они на ощупь?
– Кэроу? Алло, Кэроу!
Кэроу зажмурила глаза и откашлялась. Ее собственное имя пролетело мимо, никак не связанное с ней. По тому, как разволновалась Зузана, она поняла, что выключилась из разговора.
– Я здесь.
– Где? Я спрашиваю: где ты?
Кэроу насилу вспомнила:
– М-м-м… В чайной на Нерудовой.
– Оставайся там. Я иду к тебе.
– Не надо…
– Я иду!
– Зузи!
– Кэроу! Не заставляй меня прибегнуть к моим кулачкам!
– Ладно, – смилостивилась Кэроу. – Давай!
Зузана снимала жилье неподалеку, в Градчанах[8], у тетки-вдовы.
– Буду через десять минут.
– Если б ты могла летать, явилась бы куда быстрее, – не удержалась Кэроу.
– Офигеть! Только попробуй смыться! И его не отпускай. Я вам покажу!
– Думаю, он никуда не уйдет, – сказала Кэроу, пристально глядя в глаза Акиве, и понимала – он действительно не уйдет, но не понимала почему.
Он – не человек. И даже не из ее мира. Он – солдат, ведущий счет жертвам, и враг ее семьи. И все же что-то связывало их, что-то, по силе превосходящее все эти доводы и дарящее ей чувство такой внутренней гармонии, что любые попытки сопротивляться вели к разладу с собственным «я».
Всю жизнь ее постоянно дразнила иллюзия чего-то недостижимого, но теперь все было иначе. Здесь, в присутствии Акивы, даже когда они говорили о войне и нескончаемой вражде, она чувствовала, как ее обволакивает его тепло. Вопреки всем разумным доводам, она была уверена, что ее место – рядом с ним.
33. Нелепость
– Сейчас сюда явится моя буйная подруга, – барабаня пальцами по столу, сказала Кэроу.
– Которая была на мосту?
Вопрос напомнил о том, как вчера Акива ходил за ней следом. Наверно