Глава 26
Дорсет, 2011
Тринадцать месяцев спустя
В ванной после слива воды остаются маленькие камешки, черные и коричневые. Иногда они впиваются в кожу ног, и я их чувствую, когда надеваю туфли. Но сейчас я их замечаю и слежу, когда они исчезнут в сливном отверстии.
После ванны я выхожу из дома позвонить. Говорю тихо, поднеся мобильник ко рту, потому что окно в комнате Тэда открыто, и он может услышать. Ожидая ответа Майкла, я наблюдаю за черным паучком. Он свешивается на паутинке с садовой стены, качаясь, как маятник. Маленькая блестящая бусинка.
Майкл слышит мой голос и удивленно спрашивает:
– Что-то случилось?
– Тэд еще здесь, – говорю я, пальцем отталкивая паучка к стене. Он стукается о камень.
– Понятно.
– Он приехал больной, так что…
– Тебе пришлось за ним ухаживать, – заканчивает Майкл.
– Он рассказал кое-что о Наоми, чего я не знала. Оказывается, она воровала в больнице лекарства.
Несколько секунд он молчит, потом снова тихо произносит:
– Понятно.
– Это когда она летом работала в лаборатории Тэда. Однажды забыла сумку, и он нашел там флакончики с кетамином, – говорить мне было трудно, не хватало дыхания.
– Почему он так долго молчал?
– Говорит, что рассказал тогда полицейским, но они, видимо, не обратили внимания.
Паук торопливо ползет по камню, ищет, где спрятаться.
– Но тебе он об этом не рассказал.
– Не хотел нагружать меня фактами, не относящимися к делу.
– Значит, кетамин? – спрашивает Майкл, помолчав пару секунд.
В этот момент все пространство деревни заполняет размеренный звон утренних церковных колоколов. Эти звуки напоминают мне о том, что существует мир, где светит солнце, люди отдыхают среди аккуратно подстриженных лужаек и собираются на воскресные трапезы.
– Тэд использовал его для анестезии подопытным крысам. Наоми имела к нему доступ. Он ей доверял.
Паук исчез. Должно быть, я пропустила момент, когда он нырнул в щель между камнями.
– У наркоторговцев кетамин сейчас в большом ходу, – медленно произносит Майкл.
– Но Наоми этим не занималась. Только Эд.
– Я постараюсь выявить пользователей, – продолжает Майкл, не обращая внимания на мои слова.
– Каких пользователей? Тэд сказал, что она взяла только несколько флакончиков для приятелей.
– Можно не сомневаться, что это не школьники. Думаю, ее приятели намного старше. Жаль, что теперь уже мы не можем проверить ее контакты.
Услышав последнее слово, я вздрагиваю. Обычно врачи употребляют его по отношению к половым партнерам пациентов, подхвативших хламидию, гонорею или что-то похуже. Неизвестным, способным заразить отвратительной болезнью.
– По крайней мере теперь мы знаем, что означает буква «К» в ее дневнике, – говорит Майкл.
А я-то думала, что это сокращение от курсовой работы. Боже, какая наивность!
– Я выезжаю к тебе, – заканчивает Майкл. – Буду через два часа. Надо поговорить с Тэдом.
– Жду, – отвечаю я. Хочу сказать еще что-то значительное, теплое, но не нахожу нужных слов. И просто добавляю: – Насчет нас он не знает.
– Ему не обязательно все знать.
И не только ему. Если о нашей связи станет известно, то Майкла могут отстранить от дела или вообще уволить. Я об этом боюсь даже думать.
Закончив разговор, я опираюсь рукой о стену. Она холодная и шершавая. В темных трещинах, наверное, полно пауков, которые редко вылазят на поверхность. По дороге в коттедж мои ноги оставляют на покрытой снегом траве четкие следы. Судя по рассвету, день сегодня должен быть солнечный. Я выпускаю Берти. Он бегает кругами по саду, как щенок, катается в траве.
На кухне Тэд варит кофе. Он теперь не такой, каким приехал. Посвежел и, кажется, даже немного поправился. На стуле рядом приготовлено пальто, у его ног – небольшой чемодан. Встретившись со мной взглядом, он отводит глаза, как провинившийся ребенок. Затем протягивает мне кружку кофе, берет свою и произносит, поспешно, словно боясь, что я его прерву:
– Она тебя любила.
А вот это зря. Мне совсем не нужно слышать от него такое. Я обхватываю ладонями кружку и прислоняюсь спиной к стене. В окно светит солнце, делая заметными пыль и пятна на полу.
– Я много раз поступал неправильно, – продолжает Тэд с небольшой запинкой.
– Как именно? – я достаю из буфета овсянку, насыпаю в кастрюльку.
В моей жизни многое тоже было неправильно. Много бесплодных ожиданий, чего-то очевидного, что я не замечала.
– Мало бывал дома, – отвечает он. – Вечно занят…
Надо же, как для него все просто. Разве Наоми пропала, потому что он был вечно занят? А остальное, что он делал или не делал, не важно?
– Ты подавал ей дурной пример, – я заливаю овсянку водой, и руки у меня подрагивают от злости. – И она, видно, решила, что можно ни с кем из нас не считаться.
Тэд слегка пожимает плечами.
– Если ты имеешь в виду Бет, так я еще раз говорю: Наоми о ней не знала. Я был осторожен. – Он молчит, затем добавляет, будто это как-то связано с его предыдущими словами: – И между нами действительно все кончено. – Он подходит, смотрит через мое плечо в кастрюльку. – Добавь молока. Будет лучше.
– Скоро приедет Майкл, – я отступаю назад и добавляю в кастрюльку еще полчашки воды.
Он хмурится.
– У меня завтра несколько операций и нужно ехать – осмотреть пациентов. А после, я думал, мы могли бы…
– Мы говорили по телефону, – сообщаю я, помешивая кашу. На него не смотрю. – Его насторожил случай с кетамином.
Я накладываю овсянку в тарелку и ставлю перед ним.
– Раз так, я подожду, – произносит он, глядя на меня.
В воздухе чувствуется напряжение, которое создают непроизнесенные слова.
– Пойду немного поработаю, – говорю я и выхожу из кухни, закрыв за собой дверь.
В это время года нужные мне цвета подбирать очень сложно. Я решила выйти за калитку, может, что-нибудь разгляжу в живой изгороди. Но далеко идти не приходится. Прямо у ворот мой рукав цепляется за стебель розы с замерзшим бутоном. Я отцепляюсь, и бутон оказывается у меня в руке.
В пристройке он немедленно отображается на плотной белой бумаге. Лепестки темные, туго закрученные, на краях чуть отвернуты, так что виден следующий слой – розовато-лиловый. Дивный контраст в соседстве с темно-коричневым. Вначале я кладу розовую краску, затем покрываю ее черной и достигаю нужного эффекта – глянцевого пепельного.
Тринадцать месяцев назад все вокруг нее было прочным и надежным. Дом, школа, приятели. Но теперь я знаю, что за пределами этого круга таилась опасность. Кто-то ждал, когда она сойдет с дороги в тень. Какой-то один человек. Контакт.
Я пытаюсь сосредоточиться на рисунке, слежу за точной передачей формы. Этот похититель не должен ее погубить, если любит.
Дверь со скрипом отворяется.
– Привет! – Майкл в куртке, шея замотана шарфом, в руке ключи от машины. Он догадался, что я здесь, и прошел прямо сюда.
Я касаюсь пальцами его лица.
– Я так соскучилась.
Он прижимает губы к моей руке.
– У тебя усталый вид. Я не приезжал, думал, у тебя сыновья.
– Они уехали несколько дней назад. Пойдем в дом, иначе Тэд явится сюда.
Мы входим. Тэд разложил на стойке ножи, как в операционной. Рядом кучки аккуратно нарезанного лука, пастернака, специй. Сейчас он быстрыми умелыми движениями крошит зеленые стебли петрушки. Пальто и чемодана не видно.
– Вот, собрался приготовить что-нибудь, насыщенное витаминами, – говорит он, обращаясь к Майклу, после обмена рукопожатиями. – Она ухаживала за мной, теперь моя очередь. – Он перекладывает нарезанное на сковороду.
Майкл направляется в гостиную.
– Прошу пройти сюда.
Тэд ставит сковороду на маленький огонь и садится рядом со мной, положив руку на спинку дивана. Я чуть отодвигаюсь. Майкл занимает кресло напротив. Наклоняется вперед с деловым профессиональным видом. Смотрит на нас.
– Узнав от Дженни о случае с кетамином, я запросил в базе данных список всех известных продавцов и потребителей кетамина в стране. А также других преступников, близких к этой сфере.
Что за преступники? Похитители, насильники и убийцы? Я бросаю взгляд на Тэда – как он это воспринимает? Но Тэд сидит, опустив голову. Слушает.
Тем временем Майкл продолжает:
– Вот списки. В Бристоле с кетамином связано около сотни человек. Посмотрите, может, здесь есть кто-то знакомый.
– Не понимаю, как у нас могут оказаться такие знакомые? – удивляется Тэд.
– Может быть, Наоми обронила мимоходом какую-то фамилию, или это приятель приятеля кого-то из ваших сыновей.
– Сомневаюсь, чтобы наши дети общались с наркодилерами, – с вызовом произносит Тэд.
– Ты забыл про Эда? – говорю я, повысив голос. – И Наоми тоже уличили в воровстве именно кетамина. Поэтому не исключено, что они имели контакты с такого рода людьми.
Все молчат. Тэд убирает руку со спинки дивана. Майкл перебирает списки, затем протягивает нам одинаковые листки.
– Посмотрите, вдруг узнаете одну из фамилий.
Я читаю: Том Эббот, Джозеф Акерман, Сайлас Ахмад, Джейк Остин, Майк Бейкер… Нет, никого не знаю. С одной стороны, это хорошо, а с другой – скверно. Потому что мы опять стоим на месте.
Тэд отрицательно качает головой.
– Извините, но в памяти ничто не всплывает.
– У меня есть список подлиннее, охватывающий юго-запад, – Майкл достает из кейса еще бумаги.
Тэд начинает читать новый список, быстро переворачивая листы. Но я знаю: знакомую фамилию он не пропустит. Тэд всегда читал быстро, выделяя в тексте главное. А я читаю и перечитываю, поглядывая на Майкла. Он не поднимает глаз, углубившись в свои бумаги. Наверняка устал. Утром после моего звонка посидел за компьютером, распечатал списки, потом два часа ехал на машине в Дорсет. О чем он думал, глядя на дорогу?
Тэд прочел новый список раньше меня. Вернул Майклу и, пожав плечами, отправился на кухню, где принялся шумно открывать ящики. Я продолжаю читать, внимательно вглядываюсь в каждую фамилию. Ничего знакомого.