Тэд, увидев меня, ахает:
– Ты ужасно выглядишь, Джен!
Майкл обнимает меня за плечи и ведет к креслу. В камине горит огонь, комната прибрана.
Тэд замирает. Смотрит на меня, потом на Майкла и мрачнеет, видимо что-то осознав.
Майкл протягивает ему фотографию. Тэд всматривается в нее.
– Да, это один из них. Почти все время сидел с девочкой. Своей сестренкой.
Я смотрю на него, не в силах произнести ни звука. В голове стучит, перед глазами мелькают красные всполохи.
– Он сидел там почти постоянно, – повторяет Тэд, повернувшись ко мне. В его голосе страх. – И он был у тебя на приеме?
– Да, – отвечаю я еле слышно. – А что случилось с той девочкой?
– Я хотел рассказать, но тебя это, кажется, не интересовало.
Ну да, правильно, я вроде как тоже виновата. А может быть, я и впрямь виновата?
Тэд смотрит на Майкла:
– Нам нужно что-то срочно предпринять. Теперь, когда мы узнали…
– Прямо сейчас мы предпринять ничего не можем, – спокойно перебивает его Майкл. – Кроме того, что уже делает моя группа. Устанавливает местонахождение этой семьи. А вас я попрошу как можно подробнее рассказать, что тогда случилось.
Тэд наливает в мой пустой бокал немного виски, выпивает залпом и садится у камина, повернув к нему лицо. Его пальцы по-прежнему сжимают фотографию.
– Это было примерно полтора года назад. В нашу клинику положили ребенка, девочку. Цыганку. Ее сопровождало все семейство, они едва помещались в палате. Я еще подумал, какая девочка счастливая.
– Счастливая? – удивляется Майкл. – Но ведь она была больна.
– Счастливая в том смысле, что они все ее очень любили. Дедушки с бабушками, родители, дяди с тетями и остальные. Она сидела у кого-то на коленях и улыбалась, – он на секунду замолкает. – Но девочка была калекой, и они просили избавить ее от этого.
– И какую роль во все этом играл Йошка? – спрашивает Майкл.
Тэд молчит, разглядывая фотографию.
– Насколько я понял, он был ее старшим братом. А может быть, дядей. Кроме того, в этой семье Йошка всеми командовал. И все его слушались.
Я тщетно пытаюсь вспомнить, как он вел себя в моем врачебном кабинете.
– Вы объяснили им, что это за операция? – спрашивает Майкл, раскрывая блокнот.
– Да, – Тэд кивает. – Я рассказал им, что будет, если оставить ее в таком положении. Девочке угрожал паралич конечностей. Но излечение тоже было связано с большим риском.
– Они это поняли? – спрашиваю я.
– Вроде бы да.
– А при подписании согласия на операцию ты их снова предупредил?
– Этим занимался Мартин, – отвечает Тэд, не глядя на меня. – Он ординатор, проходит подготовку по специальности «детская хирургия». Девочку, разумеется, наблюдали педиатры при участии Мартина. У нее было редкое заболевание позвоночника, мы намеревались его тщательно изучить.
Если родственники знали о риске, что же их так возмутило? Может быть, никто толком не слушал объяснений? Надо было Тэду перед операцией собрать их всех и как следует предупредить.
Тем временем Тэд продолжает:
– …значительное искривление позвоночника затруднило проведение операции, она заняла больше времени, чем планировал Мартин. В конце неожиданно понизилось артериальное давление, что привело к ишемическому поражению позвоночника.
– Пожалуйста, поясните последнюю фразу, – Майкл отрывается от блокнота. – Я не понял.
Тэд кивает.
– Извините. У девочки было прервано снабжение кровью тканей позвоночника, и они частично омертвели. А это, в свою очередь, сделало невозможным обмен командами от головного мозга к ногам и наоборот. Ее необратимо парализовало.
Поленья в камине шумно потрескивают. Это единственное, что нарушает тишину в комнате. Я встаю – хочется пройтись, но приходится сесть. Голова кружится и по-прежнему знобит.
– Что было потом? – спрашивает Майкл.
– К сожалению, мне в тот день пришлось лететь в Рим на конференцию, – отвечает Тэд.
– Почему ты не остался? – взрываюсь я. – Надо было поговорить с родственниками. Объяснить, почему ты, главный хирург, не делал операцию.
– Мы обязаны давать ординаторам возможность оперировать сложные случаи, – произносит Тэд твердо. – У нас не простая клиника, а центр подготовки специалистов.
– И все же, что случилось потом? – неспешно повторяет Майкл.
– Когда я через неделю вернулся, все кипело. Родственники девочки подняли такой шум, что пришлось вызывать полицию. Я пытался с ними поговорить, но они не желали слушать.
– Ты перед ними извинился?
– Конечно нет, – раздраженно бросает Тэд. – Это было бы равносильно признанию вины.
– Но можно было выразить сочувствие их беде. – Я говорю это и понимаю, что тоже виновата. Надо было как следует присмотреться к Йошке, выяснить, зачем он пришел. Если бы я спросила, почему он носит сестру на руках, возможно, он бы рассказал, что с ней случилось, а я бы объяснила, что при операциях на позвоночнике всегда существует риск неудачи и что чаще всего от врачей это не зависит. Может быть, тогда у него пропало бы желание мстить?
Майкл встает.
– Пойду сварю кофе.
Он идет на кухню, и мы остаемся с Тэдом одни. Я смотрю ему в глаза.
– Надо было тогда перед ними извиниться, возможно, они бы простили.
Тэд горько усмехается.
– О чем ты говоришь, Дженни? За извинением сразу бы последовал судебный иск.
– Но они все равно его подали.
Майкл возвращается с тремя кружками кофе. Одну дает Тэду, другую мне, коротко сжав мою руку. Я гляжу на поблескивающие на стене фотографии Наоми и мысленно шепчу: «Жди нас, дорогая. Мы тебя ищем и подходим все ближе». Потом делаю несколько глотков и перевожу взгляд на Тэда.
Он прерывисто вздыхает.
– Они пытались, но, к счастью, ничего не получилось. Никаких свидетельств упущений с нашей стороны экспертиза не обнаружила, так что дело до суда не дошло.
– А когда была эта операция? – спрашивает Майкл, не отрывая глаз от блокнота.
Тэд на секунду задумывается.
– Летом. Я это запомнил, потому что по дороге в больницу рассказывал о девочке Наоми. Она была там на школьной практике и живо интересовалась происходящим.
– Уточните, пожалуйста, месяц, – просит Майкл.
– Это было в начале июля, – говорю я.
Мне это время запомнилось потому, что я тогда в первый раз была по-настоящему свободна – мальчики в походе, Наоми на практике в больнице – и надеялась, что мы с Тэдом проведем хотя бы несколько вечеров, как нормальные люди. Сходим в кино, поужинаем где-нибудь. Но, как назло, именно в этот период он был загружен сильнее, чем обычно, и каждый день возвращался с работы поздно. Ничего не поделаешь, многие коллеги ушли в отпуск. Я, конечно, встречалась со старыми подругами, но все равно мой отпуск был испорчен.
Майкл смотрит на Тэда.
– Наоми заходила в палаты?
Он кивает.
– Да. Большую часть времени она, конечно, проводила в лаборатории, но ей нравилось общаться с больными и родственниками.
– То есть эта девочка и Йошка… она с ними наверняка познакомилась, – Майкл задумывается, затем продолжает, как бы про себя. – И этот хитрый парень быстро смекнул, что у нее можно поживиться кетамином. А потом, узнав, чья она дочь, придумал план мести.
Вот как все было. Новый знакомый сильно отличался от мальчиков, с которыми Наоми общалась в школе, и ему ничего не стоило ее обаять. Это был ее секрет, она каждое утро готовилась к встрече, подкрашивалась, чтобы выглядеть старше. А после окончания практики их отношения продолжились. Йошка очень быстро отбил Наоми у Джеймса и постепенно приобретал над ней большую власть.
– Назовите, пожалуйста, фамилию сестры, в ведении которой находилась палата этой девочки, – просит Майкл.
– Бет, – тихо произносит Тэд, отворачиваясь к окну, хотя там темно и ничего нельзя увидеть. – Бет Уотсон.
– Да, конечно, я помню Бет Уотсон, – Майкл на секунду замолкает и бросает на меня взгляд, понимая, как тяжело мне это слышать. – Девятнадцатого ноября в ее квартиру вломились неизвестные и устроили на кухне пожар. А летом, после неудачной операции, молодые ребята из семейства Йошки безобразничали в больнице. Нам казалось, что пожар в квартире мисс Уотсон не имеет к этому отношения.
Майкл поднимается со стула и подходит к окну. За его спиной весело потрескивает в камине огонь. Со стороны кажется, что мы друзья, приятно проводящие вечер за беседой.
– Но теперь становится очевидным, – продолжает Майкл, – что Йошка знал об отношениях Тэда и мисс Уотсон.
Тут не надо было особенно напрягаться – достаточно просто понаблюдать, что, как я думаю, и делала Наоми.
– Эти цыгане намеренно вломились в ее квартиру и устроили пожар, уверенные, что она позвонит Тэду, – негромко продолжает Майкл.
Я вспоминаю, как тогда в прихожей от него пахло горелым и какой у него был потерянный вид.
– Йошке было нужно, чтобы Тэд вернулся домой позже обычного. В этом случае Наоми хватились бы позднее, и у него было бы время увезти ее подальше. – Майкл переводит взгляд с меня на Тэда и обратно. – К похищению Наоми он готовился основательно.
Возможно, это не было похищением. Она сама пошла за ним с радостью.
– Но в связи с этим выяснилось еще кое-что неприятное, – Майкл замолкает, затем медленно продолжает, как будто через силу, – нам известно, что Эд брал из сумки Дженни лекарства, которые обменивал на кетамин. А снабжал им вашего сына все тот же Йошка, который, видимо, решил отомстить вашей семье в полной мере.
Мы поражены. Неужели Эд тоже? Тэд вскакивает на ноги.
– Это невозможно. Йошка с Эдом не встречался и…
– Я вчера к нему ездил, – прерывает его Майкл. – Извините, что не поставил вас в известность, но была дорога каждая минута. Эд сразу узнал на фотографии Йошку и подтвердил, что именно этот человек давал ему кетамин. Причем был настолько щедрым, что последние несколько раз Эд получал наркотик бесплатно, потому что у него ничего не было взамен.