— Сегодня день моего рождения… — грустно проговорил он в ответ.
— И что из этого, заставляет тебя грустить?[3]
— Пока ты была со мной, ты наполняла этот день радостью. На твоей далёкой родине, в этот день веселились и праздновали…
Каа с надеждой на меня посмотрел.
— Так давай будем праздновать… Жаль только я не помню как…
Я немножко смутилась, не зная как порадовать Пер О. Мне казалось, что у него всё есть. Ну, всё-всё, что только я могла себе представить.
— А ты моя Нефе хочешь праздник? — в глазах фараона вновь появилась надежда.
— Да, великий, — мотнула я головой.
— Хорошо, устроим праздник в честь восхода Сириуса[4], — фараон встал и направился к двери внутрь дворца.
И фараон устроил праздник, и я впервые увидела столько всего для меня необычного.
Фактически, официально я была ещё никем, до того как фараон и его приближённые убедятся, что я и есть его переродившаяся жена. Мой статус был ещё не признан верховными жрецами, да и самим фараоном. И потому, быть рядом с ним на празднике я не могла.
И потому праздник я наблюдала с лучшего места, но вдали от Каа.
Во дворце готовились к торжеству, фараона облачали в праздничные, церемониальные одеяния. Слуги убирали его волосы под корону и наносили Уаджет[5]. Я же всё это время крутилась рядом, с любопытством за этим наблюдая. Я радостно, воодушевленно от предстоящего праздника, болтала без умолку. Детство было во мне в полном разгаре, мне шёл девятый год.
— Каа, а зачем всё это? — я ткнула пальцем в его корону на голове.
Фараон вопросительно выгнул бровь, а я продолжила.
— Зачем ты прихорашиваешься? — я засмеялась.
— Чтобы нравиться, чтобы все восхищались, — он ответил с улыбкой.
— Все и так знают, что ты великий… А мне ты больше нравишься без вот этого, — тут я чуть ли не ткнула пальцем в его нарисованное краской око Гора — Уаджет.[6].
— Пусть увидят своими глазами, так станет очевидно, — он был терпелив со мной.
— Тогда пусть Охан не стоит с тобой рядом, — произнесла я простодушно.
— Он выше, — пояснила я.
Фараон улыбнулся шире, и повернув голову посмотрел на побледневшего охранника. Тот уже успел поправиться и вновь приступил к службе.
— Охан, даю тебе новую должность. Теперь ты отвечаешь за маленькую великую царицу. Будешь служить ей и днем и ночью, — проговорил Пер О.
— И если для охраны этой непоседы, будут нужны ещё люди, бери хоть мешу[7], — добавил фараон и встал.
В сопровождении охраны и приближённых, Каа направился на торжественный выход из дворца. На площади собралось множество людей, они все шумно приветствовали фараона Верхнего и Нижнего Египта, громко произносились один за другим титулы повелителя Та-Кемет.
Проводив его взглядом, я повернула голову к Охану и проговорила:
— А что такое меша? А кто это непоседа?
Охан смотрел на меня и молчал, я подняла вопросительно бровь и подала плечами, как бы вопрошая, что не так.
Охранник пытался, но так и не смог сдержать улыбку.
— Великая, — он склонился.
— Моё имя Нефе, запомни это Охан, — я тоже улыбнулась.
Охан и ещё трое охранников проводили меня в небольшой красивый палантин, я села в него. И тут же четверо слуг подняли его и медленно понесли в сторону начинающегося праздника. Я восторженно наблюдала за происходящим, увиденное было впечатляющим.
[1]Календарь Древнего Египта основывался на трех сезонах — разлив, посев и жатва. Каждый сезон включал в себя 4 месяца по 30 дней и к 12 таким месяцам добавлялись 5 дней, что в конечном счете давало 365 дней в году.
[2]Жители Древнего Египта называли свою цивилизацию «Та-Кемет» или «Чёрная земля».
[3]Египтяне никогда не отмечали дни Рождения, поскольку для них это был обычный день и праздником он точно не считался.
[4]Древние египтяне всегда праздновали восход Сириуса. Математика была силой астрономов-жрецов Древнего Египта. Так, они с невероятной точностью определяли разливы Нила по восходу звезды Сириус после 70-дневного отсутствия.
[5]Макияж пользовался популярностью в Древнем Египте и что самое интересное, он интересовал не только женщин, но и мужчин. Несмотря на это, все равно косметикой преимущественно пользовались только представители знати.
Фараоны всегда прятали свои волосы от посторонних глаз под головным убором. Считалось, что обычные люди не должны смотреть на них.
[6]Уаджет — Око Гора мог рисовать только фараон, поскольку он считался сыном бога Ра и молодым богом Гором.
В Древнем Египте мужчины делали акцент на глазах, обводили их зеленой или черной краской, чтобы подчеркнуть размер и форму глаз. Измельченные пигменты зеленого малахита, смешанные с водой для образования пасты, использовались до середины Древнего царства, но затем были заменены стружкой, которая добывалась из минерала галенита в горных регионах Синая. Примечательно, что косметика для глаз была создана путем измельчения природных элементов галенита, малахита и других ингредиентов в порошок, а затем смешивания их с маслом или жиром до получения темной субстанции. В самую главную очередь подводка глаз и рисование стрелок имела терапевтическое значение для защиты глаз от развития инфекций на слизистой оболочке глаза, вызванных солнечным светом, пылью и опасными африканскими мухами. Также специальная подводка глаз с использованием свинца отводила солнечные блики отраженные от песка.
Но была и третья причина, медицинская. В составе краски для глаз египтяне использовали различные соединения свинца. Этот в общем-то токсичный металл в малых дозах стимулируют иммунную функцию млекопитающих. Так жители Египта защищали глаза от неприятных инфекций вроде конъюнктивита во времена, когда не было антибиотиков и противирусных средств.
[7] Меша — с древнеегипетского полк, в полках например фараона Рамзеса II выдвинутых против хеттского войска было по 3 роты в каждой по 200 воинов. Меши именовались именами богов — меша Ра, меша Пта, меша Сэта и. т. д
Глава 16
Египет 2899 год до н.э. Тинис, дворец фараона, через 10 дней после праздника восхода Сириуса.
Как только жрецы вычислили время для благоприятного путешествия фараона, мы отправились в плаванье по Нилу из Верхнего Египта в Средний. Фараон, его приближённые, и я с ними, направились в храм богине Хатор, чтобы убедиться в моём перерождении. Но я то была уверенна, что это последнии дни рядом с Каа, и не было никакого перерождения.
Это огорчало меня, мне понравилось быть сытой, одетой в дорогие одежды и красивые украшения. Мне понравилось спать вдоволь, не работать на солнце. Я довольна была тем, что кожа на моем лице перестала быть красной, а волосы хоть немного отросли. Разве может не нравится прохладный бассейн с ароматной водой? Или может то, что после него, Яххотен наносила масла на мою кожу и отрастающие волосы, должно было мне не нравиться?
Потеря всего этого страшила меня, но во время плаванья я уж почти смирилась с этим, как с неизбежным.
Черноглазая Яххотен плыла с нами, она опекала меня, помогала во всем. Именно тогда я спросила её, что это значит быть женой фараона. Яххотен как могла, старалась меня не напугать, потому я узнала только часть правды. Но и этот её ответ заставил меня задуматься, и немного насторожиться.
За разъяснением, я пошла к самому фараону. Почему это пришло мне в голову? Не знаю, откуда пришла ко мне эта решительность.
Я подошла к сидящему на мягком возвышающемся настиле Каа, в не подходящий момент. Рядом с ним стоял верховный жрец Удиму. Он недобро посмотрел на меня.
Почему между смуглым,тёмноглазым Удиму и мной возникла эта неприязнь, я не понимала. Но каждый раз когда его глаза смотрели на меня, мне казалась он готов ударить меня. Я боялась его, и никто, и ничто не могло заставить меня остаться с ним наедине.
Увидев меня фараон подал знак мне подойти, и повернувшись к жрецу, велел ему удалиться. Я заметила, как мелькнула на смуглом лице недовольство, но он тут же спрятал его и ушёл.
— Нефе иди сюда, сядь со мной рядом, — фараон показал рукой на мягкий настил.
Я устроилась рядом и проговорила:
— Он такой злой, почему ты его не прогонишь? — я махнула головой в сторону ушедшего жреца.
— Ты ошибаешься Нефе, он верный друг. Он помог мне, когда я потерял тебя. Удиму не предаст, а такое надо ценить.
Глубоко вздохнув, я склонилась и опустила голову на предплечье Каа. Сама не поняла, почему во мне возникло это желание. Каа сидел не шевелясь, и я вновь вздохнув, подняла на него глаза. Он смотрел на меня, потом немного улыбнулся и произнес:
— Ты ещё так мала… Пошли мне Амон-Ра терпения…
— А когда я выросту, стану твоей женой? И тогда ты поведешь меня на своё ложе…
Лицо фараона исказилось, недовольство волной прошлось по нему.
— Кто тебе это сказал? — голос стал жестким и холодным.
Напуганная я только и смогла прошептать:
— Никто, я сама…
— Не ври мне, — голос стал жестче, фараон ещё и ткнул в меня пальцем.
Я так напугалась, что даже ответить ничего не могла, только шевелила губами.
— Сама… — только и смогла выдавить из себя, у меня тряслись руки и ноги.
Предать добрую и уже любимую Яххотен я не могла.
— Повелитель, она мала… Прости меня…
За моей спиной раздался голос Охана, тот всё последнее время ходил за мной по пятам, будто моя тень.
Я не знаю, что произошло дальше, потому как сорвавшись с места, убежала.
Затаившись в укромном уголке, занавешенном полотном льна, тихо заплакала. Вскоре пришла Яххотен и стала меня успокаивать, я вцепилась ей в руку, боясь её отпустить. Именно в этот момент я поняла, что не всё о чём думаешь нужно произносить в слух, это может навредить близким и дорогим тебе людям.
Надежда на то что фараон не тронет Яххотен у меня была, потому, как я не выдала её. А вот что с Оханом?
Собравшись с силами, я отпустила руку черноглазой, и выглянула из-за занавеса, намереваясь идти защищать Охана. Но к моему удивлению, фараон так и сидел на настиле, но при этом улыбался. Охан стоял перед ним на коленях и что-то говорил. Какое то время я наблюдала выглядывая, но вскоре поняла, что Охану ничего не угрожает.